— Но кого же ты убил недавно? — вдруг спросила его Иза. Вопрос этот как удар молнии поразил Будимирского, — он был как в столбняке несколько секунд, и на красивом лбу его налилась кровавая жила. Как удав смотрел он на Изу.
— Ты с ума сошла, — прошипел он наконец.
— Милый мой, да пойми же ты меня наконец. Ты не должен скрывать от меня ничего, ради твоей же пользы. Ведь я вижу кровь на руках твоих…
Будимирский дико оглядел свои руки, но несмотря на то, что кровь залила его мозги, он все же сообразил, что кровь на руках она видит глазами души, что она, действительно, видит его насквозь. Он начал приходить в себя, и мысль его быстро заработала. Ясно, что насколько эта красавица может быть полезна ему, настолько же и опасна… Так ли? Да он всегда может избавиться от нее. Нет, — всей правды он ей все равно не скажет. — Он засмеялся деланным смехом, желтым смехом, как говорят французы.
— Да, да… ты ясновидящая, — это я ясно вижу… Ха! ха! ха! Ну что ж, признаюсь… «Война жертв очистительных просит»… ха! ха! Ради дела пришлось мне недавно одного бедняка к праотцам отправить… Препятствием был, а я не терплю препятствий и устраняю их без колебаний… С твоею помощью я, быть может, буду устранять их другим способом… Но довольно об этом. Вижу, с тобой нужно быть откровеннее и буду…
Он не стал, однако, откровеннее. Оп подробнее лишь стал рассказывать свою воображаемую жизнь, свои планы и мечты.
Приближалось утро.
— Довольно, милый, довольно… Ты заплатил мне тем, чего я тебе не могла дать, — остановила его Иза, утомленная и грустная. — Ты знаешь факты моей жизни, но не понял меня, — я же жизни твоей не знаю, но… поняла тебя… Мирюсь с этим, бороться не могу, не смею. У вас, христиан, для таких случаев есть образное выражение: я тоже «понесу свой крест»… Ты мне назначен…
Это было слишком уж просто, чтобы Будимирский не понял, и… он захохотал.
— Это я-то крест твой? — Ну, такой крест легок… Ты с ним весело пробежишь ту «часть жизненного пути», о которой ты говорила. Фраза славная. Ты вообще поэтически выражаешься и книжно. Это хорошо. Ну, прости!
Иза холодно ответила на поцелуй и закрыла глаза прежде чем Будимирский оставил каюту.
Светало уже, но Иза не думала о сне, — сон не мог прийти в страдающую душу, — страдающую, но не ропщущую. Многовековая вера немногих избранных, свившая себе гнездо в высоких Гималаях, вера старцев-махатмов охватила ее, глубоко внедрилась в душе ее. Она покорилась судьбе. Он — великий преступник, убийца, зло мира, но Творцом предопределено идти с ним рука об руку, и она пойдет… Лишь бы короче был путь этот.
Долго ворочался и Будимирский на своей койке и задремал только к 10 ч. утра, когда его разбудил звон колокола, — «Тагасаго Мару» подходил к острову Гон-Конга.
Выходя на палубу, Будимирский не думал об Изе, — как встретиться с ней на берегу — между ними было точно условлено.
Осень давала себя чувствовать и в этих широтах; утро было холодное, дождливое; густая пелена тумана окутывала вершины высоких гор, обступивших бухту Гон-Конга, на крутых склонах которых разбросались амфитеатром многоэтажные каменные здания. Хотя и в закрытой бухте — волнение было сильное и на свинцовых волнах качались десятки больших океанских пароходов и тысячи китайских джонок и сампанов. В полуверсте от берега «Тагасаго Мару» отдал якорь, и пароход окружили дюжины две маленьких китайских лодок с полуголыми лодочниками, предлагавшими свои услуги. Не будь этих полуголых китайцев и японцев, Будимирский вообразил бы себя в Портсмуте или Плимуте, — такой английский отпечаток лежал на Гон-Конге. Через десять минут к стимеру пристала паровая комфортабельно устроенная шлюпка и перевезла пассажиров на берег.
Еще недоверчиво относившийся к откровениям Изы, к ее «фокусам», Будимирский не придал значения тому, что почти рядом с ним в шлюпке заняли места безличные японцы, — Гон-Конг для стимера японской компании являлся конечным пунктом, и здесь все должны были высадиться… На юте, над тентом расположилась и Иза, задрапированная черной кружевной мантильей. Только чудной красоты черные глаза ее виднелись из-под кружева. Когда на берегу Будимирскому пришлось сесть в открытый плетеный паланкин из индийского тростника, он на вопрос кули, куда нести его, памятуя совет Ситревы и как условился он с Изою, приказал отнести его и прислать багаж в «Hong-Kong Hotel», оказавшийся на Pedder Street, на углу неизбежной Queen's Street, в ста шагах от пристани, у которой ошвартовалась шлюпка.
Гон-Конг показался здесь Будимирскому еще более английским, чем с палубы парохода, — направо показалась английская почтовая контора, далее — неуклюжая английская колокольня, налево — массивный отель, напоминающий «Cosmopolitan Hotel» в Нортумберланде, авеню в Лондоне, повсюду же пестрели английские вывески: «Public House», «English Book-Store», «English Pharmacy», «Drinking Bar», «Gin», «Brandy»… Кабаков в особенности было много. «England for ever!» подумал Будимирский, вылезая из паланкина у монументальных дверей гостиницы.
Толстый швейцар в белой ливрее и четыре китайца-лакея предупредительно высадили Будимирского и повели в обширный прохладный hall, где гостя встретил управляющий-англичанин.
— Я имею честь говорить? — начал он вопросом. — «Майкель Найт… миссионер…» — высокомерно протянул Будимирский, которого сразу вдруг покоробило, когда он услышал, что «согласно его телеграмме из Тиен-Тзина аппартамент для него готов, обширный, прохладный и отделенный от прочих…»
«Еще штука Ситревы» понял Будимирский, план которого состоял именно в том, чтобы оставаться возможно менее на виду в Гон-Конге, теперь, по крайней мере. Он сознавал, впрочем, что большинство его стараний в этом направлении разобьются о молву, которая распространится: о нем в Гон-Конге сейчас же, как только он появится в банке, чтобы получить деньги или перевести их на европейские банки.
Призвав на помощь все свое хладнокровие, он последовал за управляющим, который провел его во второй этаж флигеля из четырех комнат, отделенных большим коридором от главного здания. В уборной все было готово, и через полчаса «миссионер», умывшись и переодевшись, сидел за breakfast'ом, за традиционной ветчиной и яйцами и, прихлебывая чай, читал местные «China Mail» и «Daily Press».
— Come in! — откликнулся он на стук в дверь. Вошел управляющий.
— Директор «Англо-китайского банка» просит разрешения представиться вам, сэр!
— Просите, — ответил Будимирский, крайне взволнованный этим неожиданным посещением.
— Джемс Солтер! — отрекомендовался ему весь в белой фланели представительный джентльмен с выхоленными бакенбардами, почтительно, но с достоинством усевшийся перед Будимирским в кресле.
— Вам, сэр, предстоит сделать у нас в банке распоряжение относительно весьма крупных капиталов. Операции такие не каждый день, могу сказать, не каждый год повторяются… Но у нас все готово, согласно предварительной депеши нашего уважаемого клиента… Благоволите показать ваши аккредитивы или чеки, — нам нужно удостовериться лишь в подлинности того псевдонима, которым должны быть подписаны документы.
«Ага! Для них "Ситрева" — псевдоним, — как это, однако, ловко устроено все у них и… какие они дураки» думал Будимирский, направляясь в другую комнату, где снял с себя «черед» и достал оттуда чеки, подписанные Ситревой.
«Пайн думает, что назначение этого громадного капитала — подозрительно, — думал в это время директор банка, — но прав или нет мой компаньон — для нас безразлично. На переводах и разменах мы наживем громадный куртаж, тогда как до сих пор капитал нам не давал ничего, да и в Европе он не минет наших рук, — операции все будут производиться у наших же агентов и растаять капитал такой скоро не может».
— Совершенно верно, сэр! — заметил банкир, сверив подписи на чеках, и добавил: — Я надеюсь, что вас не стесняет моя предупредительность, но я полагал, что вы не пожелаете излишней болтовни относительно предстоящей вам операции… Pick-pocket'ов и здесь не мало.
«Ну, мой милый, ты не о карманных ворах беспокоишься» подумал Будимирский и, пожав плечами, заметил, что, пожалуй, банкир прав.
— Клерк, на скромность которого вы можете положиться, с книгами и документами здесь. Вам стоит лишь указать, на какие города переводите и какое количество денег вам угодно взять наличными.
— Я не тороплюсь с этим, потому что думал некоторое время отдохнуть здесь, — остановил его Будимирский.
— Мера очень благоразумная, сэр, ввиду… указанных мною уже опасностей, и именно поэтому я рекомендую вам теперь дать ваши приказания. Затем, когда в вашем присутствии здесь никто не будет видеть ничего особенного, вы уедете, когда вздумается, не предупреждая даже.
Будимирский, недолго подумав, оценил этот совет, и клерк был позван. «Странно, — он точно за меня думает, как замести следы» подумал Будимирский, расписываясь в книгах и диктуя клерку имена различных лиц (чьи паспорта имелись в запасе у авантюриста, получателей по чекам). Впрочем, два крупные чека на Париж и Лондон написаны были на имя «жены поручика Бушуева, Изы ди-Торро» и несколько мелких на предъявителя. На имя Майкеля Найта не было ни одного чека, наличными же он попросил доставить ему в банковых английских билетах лишь 5000 фунтов.
