и мечники, немного выше их расположились многочисленные лучники, уже сейчас готовые к стрельбе по кораблям тамплиеров.
Враг — а в том, что перед ними был враг, сомневаться не приходилось — даже не собирался скрывать свои намерения, поскольку, видимо, хорошо знал о своём подавляющем численном превосходстве. Тем не менее, братья-рыцари, ранее неоднократно вступавшие в сражения даже в куда более неблагоприятных для них условиях, сохраняли полное спокойствие и продолжали внимательно всматриваться в ряды неприятеля, пытаясь поточнее определить его боеспособность, численность, состав и то, каким образом он собирается действовать.
На глаз выходило, что брат-сержант Жак Мотье был прав: вюртембергцев действительно было до полутысячи, причём половину из них составляли лучники, расположившиеся немного выше по склону, в то время как почти у кромки кручи, плотной стеной стояли пешие воины, вооружённые копьями и защищённые сплошной стеной из прямоугольных щитов. За пешим строем находились конные, по-видимому — рыцари, знаменосцы и конные сержанты, Их знамя действительно оказалось именно таким, каким его и описал Гуго фон Вайнгартен.
Белые плащи братьев-рыцарей ярким пятном выделялись на фоне сомкнувшихся вокруг них сержантов, в их чёрных, с красными крестами мантиях. Де Торнье взглянул на стоявшего рядом с ним Жака Мотье:
— Брат-сержант! Распорядись поднять наши паруса и флаги — скрываться и дальше нам нет никакого смысла!.. Я хочу, чтобы над нашими головами реял наш черно-белый «Босеан»!
— Будет исполнено, брат-рыцарь! — повернувшись назад, так, чтобы его было слышно на двух, следующих за их кораблём, шнеккерах, он прокричал, так громко, что был услышан всеми, находящимися на них воинами:
— Поднять паруса! Поднять боевые знамёна!
Заскрипели канаты, и белые с красными крестами паруса, наполняясь ветром, вздулись большими прямоугольниками, а через минуту, на верхушке мачты головного шнеккера развернулось чёрно-белое полотнище боевого знамени тамплиеров — «Босеана». Один из сержантов — закованный в броню знаменосец, в большом рыцарском глухом шлеме, поднялся на форкастль и стал позади рыцарей, в правой руке он держал длинное копьё с укреплённым на нём узким двухцветным баннером. Цвета заполоскавшего на ветру баннера были те же — чёрный и белый.
Бернар де Торнье, всё так же оставаясь лицом к противнику, не оборачиваясь, начал отдавать команды:
— Арбалетчики!.. — зарядить арбалеты! Сержанты!.. — запасные щиты на борта! Готовьте топоры, они пригодятся, чтобы нас не притянули крюка́ми — если зацепятся — рубите верёвки!.. — воины начали собираться на палубе, почти все они уже были вооружены и готовы к бою, некоторые распаковывали уложенные по-походному связки с арбалетными болтами, другие расчехляли боевые топоры, копья, проверяли свои мечи и фальшионы.
Не прошло и минуты, как де Торнье, посчитав, что для этого настало время, своим громовым голосом воскликнул:
— Во славу Господа! Босеан!
— Босеан! — боевой клич тамплиеров взревел над всеми тремя кораблями, и тут же они заполнились звуками подготовки к бою.
Залязгало оружие, затрещали навешиваемые на ограждения форкастлей и ахтеркастлей большие пехотные щиты, гремя доспехами, распределялись вдоль бортов тяжеловооруженные сержанты, каждый из которых держал в руке, на которую был навешан его щит, по одному или два коротких метательных копья. Боевые площадки форкастлей и ахтеркастлей заполнились арбалетчиками, вооружёнными короткими, с широкими прямыми лезвиями фальшионами и обитыми железом круглыми щитами-баклерами. Не теряя времени, они тут же начали высматривать себе первые цели для своих арбалетов.
На палубе головного шнеккера появилась высокая фигура брата-сержанта Годфри Шатильона, вооружённый щитом и лежащей на его плече большой булавой, он не спешил занять место в ряду своих братьев. Вместо этого, поймав взглядом утвердительный кивок Бернара де Торнье, он поднял к губам боевой рог и трижды, во всю мощь своих лёгких, протрубил протяжный боевой сигнал — теперь у противника, какие бы иллюзии он не питал, не должно было остаться никаких сомнений в том, что тамплиеры намерены сражаться.
После того, как замолкли последние звуки боевого рога, все уже были на своих местах, и на палубах шнеккеров наступила звенящая, напряжённая ожиданием предстоящей схватки, тишина.
Бернар де Торнье, вытащил из ножен свой меч. Держа его перед собой, как распятие, он упёр его остриём в палубу площадки. Окружавшие его рыцари и сержанты сделали то же самое и преклонили колено:
— Мы, рыцари и воины Христовы, славного ордена Бедных рыцарей Христа и Храма Соломонова, сразимся в этой битве, во славу Господа нашего Иисуса Христа. Мы сделаем это, не страшась ни греха, в поражении врагов наших, ни опасности собственной смерти: ибо убивать или умирать за Господа — не есть грех, а есть, напротив, могучее притязание на вечную бессмертную славу: убивая за Него, мы приносим Христу, умирая за Него — обретаем Самого Христа. Да будет сегодня щедр к нам Господь, принимая смерть врагов наших, и еще щедрей — отдавая Самого Себя на утешение, если падём мы в битве во Славу Его. Аминь!
— Аминь!..
Внезапно со стороны стоявшего на берегу отряда протяжно затрубил боевой рог, и от группы конных, вдоль берега, навстречу шнеккерам тамплиеров, поскакал одинокий всадник. Он щедро настегивал свою лошадь, из-под копыт которой вылетали и разлетались в стороны комья сырой земли. В своей правой руке всадник сжимал древко копья с развевающимся над его головой длинным узким жёлтым баннером, в полощущихся на ветру складках которого мелькали стилизованные изображения оленьих рогов.
Фон Вайнгартен, первым рассмотревший его плащ и надетую поверх кольчуги мантию, усмехнулся и уверенно сказал:
— Это герольд, братья-рыцари. Сейчас он потребует нашей сдачи…
— Ну да, это герольд… что ж, братья-рыцари, — в холодной усмешке Бернара де Торнье звучал металл, — послушаем хоть — с кем имеем дело,
Не доскакав несколько десятков шагов до идущего первым шнеккера, герольд остановил своего разгорячённого коня, развернул его назад и пустил шагом. Достав из висевшего через плечо футляра большой свиток, он развернул его и зычным, хорошо поставленным голосом, начал читать.
Произносимые герольдом слова хорошо были слышны на всех трёх кораблях, и каждый, из находящихся на них тамплиеров, даже не вслушиваясь, не упустил ничего из того, что было им провозглашено:
«Я, граф Эбергард Вюртембергский, по прозвищу Светлый, волею светлейшего короля Германии и императора Священной Римской империи Альбрехта Первого — полновластный ландфогт Швабии, объявляю вас — рыцарей, сержантов, оруженосцев и воинов преступного ордена Бедных рыцарей Христа
