Вот пока я так сидел, размышлял о судьбе своей печальной, медики на носилках один труп затащили, потом поверх него второй кинули, и третий до кучи. А куда их девать? Не гонять же за каждым жмуриком машину? Тем более что жмуры еще те. Я понимаю, там, какие приличные люди, а тут неопознанные девки да бандиты. И так доедут. Ну а мне-то что, я за свой десяток в ментовке всякого навидался.
Потом в салон врач заглянул, тот, что меня осматривал и укол делал.
— Как чувствуешь себя, боец?
И что я ему скажу? «Спасибо, ху…во»?
— Так… — говорю. — Знобит немного.
— Ну, это или адреналин отходит, или лекарство действовать начало. Вот таблеточка. Проглотишь. Пока ехать будем, попробуй подремать. Сон — самое лучшее из лекарств.
Хотел было я рассказать ему про сон, и про не сон, и про все остальное. Особенно про адреналин, какой он на вкус, откуда выделяется, каков его запах и вообще, прыгни разок затяжным, а потом, стирая штаны, все об адреналине и узнаешь.
Ехать предстояло час, не меньше, а посему я попробовал устроиться поудобнее и расслабиться. Все, что мне сейчас на самом деле хотелось, так это хлебнуть чего покрепче, уснуть, а проснувшись, узнать, что вся эта чудная поездка «на дачу к одному охламону», которого якобы накануне видели за рулем чужой тачки, сон дурной… И тут только я вспомнил о машине Филимоныча. Вот кому по-настоящему не повезло. Это ведь сейчас ему придется вызывать эвакуатор, потом все эти бумаги… От таких мыслей мне стало тепло на сердце. Так ему и надо. Нечего по утрам в понедельник за город мотаться. Хотя теперь работы точно на неделю…
Машина мерно покачивалась на ухабах проселочной дороги. Я и не заметил, как задремал, привалившись спиной к прохладной стенке. Однако сны веселья не прибавили. Я бы даже назвал их не снами, а кошмарами. И что удивительно, если обычно, проснувшись, я помнил, что видел во сне, то эти грезы, по-другому я назвать их не могу, едва отпечатались в моей памяти.
Помню, я куда-то бежал, с кем-то боролся. И что самое странное, все это время я страшно хотел пить. Я, собственно, и бегал по темным коридорам бескрайней коммуналки в поисках воды. Но из кранов сочился песок, а запечатанная бутылка лимонада, которая неведомым образом попала мне в руки, оказалась пуста. И в то же время я чувствовал — вода где-то рядом. Я ощущал ее свежий запах, слышал журчание. Но стоило мне оказаться рядом, кран был высохшим…
Вот такие милые сны.
Однако во всем этом самым неприятным оказалось пробуждение.
Машина очередной раз дернулась, и я резко открыл глаза. Мы были уже в городе. Но не это удивило меня. Спал и спал, и вот почти приехали…
Простыня, закрывавшая лицо одного из трупов, была сдвинута в сторону, и мертвый мальчишка стеклянными глазами уставился в потолок. Нет, не в потолок. На меня он уставился. «Да такого быть не может, — одернул я себя. — У нас врачи не ошибаются. Врач сказал: „В морг“, значит, в морг…» Интересно, сколько пацану лет было: пятнадцать, шестнадцать? Дальше под подбородком начиналось кровавое месиво — видно, туда попала одна из пуль омоновцев. С такой раной не выживешь. Кровь еще не засохшая, но уже потемневшая, сворачивающаяся…
И та же самая кровь на пальцах моей правой руки. Еще мгновение… Тот же вкус во рту. Я будто макал пальцы в кровь и обсасывал. Вот тебе и сон про жажду. Нет, раньше за мной подобной ерунды никогда не водилось. По крайней мере, я ничего подобного не замечал. Бывало, конечно, если перепьешь, то под утро сны про сортир снятся, ну тогда встал, и, как говорится, вперед. А здесь!.. Фу, пакость какая.
Я сплюнул, потом, наклонившись, вытер пальцы о простыню покойного и поправил ее. Так, чтобы лицо закрыто было. Нет, лично мне все равно. Мне потом, так или иначе, с этим кадром в анатомичке встреча предстоит, но сейчас… не хотел я, чтобы он смотрел, чем я тут занят. И тут же бросил я косой взгляд на окошечко, разделявшее салон и водительское место. Нет, никто за мной не подглядывал. Ни я, ни жмуры медикам интересны не были. Для них это рутина, мертвяков возить.
Машина снова тормознула. Приехали. Врач мне дверь отворил, вывалился я на свежий воздух. Холодно, ноги подкашиваются. Посмотрел налево, направо — прохожих не видно. Время еще раннее, часа три. Дети со школы уже пришли, а родители с работы еще не подтянулись. Скинул одеяло, отдал. Все-таки вещь казенная. И потом со всей скорости к парадной. Чего на улице голым торсом светить. Только вслед слышу:
— Вы сейчас чайку крепкого выпейте и спать ложитесь, а завтра как новенький будете.
«Спасибо» я уже прокричал, захлопнув за собой дверь подъезда. А дальше наверх, на свой четвертый. А этажи огромные, дом-то старый, построенный еще в конце позапрошлого века, а может, и того ранее. Только вот еще какая штука. Стоило мне в парадное заскочить, мне запах в нос так и шибанул. Нет, и раньше тут всегда пахло, только раньше я этот запах не замечал. А теперь меня аж перекосожопило. И ведь что необычно, для меня это был не просто запах, а смесь запахов, из которой я мог выделить каждую составляющую и для большей части определить источник. Вот это — запах сгнивших отбросов. Кто-то нес ведро мусора и обронил чуток какой-то гадости, а дворник так и не собрал. Вот это — запах сгнившей дохлой крысы из подвала. Вот аромат гнилых досок, а вот — краски, кто-то на первом этаже ремонт делает… Хотя какое мне до всего этого дело? Может, дело в разыгравшейся фантазии? Однако сейчас мне было не до самоанализа. Пулей взлетел я наверх. Два поворота ключа — и я дома.
Нина придет только в шесть, так что у меня была масса времени для того, чтобы привести себя в себя. В первую очередь душ. Нет… воды хлебнуть. Налил я себе стакан, хлебнул, и понял, хочу я не воды, а чего-то другого. Да и бог с ним… И только встав под холодные струи воды, я понял, насколько устал. Несколько минут водных процедур — и усталость, сонливость ушли.
Растеревшись махровым полотенцем, я занялся рукой. Повязка под душем размокла, и ее явно нужно было поменять. В первый момент я хотел было оставить все как есть до прихода супруги, пускай поработает. А потом подумал о следах укусов и о неприятном разговоре, который предстоит. Нина снова начнет уговаривать перейти в управление… Нет, уж лучше самому.
Полез я в тумбочку. Разложил бинты и всякие принадлежности. Взял ножницы, разрезал бинт. И… обмер. Что я ожидал увидеть? Ужасные шрамы, висящая клочьями кожа… Вместо этого: ровная белая кожа, никаких следов. Я недоверчиво потряс головой. Быть такого не может. Я помнил, как больно мне было, помнил, как хлестала кровь, как врач обработал рану. А теперь… не было даже шрама.
Стоп… Я встал, дошел до холодильника, плеснул ледяной водки. Выпил стопку. Потом вторую. Нет, алкоголь меня не брал. Я снова уставился на руку, потом на окровавленные бинты, которые срезал с руки. Пятна крови — на месте. Шрамов на руке — нет. Быть такого не может. Третья рюмка водки мысли не прояснила. Куда делась рана? А ведь даже шрама нет.
Я машинально собрал окровавленные бинты. Раны ведь определенно были, иначе зачем врач мне руку бинтовал. И эти кровавые пятна. Я отчетливо помнил, как они проступили на белых бинтах…
Глава 1
ДОРОГА ЗАПАХА
(из записок А. С.)
Этим мечом я убил уже шестьдесят или семьдесят человек… Головы этих негодяев я сварил и съел. Вкусом они очень напоминали свиные или бараньи головы.
Чжан Цисян. «Братья Бай и фехтовальщик»
Он был убийцей. Он чувствовал Запах Смерти. Сладковатый, манящий, ставший для него чем-то вроде наркотика. Убийца знал его с детства. В погоне за Запахом он стал Жаждущим…
Впервые он почувствовал Запах на далеком юге. Родители решили провести отдых на море и взяли его с собой. Тогда ему было шесть лет. С той поры он сначала подспудно, а потом осознанно стремился вдохнуть этот запах, понимая, что именно в Запахе Смерти сокрыт смысл его жизни…
* * *
Крым. Севастополь. Жаркий август.
Его еще не зовут Жаждущим. Ему всего шесть лет.
Бирюзовое море вздымает валы белой пены. Огромные волны обрушиваются на пустынный пляж. Нещадно палит солнце.
Водоросли зеленой полосой вытянулись вдоль берега. По водорослям идет мальчик. Он вдыхает терпкий запах гниения. Ему нравится ступать босыми ногами по мягкой, уже начавшей разлагаться массе. Вокруг роятся мухи. Сотни мух. Тысячи мух. Мухи тоже любят Запах Смерти, но мальчик не знает этого. Он играет. Он идет по зеленой полосе, протянувшейся вдоль берега. Взрослые, сидящие и лежащие в отдалении, не обращают на него внимания. Они загорают. Они не чувствуют Запаха Смерти, который манит мальчика; не видят его источник, спрятанный под водорослями.
Мальчик тоже не видит его. Но он чувствует Запах. Смерть притягивает как магнит. С каждым шагом мальчик все ближе и ближе. Полной грудью вдыхает он воздух, пропитывая Запахом свои легкие.
