Мама почти никогда не рассказывала ей о своем детстве. Значит, ее тоже травили? И потому у нее стал такой характер? Может, в детстве она была как Анна-Карин? И те, кто над ней издевался, надломили и навсегда искалечили ее душу?
«Твою мать всегда тянуло к парням, которые ничего не могли дать ей взамен».
Может, она чувствовала, что недостойна лучшего?
«А как это повлияло на меня? — думает Анна-Карин. — Смогу ли я когда-нибудь освободиться от ненависти? А если нет, стану ли я такой же, как мама?»
Потому что ненависть в ней все еще жива и иногда вскипает, грозя перелиться через край. Тогда ей очень хочется прибегнуть к магии. Но она ни разу не поддалась искушению. Не из-за Совета и его расследования, каким бы страшным оно ни было. Нет, она держится ради остальных Избранных.
Ради Ванессы, которая сейчас под стульями, тайком передает бутылку Мишель и Эвелине. Анна-Карин даже со своего места чувствует запах алкоголя.
Ради Линнеи, которая сидит в группе неформалов, рядом с девочкой с ярко-синими волосами и то и дело смотрит в сторону Ванессы.
Ради Мину. Мину, которая сидела одна, пока не пришел Густав Оландер и не сел рядом с ней. Анна-Карин пыталась поговорить с ней. Она по себе знает, каково это — бояться самой себя, своего дара, своей силы. Но Мину отказывается откровенничать с Анной-Карин. Она отстранилась от всего мира.
Анна-Карин делает это даже ради Иды. Иды, которая с четвертого класса влюблена в Густава. Которая любит коня по кличке Троя. Эти ниточки ведут к другой, более человечной Иде, и Анна-Карин должна держаться за них.
Говорят, сестру не выбирают. Избранницы тоже не выбирали друг друга. И так же, как сестры, они вынуждены учиться жить рядом друг с другом.
* * *
Эвелина и Мишель пьяно орут в уши Ванессе, каждая со своей стороны, ни дать ни взять — два огромных пьяных наушника марки «Мишель-Эвелина».
— Пошли с нами! — галдят они.
— Но я не хочу в туалет, — смеется Ванесса.
— Пошли! За компанию! — кричит Эвелина и пьет сидр из горлышка бутылки.
Ванесса снова смеется.
— Я тут подожду, — говорит она, подталкивая их к кустам у подножия Ульсоновского холма.
Она садится на корточки рядом с лежащим Вилле. Мехмет, Лаки, Юнте и остальные тоже здесь. Из маленьких портативных колонок гремит музыка. Ванесса целует Вилле, он отвечает на поцелуй, и все, что она хочет знать о них двоих, есть в этом поцелуе. Все еще наладится.
— Зырь, какая старуха, — говорит Лаки.
Ванесса неохотно отрывается от губ Вилле и поднимает глаза.
На тропинке стоит и курит Мона-Лунный Свет. Сегодня на ней коричневая замшевая куртка с бахромой, на ногах сапоги. Со шпорами. Правда, со шпорами.
Мона-Лунный Свет смотрит прямо на Ванессу. На ее губах появляется едва заметная улыбочка. Это явный вызов. Ванесса поднимается, покачнувшись на каблуках, и поправляет огромный бант у выреза платья.
— Ты чего? — спрашивает Вилле.
Ванесса хихикает, в голове у нее слегка шумит.
— Я сейчас приду, — отвечает она.
Она подходит к Моне и останавливается почти вплотную к ней. Мона отступает на шаг.
— Угостите сигаретой? — спрашивает Ванесса.
Мона прикуривает сигарету и протягивает ей. Они курят и смотрят друг на друга. Сигареты у Моны крепкие, на вкус — как засушенные и перемолотые старые шерстяные носки.
— Вы чего-то хотели или просто так? — спрашивает Ванесса.
Эвелина и Мишель, словно полоумные, ржут в кустах.
— Давно я тебя не видела, — говорит Мона недовольно.
— А нам, может, больше не нужны ваши услуги.
— Сейчас не нужны, потом понадобятся. Вы еще не поняли, насколько у вас сильные противники?
Но ей не удастся запугать Ванессу, именно сегодня Ванесса решила наплевать на все: на ответственность, на мысли о конце света, на раздумья о Никке и обо всем остальном зле, что есть в мире. Сейчас у нее летние каникулы.
— Вы еще забыли сказать про то, что я скоро умру-у-у-у, — говорит Ванесса.
Она обнаруживает, что язык у нее заплетается, и это ей не нравится. Эффект от сказанного пропадает.
— Плохо вас учили в школе для гадалок! Как видите, я живу и пока помирать не собираюсь, — добавляет она.
Мона смеется своим клокочущим смехом.
— А я, может, не сказала тебе всей правды об этом знаке, — говорит она.
— Понятно! Когда гадания не сбываются, вы пытаетесь толковать их по-новому!
— N'Geadal действительно означает смерть, — добавляет Мона. — Но смерть может также обозначать крутой поворот, перемены. Когда ты оставляешь что-то за спиной и начинаешь жизнь сначала. Так сказать, рождаешься заново. Жизнь переворачивается вверх ногами, и приходится все переоценивать.
Мона придвигается ближе к Ванессе, подставляет губы к самому ее уху. От запаха сигарет и благовоний Ванессу начинает подташнивать.
— В твоем случае n'Geadal находился совсем рядом с muin. Знаком любви.
Мона снова отодвигается от Ванессы и выдувает облако дыма ей в лицо.
— Хорошего лета, — говорит она и топает прочь.
Ванесса стоит на месте в облаке сигаретного дыма.
— Вы чего там? — кричит Вилле.
Ванесса смотрит в спину Моне.
Хмель почти прошел. Ванесса бросает на землю вонючую сигарету, затаптывает тлеющий окурок и оборачивается.
Канал сверкает в солнечном свете. На другом берегу видна церковь. Кладбище. Ванесса знает, что ей надо сделать.
— Несса! — кричит Мишель из кустов.
Но Ванесса уже далеко.
* * *
Мину идет через кладбище, держа в руке сложенный вчетверо конвертик с оценками. Высшие баллы по всем предметам, кроме физкультуры. Как всегда. Но Мину не чувствует обычного облегчения. Скорее воспоминание об этом чувстве.
Когда все обнимались и желали друг другу хорошего лета, она выскользнула из класса и пошла к ручью, который снился ей сегодня ночью. Умом понимая, что это невозможно, она все равно надеялась, что Ребекка будет ждать ее там.
У ручья Ребекки, конечно, не было.
С тех пор как Мину пропустила через себя душу Ребекки, в ней поселилась детская надежда, что подруга вернется. Оттуда, где она находится сейчас.
Когда в поле зрения оказывается могила Ребекки, Мину видит, что впереди кто-то стоит. Только не у могилы Ребекки. У могилы Элиаса.
Это Линнея.
Мину останавливается и решает повернуть обратно. Но тут Линнея оборачивается и видит ее.
— Привет! — кричит она.
— Привет, — отвечает Мину и подходит ближе.
Линнея держит в руках букет красных роз, все еще упакованных в целлофан.
— Я их украла, — говорит Линнея. — Это как бы традиция. Элиас тоже таскал для меня цветы. Однажды он заявился ко мне домой с целым ящиком цветов из «Monique».
Мину улыбается. Так странно. Она уже почти забыла, как это делается.
Линнея садится на землю между могилами Элиаса и Ребекки.
— Директор все знает, — продолжает она. — Знает, что это был Макс, знает, что это мы положили его туда, где его потом нашла полиция. Даже знает, чем мы занимались у Николауса.
До Мину не сразу доходит, что сказала Линнея. Что за привычка — выпаливать суперважные новости без предупреждения!
Мину только собирается возразить Линнее, как вдруг понимает, что ее слова многое объясняют.
Тот странный взгляд, которым директриса посмотрела на Мину зимой в парке, на самом деле был взглядом поддержки. Адриана Лопес была вынуждена передавать им указания Совета. Поэтому она запретила им преследовать Густава. Но она все время знала, что они делали, и не вмешивалась. Она проглатывала их ложь, их увертки. Догадывалась, что девочки занимаются самостоятельно. И когда Макс впал в кому, ей было несложно восстановить в уме все остальное.
— Когда она поняла это? — спрашивает Мину.
— Довольно давно, — Линнея ковыряет пучок травы носком ботинка. — Я рада, что ты пришла сюда. Я давно хотела поговорить с тобой об одной вещи, но не знала, как сказать… То, что случилось в столовой. Ты не можешь больше держать это внутри себя. Это убьет тебя, уже убивает.
— Что ты имеешь в виду? — бубнит Мину.
— Ты любила Макса. Он был убийцей. Но ты любила его. Такое даром не проходит.
— Как только я узнала, что он…
— Я знаю, — перебивает Линнея. — Но до этого ты его очень сильно любила. И тебе наверняка было очень плохо, когда ты узнала, что он сделал. Я бы с ума сошла, если бы поняла, что торчу от убийцы Элиаса!
— Это уже в прошлом, — говорит Мину.
— О'кей, пусть в прошлом. Допустим, что это так, — соглашается Линнея. — Но черный дым пока еще в настоящем.
Мину смотрит на нее в упор. Линнея знает такие вещи, о которых она никому не рассказывала.
— Я знаю, ты от всего этого в шоке, — говорит Линнея. — Но оттого, что ты молчишь, лучше не станет. Вместе мы, может, смогли бы найти ответ, почему твоя магия так похожа на магию Макса и почему никто другой не мог этого видеть.
