от щуки карася или с шумом взлетали жирные, набравшие за лето вес серо-коричневые кряквы и более мелкие буровато-рыжие чомги.
Дичи вокруг было много: не только птицы, но и животные нет-нет, да и появлялись на медленно проплывающих мимо кораблей пологих берегах. Некоторые из них, завидев шнеккеры и учуяв человеческий запах, моментально ретировались к ближайшему укрытию, другие — с опаской и в готовности сорваться с места — всё же осторожно спускались к кромке воды. Жажда и разделяющая их и людей гладь реки придавали им смелости и заставляли рисковать. Вот так, как, к примеру, небольшое — в пять шесть голов — стадо диких кабанов, с четверть часа назад напившихся прямо в виду у тамплиеров.
Возглавлял это стадо крупный матёрый секач, угрожающе посматривавший в сторону людей, пока несколько свиней, пара кабанчиков и дюжина поросят, шумно фыркая и мешая друг другу, пили воду на поросшем островками травы песчаном пляже.
Как и всех других замеченных ими животных, расположившиеся вдоль бортов и на площадках форкастлей наблюдатели оставили этого секача и всех его свиней без внимания, чем возможно вогнали клыкастого вожака в полное недоумение, но кто его знает: о чём там эта дикая свинья себе думала?..
Такое изобилие живности никого не удивляло. Как негромко заметил один из наблюдавших за берегом сержантов своему напарнику: «Не иначе, Тома, как мы проплываем чьи-то владения, где охота строго запрещена. Земли эти, наверное, принадлежат какому-нибудь местному барону или графу, а тот, судя по всему, уже стар или охотиться не большой мастер. Вот зверьё и выглядит таким непуганым и упитанным — не боится охотников… Нам бы, конечно, свежее мясо не помешало, устав разрешает охоту ради пропитания, да и на все местные запреты можно махнуть рукой, да вот только нам бы лучше нигде не задерживаться. Чует моё сердце, что нас на этой реке ждут другие развлечения, которые не сравнятся с любой охотой!..»
«Оно может и хорошо, что эти земли запретны для свободной охоты. Чем больше запретов наложили на эту землю владеющие ею сеньоры, тем меньше случайных людей мы можем здесь встретить. Нам лишние свидетели сейчас совсем не нужны. Эх!.. так бы и до самого конца пути, но мы же с тобой понимаем, что так спокойно долго не будет. Знаешь, брат Бертран, что я тебе скажу? — Тома повернулся к своему другу и, понизив голос почти до шёпота, продолжил. — Вот ты заговорил об охоте. Так эта самая охота как раз сейчас и идёт. Только она идёт не на зверей и не на птиц. Она идёт на нас, и хоть я и не боюсь никаких охотников, но от понимания того, что мы с тобой и все наши братья на этих кораблях вдруг враз стали дичью, на душе всё ж очень тяжело».
Бертран в ответ лишь молча кивнул и вновь повернулся к берегу. Хвала Господу — тот вроде как был всё так же безлюден. Никто — ни из прибрежных зарослей, ни из близлежащих реке рощ — не наблюдал, припав к земле или спрятавшись за стволами деревьев за тремя идущими один за другим шнеккерами, медленно, чуть быстрее течения реки идущими ближе к её левому берегу.
Находящиеся на палубах шнеккеров тамплиеры — те, кто был свободен от наблюдения за берегом и работы на веслах и с парусом — пользуясь тем, что вокруг всё вроде было спокойно, занимались своими нехитрыми делами.
С тем минимальным удобством, который они могли себе позволить, воины разместились на тюках с грузом или, постелив под себя сложенные попоны и прислонившись спиной к защищавшему от речной сырости борту, сидели на досках палубы.
Большая часть из них просто отдыхала, постепенно приходя в себя от недавнего боя с вюртембергцами. То, как стоявшие во главе их отряда братья-рыцари, не сходя со своего места, уничтожили на их глазах пять сотен хорошо подготовленных и прекрасно вооруженных воинов, не могло не впечатлить. Тем более, что то, как они это сделали, для всех оставалось совершенно непонятным. Что и говорить о том, что теперь, когда с вюртембергцами было покончено, они в своих мыслях снова и снова возвращались на несколько часов назад, туда, где вода и обвалившийся берег Дуная поглотили напавший на них отряд Конрада фон Штайна.
Другие же, понимая, что путь впереди не близкий и сегодняшняя встреча с теми, кто готов напасть на их корабли — скорее всего не последняя, осматривали и по необходимости чистили и затачивали своё оружие.
Делали они это молча и сосредоточенно, причём не потому, что в их привычках не было вести пустые разговоры — все они видели, как после окончания боя, троих из четырёх братьев-рыцарей, обессиленных, в полном изнеможении, с лицами, побелевшими как их котты, отнесли под покров парусинового полога. Все они до сих пор там и оставались. Помня об этом, тщательно проверявшие своё оружие тамплиеры понимали, что в следующий бой их сможет повести только последний из оставшихся на ногах рыцарей и самый молодой из них — Робер де Ридфор, а это значило, что впереди у них всё будет совсем не просто…
Была ещё одна часть тамплиеров. Её составляли не раз испытанные в боях и походах воины — в основном это были сержанты-конвенты. Невзирая на всё то, свидетелями чего им невольно пришлось стать, они решили не забивать себе головы объяснением увиденных чудес и невесёлыми размышлениями о возможном скором будущем. Разумно оставив всё это на неминуемый суд Божий, они дремали, завернувшись в одеяла и конские попоны. При этом, ни один из них не убирал далеко от себя оружие. Их копья, щиты и арбалеты лежали рядом, под рукой, в любой момент готовые к бою — ветераны здраво полагали, что на вражеской территории, когда любой встречный им человек, скорее всего, окажется врагом, в каждую следующую минуту что-то может случиться и вряд ли это «что-то» окажется хорошим…
В отсутствии ветра, корабли тамплиеров, выстроившись один за другим, неторопливо, подгоняемые вперёд исключительно одной лишь силой речного течения, двигались вперёд.
Русло Дуная, на этом участке пути, постепенно, почти незаметно, но становилось всё уже, и вот — через несколько часов такого неспешного движения, уже ближе к вечеру — за очередным изгибом реки, ещё достаточно далеко, но уже вполне различимо невооружённому глазу, появились башни
