От могилы вело несколько троп, она выбрала ту, что на первый взгляд казалась более натоптанной. Через несколько минут она вышла на берег реки. Размокший откос отвесно сходил к мутной, желтой воде. Тропа же уводила вправо, где на стадий дальше берег спадал к широкому броду, ведшему по ту сторону реки на овальную площадь с несколькими десятками деревянных домишек. Одно из острожских сел, лен Бербелеков. Уже дымились трубы, меж строениями управлялись люди. Аурелия поднялась повыше, к деревьям и села на поваленном стволе, почти укрытая в зарослях. Отсюда она могла в безопасности следить за земной жизнью. Часто это было главным и единственным ее занятием, когда она путешествовала со стратегосом сушей, морем и воздухом через половину планеты, — отступала в тень и смотрела, слушала. Целыми днями и ночами не могла заняться ничем другим. Пусть бы даже и хотела поговорить — никто бы ее не понял; не понимал ее никто даже среди тех, кто знал греческий.
Ведь и с эстлосом Бербелеком ей не дано было увидеться в Остроге. Зато через Портэ она узнала, что они ждут только возвращения «Ломитучи», что у стратегоса оговорена очередная встреча — тоже с королями? Гасер Обол намекал на массовую переброску двух Колонн африканского Хоррора к границам Вавилона. Неужели стратегос и впрямь готовится к лобовой атаке на Семипалого? Без помощи Эгипта, без помощи Эфремовых измаилитов и князей Инда, без перемирия с Македонией? А может, он уже получил необходимую помощь? Но ведь нападение должно начаться с чьих-то земель. С чьих? Или он рассчитывал, что Навуходоносор подчинится? И это сейчас, когда Гипатия держит в неволе Лакатойю?
Беспокоило ее не то, что она не могла прозреть планы стратегоса — ибо потому-то он и был стратегосом, чтобы создавать планы, которых иным не прозреть, — но то, что за эти несколько дней между пробуждением Аурелии и возвращением «Ломитучи» эстлос Бербелек ни разу с ней не увиделся. На миг она даже подумала, что Яна-из-Гнезна может оказаться права, — и понимание, что она вообще открылась подобной мысли, на несколько часов выгнало Аурелию в острожскую пущу, где она не должна была выносить ничьего взгляда, где стыд был только ее. На Луне она яростно бегала бы по жженникам и пироснищам до полной потери сил — тела и сознания; здесь медленно бродила тенистыми ручьями и оврагами, стараясь не вызвать пожара. Встретила нескольких охотников. Наверняка еще больше их замечало ее, оставаясь невидимыми. Аурелия приветственно поднимала пустые руки. Здесь о ней уже тоже рассказывали страшные сказки? Может, король Казимир был прав. Ведь, если бы Госпожа ей запретила — голосом любого из своих гегемонов — Аурелия не полетела бы с Бербелеком. А значит, Госпожа хотела, чтобы Аурелия сопровождала на Земле Стратегоса Лабиринта.
В Остроге они видели ее чаще прочих: охотники и звери — которых, не будучи нимродом, она не могла вовремя заметить и распознать, особенно хищников: сверкающие очи во мраке и внезапные шорохи в зарослях. Леса Святовида полнились зверьми, дикими, наидичайшими, с морфами, не тронутыми человеческим существованием, бесцельными, служащими лишь целям Леса. Вскоре она поняла, что это невозможно разделить — Святовида и лес, — что не различали их и сами вистульцы. То и дело она натыкалась на вырубленные ими грубые истуканы, тотемные столпы, будто оси вращения вихрящейся зелени, воткнутые тут и там согласно тайному плану, в неизменном узоре вот уже тысячелетия — печать антоса Святовида, но старше самого Святовида. Она вспомнила одно из богохульств Антидектеса: боги не существуют, но существуют их Формы, готовые наполниться первой попавшейся Силой, родившиеся вместе с рождением человека.
Во дворе, кроме десятка хоррорных, Яны и стратегоса со слугами — а тот, казалось, совершенно не покидал своих покоев в восточном крыле, — бродило лишь несколько старых вистульцев, с которыми Аурелия, понятное дело, никак не могла поговорить. От Портэ она знала о некоей престарелой «госпоже двора», чьи комнаты находились сразу под Иеронимовыми, — скорее всего, это та самая эстле, которую она видела в ночь второго пробуждения.
Аурелия встретила ее еще раз, в последнюю ночь.
Сразу после заката прошел дождь; Луна заглядывала в лужи на подворье, чудесное зрелище. Сидя на каменном столе под дубом, Аурелия ела Святовидовы грушки и наслаждалась воздухом после ночного ливня — знала, что не сумеет передать в словах этот запах, когда вернется домой.
Косточки от груш сплевывала под камень колодца.
Седовласая эстле возникла из тени сада. Рукава ее платья высоко закатаны, руки измазаны черным, экзотический свет Луны сгущал все цвета. Старуха встала у колодца, толкнула «журавель», опуская ведро в глубину, дерево громко скрипнуло. Аурелия смотрела в молчании. Эстле вытащила бадейку и склонилась, умывая руки. И тогда Аурелия наконец распознала тот цвет, отблеск той черноты.
Она соскочила со стола.
Эстле оглянулась на нее.
— Это ты.
— Для этого ты их и держишь, эти стаи псов.
— Аурелия, да?
— Кто это был?
— Моя дочка. Подойди.
Аурелия подошла.
Эстле встряхнула ладонями.
— Береги его.
— Берегу.
— Никогда после он уже не был собой. Ее одну любил. Не верь в то, что сейчас о нем говорят.
— Кто —
— Эстле Орланда Слюва из Москвы. Но умру я здесь, в Остроге.
Она опустила вниз рукава платья, отставила ведро. Вблизи Аурелия видела многочисленные темные пятна на старой материи, вся юбка была в крови — верно, как и во время первой их встречи, но тогда Аурелия не обратила внимания.
— Это нисколько не поможет, эстле.
Эстле Орланда уже даже не смотрела на лунницу.
— Ее разорвали, — напевно бормотала старуха своим молодым голосом. — Он научил ее охотиться, брал с собой, я думала, что…
— Да?
— Все изменилось, — она заморгала. — Гляди. Ты горишь.
— Эстле.
— Ты должна его беречь, он когда-нибудь вернется сюда, уже после моей смерти, но вернется к себе, никто не рождается стратегосом, моя Аурелия, никто не рождается виктором и тираном.
* * *
— В этом случае я был бы безумцем! После того, что мы пережили надо Льдом!.. — крикнул Омиксос Жарник. — Взгляни на тех птиц, эстлос. Если сойдем еще ниже, эфир не выдержит, ладья распадется.
— Однако ты уже причаливал даже к поверхности Земли, на несколько десятков часов, — заметил стратегос Бербелек. — Да и надо Льдом ты шел всего в полустадии.
— И во второй раз такой ошибки я не сделаю, — отрезал гегемон «Уркайи».
Аурелия взглянула вниз, сквозь ураниосовый пол каюты гегемона в голове «Уркайи». Обращающийся корпус ладьи (крылья сложены, хвост вытянут) отделяло от пестрых джунглей почти два стадия. Они летели с юго-запада. Если верить картам стратегоса — истрепанные пергаменты эстлоса Бербелека закрывали половину пейзажа, — если им верить, они находились как раз над географическим центром Африканского Сколиодои, пятьсот стадиев к югу от Черепаховой реки, восемь тысяч от побережья Западного океаноса. С такой высоты положение центра можно было прекрасно оценить и невооруженным глазом, поскольку вместе с загустением Искривления джунгли утрачивали форму джунглей, в них уже не главенствовала зелень, на самом деле не главенствовал уже ни один из цветов, они смотрели с высот в хаотическую мешанину всех возможных красок и оттенков, в болезненный для глаз лепет света. Росли ли там еще хоть какие-то деревья? Невозможно сказать. Скалы, растения, звери, вода, огонь, движение или недвижность, образ или безобразность, облака твердого воздуха или дома и статуи из дыма и пламени — прищуриваешь левый глаз и видишь что-то иное, прищуриваешь правый глаз — и тоже видишь что-то иное, закрываешь оба — о, возможно, это и есть правда!
Вот уже который час они летели по небу над Сколиодои, встряхиваемые порывами внезапных ветров, что выплевывались Искривлением, неторопливо поворачивая согласно энергичным приказам стратегоса: чуть к северу, чуть к востоку — здесь, здесь, смотрите, здесь разыграется самая трудная битва, осада. Аурелия прижимала лоб к теплому эфиру, вытянувшись на голом полу, заслоняя глаза руками, чтобы поглубже заглянуть в разноцветный хаос под «Уркайей». Воистину, это не шло ни в какое сравнение ни с Ледяным Сколиодои, ни с куда более слабыми адинатосовыми плацдармами, обнаруженными на одиноких островках Восточного и Западного океаноса, столь крохотных, что они не имели названия, не были описаны ни в каких периплах. На вопрос же, откуда у него настолько точные карты океаносового Сколиоза, стратегос признался, что их вот уже несколько лет как составила Дева Вечерняя, опираясь на собранные ею донесения о новых морских тварях и на полученные от океаносовых пилотов сведения о течениях; именно затем она и посетила все крупнейшие порты Европы. Аурелии лишь теперь пришло в голову, что какоморф, атаковавший корабли крыс, не мог оказаться неожиданностью для эстлоса Бербелека; что эстлос Бербелек, скорее всего, специально выбрал такое место для встречи. У него были карты.
