Ждать пришлось долго. Он уже хотел дать отбой, но тут детский голосок сказал:
– Алё!
– Привет, – сказал Святослав, обрадовавшись, что не слышит слёз. – Как тебя зовут?
– Дина. А ты кто? Мы ходим вместе в садик?
– Нет. Я немного постарше. Хожу в школу.
– Классно! – пискнула девочка. – Но я тебя не знаю…
– Меня Свят зовут. И я могу звонить в любую квартиру, не зная номера.
– Классно!.. А как это?
– Хм… Смотрю на свет в окне, словно пытаюсь заглянуть внутрь, и набираю наугад номер. Два года назад мама пошла к подруге, а папа пришёл пьяный и не хотел ложиться спать… мне страшно, когда он пьяный, даже когда тихо курит на кухне… Я хотел, чтобы мама быстрей вернулась, но не знал номера тёти Светы. Только окно, оно через двор напротив нашего. Мама не звонила, и я взял телефон, забрался на подоконник. Я смотрел в окно напротив, очень хотел дозвониться, услышать маму, закрыл глаза и набрал номер. И услышал маму…
– Это сказка? – спросила Дина и захихикала.
– Наверное, нет.
– Теперь ты – мой друг… Ой! Мне надо идти, бабушка пришла…
– Пока, Дин. С Новым годом!
Гудки.
Святослав улыбнулся оранжевому окну, помахал свободной рукой.
Ещё один звонок – и пора. Он не хотел идти домой, но мама будет сильно переживать. Ждать их обоих – отца с вечеринки и сына из школы. Стоять у окна и смотреть в сумерки. Они очень похожи – он и мама. Разница лишь в том, что он помещается на подоконнике, так удобней ждать.
Святослав смотрел на горящие окна.
Очень многое хотелось рассказать человеку, который поднимет трубку. О своих друзьях, о слезах мамы, о новом рюкзаке, о ещё не украшенной ёлке, о рыжеволосой Оксанке с первой парты, которой он носил каждый день конфеты, но никогда не решался угостить…
Снова пошёл снег. Казалось, липкие жирные снежинки сыплются прямо из луны, из серебряной дырки в тёмном небе… из высокого окна. За таким окном может сидеть и смотреть на мир только очень мудрый и добрый человек.
Святослав нашёл в кармане самую блестящую монетку.
Он долго смотрел на полную луну, потом улыбнулся и, не отводя взгляд, набрал номер.
Когда не останется домовых
Посвящается Алексею Жаркову.
Мы всех победим, друг.
Не, ну точно.
Выбора ведь нет.
Если у вас с потолка течёт вода – какие варианты?
Не много, вы правы. И почти все связаны с соседями.
Но вдруг всё гораздо проще? Вдруг это мочится домовой? Мочится прямо на ваш потолок?
В большинстве случаев, так и происходит.
Потому что, когда домовой мочится на потолок (разумеется, вы его не видите, поставьте себя на место домового) – это всегда к несчастью.
К маленькому. Или побольше. Порой – очень большому.
В первом случае вам придётся затевать ремонт. Во втором долго судиться с соседями и спать в сырой постели. В третьем…
…звонить мне и Лёхе.
И тогда, какое-то время мы поживём у вас.
Возможно, очень долго.
Чтобы всё решить.
С одного бока на другой. Не помогало.
Когда я ложился ухом на подушку, то слышал отражённый пульс – словно кто-то осторожно ступал по хрустящему снегу. Сон не шёл. Не спешил, пройдоха, растворить ночные страхи, точно таблетку аспирина. Возможно, именно его шаги я и слышал – трусливо удаляющиеся, хрустяще-снежные.
За дверью бушевал холодильник. Тот, что в коридоре, запасной, набитый мясом и пойлом. Он рычал, ревел, стонал. В нём поочерёдно включалась бензопила, пытался завестись находящийся при смерти мопед, клокотала какая-то хриплая тварь, гудела перегруженная высоковольтная линия. А иногда все эти ребята исполняли хором.
Встать бы, да обесточить многоголосого подлеца, но я боялся, что окончательно спугну сон, и тот бросится наутёк во все ноги.
А потом зазвонил мой сотовый.
Это причинило мне неудобство. Напугало до икоты.
Потому что телефон лежал на стуле. Там же валялась задняя крышка корпуса, симка и аккумулятор. Всё по отдельности.
Телефон это не смущало. Он звонил.
– Лёх! – крикнул я. – Подъём! Началось!
Больше чтобы взбодрить себя.
Лёха не отозвался.
Я спустил ноги с кровати и поискал пальцами тапочки. Не нашёл.
Ну – ничего странного.
Началось ведь.
Я включил висящий на шее фонарик. Я часто сплю с фонариком. Особенно в чужих квартирах. Особенно на работе.
С чем только на шее мы не спали. Лёха так однажды даже с венчиком для взбивания. Безусловно, серебряным.
Чёртов мобильник продолжал звонить.
Я потянулся к стулу, чтобы нажать «сброс», но передумал. Не хотел касаться. Когда трезвонит сотовый без аккумулятора – это, знаете ли, нормальное желание. Точнее нежелание. С другой стороны, сотовый можно понять, – пройдя через километры дребезжащего конвейера и ненависть тысячи китайских рабочих, начнёшь названивать даже без динамика.
Я бросил на мобильник майку с изображением злобного клоуна из «Оно» Кинга, чтобы приглушить звук.
В тёмной прихожей подвывал холодильник, но уже потише. Почувствовал меня. Или что-то ещё. Луч фонарика выхватил лакированный журнальный столик, обувную полку, вешалку для зонтиков, ботинок, прыгающий в направлении кухни…
Я резко выглянул из-за откоса и заметил свои тапочки, скрывшиеся в предкухонном коридорчике. Если искать позитив даже в неприятных вещах, таких, как миграция обуви, то меня порадовал тот факт, что ботинки Лёхи колдыбали последними. Мои тапочки опережали их на три носка.
Я взялся за дверную ручку зала. Поддалась.
Уняв желание снова крикнуть, – хотя очень хотелось, чтобы разбудить самого себя и весь дом, – распахнул дверь и вошёл. В зале горел торшер – протекал жёлтым светом в углу.
Лёха сидел на продавленном кресле и…
Стоп кадр.
Я знаю, вам трудно сосредоточиться на событиях. Мешает один вопрос, преследует с самого начала моего рассказа:
«Насколько реально мочиться на потолок?»
Ответ:
«В это время домовой стоит на потолке».
Не устроит? Такая возможность допускалась с самого начала, но сомнения не развеяла?
Тогда, вот вам история:
Знавал я одного парня. Он много курил, а в итоге скурили его самого. Нет, не рак лёгких. А два демона-наркомана. Скурили не в буквальном смысле, а в эфирном. Забили душу парня в самокрутку из странички Евангелия от Иоанна и обдолбались «паровозиком». То есть скурили в буквальном для демонов смысле. Не для людей. Или домовых.
Но история не об этом.
Так вот, за двадцать лет до адской раскурки двенадцатилетний и ещё не курящий тогда парень поставил рекорд двора. Он запулил струю мочи на крышу бетонной трансформаторной подстанции. Прошлый рекорд тоже принадлежал ему – удалось помочиться за шиворот бомжу, прикорнувшему в положении «я стою, но никуда не спешу» в щели между гаражами.
Такая вот история.
Пуск кадр.
Лёха сидел в кресле под хищно-жёлтым абажуром и читал «Блаженные мёртвые» Линдквиста. Книгу он держал вверх ногами.
И, похоже, спал.
– Ты охренел? – полюбопытствовал я.
Лёха всхрапнул. «Блаженные мёртвые» всегда навевали на него сон.
Был бы у меня тапочек – запустил бы непременно. Но тапочки проводили совещание в районе кухни. Поэтому я просто выбил пуфик из-под ног друга.
Лёха уронил книгу и попытался залезть на спинку кресла.
– Ась? – спросил он оттуда, просыпаясь. – Началось?
– Я же кричал.
– Ты часто кричишь во сне.
– Давай-ка слазь.
– Чё там играет? – Лёха повёл головой, будто принюхивался к звукам.
– Мой мобильник.
– Так ответь.
– В нём нет симки.
– А чё мелодия такая стрёмная? Это же… Ария Люцифера в обработке хеви-метал? – Лёха глянул на меня, как на собаку, принёсшую вместо пластиковой косточки чью-то кисть.
