— Привет, — вновь повторил я. — Я хотел поговорить с тобой.
— О чем? — голос его был таким же мягким и безвольным, как лицо.
— Ты в самом деле убийца?
Он кивнул.
— Да, я убил многих. Я же все рассказал следователю, — он говорил так, словно речь шла о чем-то эфемерном и отстраненном, до чего ему, в самом деле, нет никакого дела.
— Странно, ты не похож на убийцу.
— Я утратил частицу Искусства. Поэтому меня и поймали, — вздохнул Павел.
— Искусства? — переспросил я, не понимая, о чем идет речь.
Заключенный кивнул.
— Искусство владело мной, оно вело меня, указывая мне путь…
Тогда слова Павла показались мне бредом сумасшедшего. Я пожалел о своем решении прийти сюда, но делать было нечего. Нужно было довести беседу до логического завершения. Хотя выходило так, что передо мной было просто безумец. Но этот странный след, откуда он взялся?
— Расскажи мне об Искусстве, — попросил я.
— А что о нем говорить. Это государство не приемлет его…
— Ты называешь Искусством — искусство убивать…
Павел натужно хохотнул.
— Вы не понимаете. Вы все не понимаете. Искусство это… это… — он на мгновение замялся, пытаясь подобрать нужные слова. — Это — чудо, это — волшебство. Оно окрыляет.
— Есть много разных искусств: живопись, музыка, балет… Всего семь муз… Какую именно ты имеешь в виду.
Павел вновь хохотнул.
— Как вы все смешны. Вы ведь ничего не понимаете. Искусство, оно одно, и человек, наделенный им, много выше остальных. Все эти картины, скульптуры — лишь жалкий отголосок того, что может сотворить настоящий носитель частицы Искусства. — Глаза Павла на мгновение зажглись, лицо скривила маска то ли безумной боли, то ли наслаждения. — А вот я отступил. Вместо того чтобы пройти по пути Искусства, вместо того чтобы вытащить свой выигрышный билет, я предал свой дар. Я уничтожил в себе эту частицу… Именно поэтому я тут. Но парадокс в том, что это Искусство заставляло и помогало мне убивать, а теперь, когда я по собственной воле отрекся от него, я должен понести наказание за то, в чем невиновен.
— Но ведь ты убивал?
— Да, — кивнул Павел. — Но тогда меня вело Искусство, а теперь… теперь я словно выпотрошенная тушка. Я ничего не могу, ничего не хочу. Мир стал лишь тусклым отражением того мира, в котором я жил раньше… — И он замолчал.
Какое-то время в камере царила тишина. Не знаю, о чем думал арестованный, я же на мгновение представил, что случилось бы, лишись я своих новоприобретенных способностей? Я перестал бы быть самим собой. Не смог бы летать по ночам. Наносить ночные визиты несговорчивым подозреваемым. Кем бы стал? Обычным человеком, как и остальные. И как бы жил?.. Нет, я не смог бы жить так дальше. Я не перенес бы возвращение в обыденную повседневность из радужного волшебного мира, к которому прикоснулся самым чудесным образом, пусть даже это прикосновение и превратило меня в вампира.
— Ты тоже пил кровь? — невольно вырвалось у меня.
— Нет, — покачал головой Павел. — Я наслаждался Запахом Смерти. А ты пьешь кровь?
Этот вопрос застал меня врасплох. Сказать правду? А смысл? Врать? Но ведь я пришел сюда как раз для того, чтобы поговорить начистоту, чтобы все узнать?
Неожиданно Павел соскользнул с кровати, метнулся ко мне. И вот он уже стоял передо мной на коленях, пытаясь заглянуть мне в глаза.
— Ты пьешь кровь? — вновь повторил он свой вопрос.
— Да, — кивнул я. — Но я никого не убиваю.
— И ты не Посвященный?
— Посвященный?
— Ты не служишь ни Древним, ни Искусству?
— Древним? — снова переспросил я. — Кто такие Древние? Что такое Искусство?
— Если ты не знаешь, то лучше тебе и не знать, — заговорщическим шепотом произнес Павел. — Я… Я… — Он закашлялся. — Ты получил дар Ночного странника.
— Можно сказать и так…
— Викториан… — И Павел снова замолчал.
— Викториан? Кто такой Викториан? Древние, посвященные… Ты можешь толком мне рассказать, что к чему.
— А зачем? — удивился Павел. Потом, глупо захихикав, откачнулся от меня. Мгновение, и он вновь восседал на своей койке. — Зачем тебе знать? Ты хочешь стать Посвященным и провести жизнь служению Искусству? Или ты просто хочешь заглянуть за завесу неведомого, чтобы открыть другим слепцам истинные тайны мироздания и тем самым прославиться? И тот, и другой путь ведет к смерти… Ты… Ты пусти все на самотек. Пусть все будет, как будет. Плыви по течению. Если Древние захотят, они сами тебя призовут. Если нет… В любом случае — частица Искусства в душе — это великий дар. Ты должен беречь его, иначе ты кончишь, как я.
— Так почему же, зная все это, ты оказался здесь?
— Потому что я нарушил и преступил. Мне нельзя было отказываться от Искусства, нужно было жить с моим даром, служить ему… А я влюбился. Я боялся сорваться. Я спас ее… — Он еще что-то говорил, но голос его становился все тише, и слова невозможно было разобрать.
Если честно, то я ничего не понял. Искусство? Назовем это сверхспособностью, сверхсилой, тем, что отличает нас от простых людей. Но «посвященные», «Древние»? Этот безумец сказал то ли слишком мало, то ли слишком много.
Я шагнул к убийце, схватил за плечо, тряхнул. И вновь на меня уставились невинные, как у младенца, глаза.
— Ты хочешь, чтобы я все рассказал? Но я не знаю, что говорить… О чем ты хочешь услышать?
— Посвященные, кто они? — и я сильно встряхнул арестанта.
— Они те, кто обладает частицей Искусства и сознает это. Они стоят над людьми и живут по своим законам. Прячутся среди вас, только вы их не видите, не замечаете. Они, словно невидимки, но на самом деле они правят миром, верша волю Древних богов, когда те изволят обратить свое внимание на род людской.
— То есть это своего рода жрецы?
— Можно сказать и так.
Я задумался. Что-то не очень верилось мне в существование некой тайной секты, поклоняющейся невесть кому, ну а уж в существование богов я не верил и подавно. Хотя… Скажи мне кто-нибудь полгода назад, что вампиры существуют на самом деле, я бы хохотал с полчаса, а человека этого счел сумасшедшим. Ну а теперь, теперь я сам вампир, не отражаюсь в зеркалах, питаюсь кровью, летаю, вопреки всем физическим законам. И что? Это-то реально. А если верить безумцу, то существуют и другие, такие же как я.
— Ты не сомневайся, — все еще лепетал Павел. — Я тоже вначале считал, что я один такой. А потом я нашел таких же, как я…
— Тоже серийных убийц? У вас что, клуб извращенцев?
— Нет… нет… нет… Ты опять меня не понял. — И этот очередной переход с «вы» на «ты» взбесил меня.
Я вновь хорошенько тряхнул Павла:
— Говори!
— Нет… Мне не объяснить… Если… Ты сам все узнаешь… Рано или поздно…
— Мне нужно знать сейчас, — настаивал я.
Но Павел только покачал головой. И я понял: он — прав. Ну предположим, узнаю я, что мой сосед тоже не такой, как вы, а, к примеру, волк-оборотень. И что? Будем с ним по вечерам сидеть на кухне, пить водку и сетовать на злую судьбинушку, в лучших традициях героев Федора Михайловича? Ну уж фиг вам! Я получил то, о чем раньше и мечтать не мог, и использую эту силу по полной. И еще… займусь чем-нибудь полезным. Ведь, судя по тому, что я знал о вампирах, впереди у меня вечность. Почему бы не выучить, к примеру, французский язык? И приятно и полезно.
Однако все эти мысли пришли много позже, а тогда… Тогда я отпустил плечо Павла, отступил, понимая, что он прав, а я не в состоянии найти емкие аргументы, чтобы опровергнуть его уверенность.
Нет, я, конечно, мог еще раз навестить его, до того, как он повесился… Но так и не решился. А виной всему оказался сон.
Вернувшись домой после свидания с Павлом, я сильно призадумался. Мыслей, а точнее вопросов, было много, и ни на один из них я не мог найти ответ. Нужно ли мне искать этих самых «посвященных»? Как жить дальше? Ведь рано или поздно мое двойное существование могло открыться. А может, плюнуть на все, уйти с работы и… Нет, для существования в качестве вампира мне не нужны были деньги, но оставался вопрос с одеждой, вопрос оплаты квартиры и всяких необходимых мелочей.
Размышляя об этом, я прилег на диван, и мне приснился сон. Странный сон, однако я получил ответы на мучившие меня вопросы.
* * *
Это было странное место. Огромный зал, а точнее пещера, одна из стен которой была превращена в гигантскую лестницу, какие, наверное, бывают в греческих храмах. Она уходила на самый верх, и там темнело несколько отверстий — дверей. Гладкие стены были украшены странными барельефами. Однако сколько я ни всматривался, я никак не мог понять, что на них изображено. В зале было очень светло, хотя нигде не было видно источников света.
Я замер, оглядываясь. И лишь через какое-то время я рассмотрел темную фигуру, застывшую на середине лестницы. Это была женщина, красивая, но странная. Ее красота была неземной и совершенно холодной, словно это было вовсе не живое существо, а странное создание из слоновой кости, оживленное с помощью колдовства. Черные как смоль волосы были собраны на темени в толстый «хвост», свисавший ниже пояса. Ее одежды — ленты из черной полупрозрачной ткани, расшитой черными узорами волшебных цветов, скорее не скрывали, а подчеркивали прелести женского тела. А само тело, оно было от шеи до самых пят покрыто татуировками — странными надписями, сильно напоминающими арабскую вязь. И только когда незнакомка приблизилась, я понял, почему мое подсознание отказывалось воспринимать ее как живое существо. Она не была человеком! Ее глаза! Они были объемными. Зрачок выступал над белком, а в центре него темнело отверстие… Жуть. Я попятился, но тут дама заговорила, и я вздрогнул всем телом при звуках ее голоса, столь глубоким и проникновенным он был.
