Раван, тот стражник, который убежал с улицы Грез, сжал в руках мушкет с прикрепленным к нему штыком и попятился, затравленно озираясь. Один из каннибалов, оскалившись, бросился на него, однако тут же был отброшен назад ударом приклада. И тут же Раван вонзил штык в грудную клетку. Туда, где должно биться сердце. Напавший пошатнулся, но выстоял, уставившись на Равана. И тому на секунду почудилось, что нападавший насмешливо улыбается. Раван тут же отпустил ружье и попятился, спиной наткнувшись на какое-то препятствие. Мигом обернулся.
Перед Раваном, пошатываясь и рыча, стоял, держа в одной руке алебарду, Жастин. Топор волочился за стражником по мостовой, звеня от ударов о камни. Мундир сержанта был заляпан бурыми пятнами крови, а из шеи был вырван огромный кусок плоти. Жастин вцепился в мигом побледневшего Равана, впившись заоравшему в лицо. Сержант выполнил свое обещание найти и убить предателя и беглеца.
Анри разрубил одному из напавших голову, и оттолкнул тело пинком сапога. Тяжело дыша, осмотрелся. Из трех десятков гвардейцев на ногах стояло лишь пятеро. Многие каннибалы уже сидели на карачках, облепив лежавших на земле орущих стражников, с рычанием вгрызаясь в еще теплую плоть. Остальные нападали на гвардейцев. Причем, делали это весьма своеобразным способом: пытались ухватить гвардейцев своими цепкими руками. А вот если хватали, то уже не выпускали свою жертву ни при каких обстоятельствах. Всё закончилось за пару минут. Нападавших было слишком много.
— Отходим, — скомандовал Анри. — Фигаро — беги со всех ног к ратуше. Скажи звонарю, чтоб бил тревогу. Вольтер, — капитан поискал глазами в толпе юного курьера. И, с облегчением заметив отбивавшегося от одного из каннибалов юношу, крикнул: — Седлай коня. Скачи в сторону Боннара. В десяти лигах отсюда стоит рота мушкетеров Альвареса. Передай, чтоб выступал в город немедленно. Приказ губернатора Россини. Понял?
Юноша кивнул и, пинком оттолкнув нападавшего, бросился к воротам. Анри и Фигаро бросились вслед. Гри плечом сбил одного из каннибалов с ног, вонзив поверженному навзничь противнику саблю в живот и, убедившись, что это не произвело ровным счетом никакого эффекта, плюнул и побежал, оставив саблю в поднимавшемся на ноги каннибале. Однако, один из шатающихся по двору Университета каннибал, ловко схватил его за рукав мундира, впиваясь острыми зубами в предплечье. Гри истошно заорал, отбиваясь от вурдалака, но все было тщетно.
* * *
Улицы начали потихоньку оживать. Нарядно одетые люди стекались к Площади Собрания, где уже началась подготовка к проведению Ярмарки. Настроение у всех было праздничное. И хотя многие слышали те ужасные крики прошлой ночью, почти никто не придал этому значения. Сейчас же на улицах все тихо, спокойно? Доблестная стража разберется с любыми неприятностями. Ведь они день и ночь на посту. Патрулируют улицы, заботясь о спокойном сне жителей.
Первая тревожная весть пришла уже тогда, когда площадь была уже заполонена народом. Весть о том, что на улице Виноделов, улице Грез и еще паре улиц Центрального района ночью происходили какие-то странные дела. Рассказывали о людях, одетых в белые рубахи душевнобольных из лечебницы Святого Симона, о нескольких пропавших патрулях гвардейцев. Однако трупов на улицах стража поутру не обнаружила. Какие-то следы борьбы, кровь, обрывки одежды. А тела словно испарились. Стражники развели руками и вернулись к своим обязанностям, занимая патрульные позиции вокруг площади, на которой уже начали громко кричать балаганные зазывалы. Рабочие быстро сколачивали помосты, на которых вскоре начнутся выступления актеров, жонглеров, фокусников и дрессировщиков. Вокруг строившихся помостов уже сновали балаганщики, распаковывая свое имущество. Обычно, все приготовления делались за ночь до ярмарки, однако в этот раз комендантский час закрыл всех по домам да тавернам. Лошади — тяжеловозы уже завозили на площадь огромные деревянные бочки с пивом. К ним тут же потянулся праздношатающийся люд. А торговцы едой уже быстро раскладывали снедь на лотках. Еда была самая разнообразная: рыба, сушеная, вяленая, копченая, мясо, солонина, жареные окорока, запечённая птица, различные маринованные и засоленные овощи, сушеные фрукты, орехи, свежевыпеченные булочки, калачи, обжаренный со специями хлеб. Всего и не перечесть. Некоторые торговцы носили свои лотки по площади, криком зазывая попробовать его товар, другие же удобно разложили свой богатый ассортимент на деревянных тарелках и блюдах. По всей площади распространился одуряющий аромат.
Народ все прибывал и прибывал, и вскоре на площади яблоку негде было упасть. Все ели, пили, веселились, ожидая речи губернатора, после которой Ярмарка откроет свои аттракционы, и начнутся выступления актеров. Здесь собрался люд из Портового и Рабочего районов. Остальные ушли на Площадь Королей, где извечно собиралась элита и состоятельные люди города. Вскоре со стороны ратуши раздались крики гвардейцев, призывающие народ расступиться. В сторону огромного помоста ехал губернатор и его свита из двух десятков гвардейцев. Хмурые гвардейцы постоянно озирались по сторонам, готовые при малейшей опасности, закрыть Россини своими телами. В парадных мундирах, шлемах с огромными плюмажами гвардейцы гордо подъехали к помосту, спешиваясь и выстраиваясь в два ряда. По образованному ими коридору проехал Россини, спешившись перед помостом и вступая на нестроганые доски. Он улыбался, оглядывая народ, собравшийся на площади, и махал людям рукой, приветствуя горожан.
Внезапно, где-то в отдалении раздались редкие выстрелы. Поначалу на это не обратили никакого внимания, посчитав за хлопки праздничных хлопушек и петард. Однако выстрелы звучали все чаще, ближе, а затем со стороны Студенческого Городка раздались душераздирающие крики, молившие о помощи. Люди замерли, на площади воцарилась тишина. Прекратились крики зазывал и торговцев и разом стих гомон. Все с удивлением обернулись в сторону возвышающегося над крышами домов золотистого шпиля Университета. Крики прекратились, а вскоре в отдалении показалась целая толпа фигурок, направляющихся в сторону площади. Толпа была весьма разнообразна. Тут мелькали и некогда праздничные, а теперь перепачканные, замаранные бурым камзолы горожан, и белые рубища и перепачканные мантии студентов университета Сальб, и рваные мундиры стражи. Толпа приближалась молча, внимательно уставившись на горожан, собравшихся на площади. Лишь хрипели, да изредка рычали. Они брели, шаркая ногами по камню мостовой. Некоторые прихрамывали, подволакивая ноги. Многие фигуры шли, склонив головы набок и словно с удивлением рассматривая праздничную площадь. Подойдя ближе, толпа ускорилась. А затем почти бегом бросилась к гуляющим на площади зевакам.
* * *
С первым ударом колокола, ворота широко распахнулись, впуская в город столпившихся за стеной горожан. Остатки резко поредевшей за ночь гвардии пытались было вести досмотр, однако были снесены живым валом. Люди были злы на то, что их заставили ночевать в чистом поле под открытым небом, нарушив многовековую традицию. Обычно, накануне ярмарки ворота были открыты день и ночь, пропуская в город многочисленные толпы народа.
Стражники быстро оставили попытки противостоять людскому морю, наблюдая за тем, как приехавшие ломятся на верную смерть, рассеиваясь по зараженному мертвецами городу. Людская река растекалась по улицам, стремясь как можно быстрее попасть на площадь Собрания. А навстречу им уже валил другой вал — мертвый. Услышав шум и гомон, зомби оторвались от своей добычи на опустевшей, заваленной ранеными и умирающими площади, где еще час назад все были живы, пили и веселились. Теперь площадь была разгромлена. На красной брусчатке лужами стояла бурая кровь. От луж текли небольшие ручейки, прокладывая себе путь по пыльному грязному камню, то стекаясь, то вновь разделяясь на несколько красных лент. Помосты, сколоченные на скорую руку местными плотниками, разлетелись в щепу и теперь обломками валялись по брусчатке, среди тел, разбросанной рыбы, солонины и кренделей. Сами лотки, на которых продавали пищу, валялись перевернутыми неподалеку. На накренившейся бочке лежал бледный низкорослый пивовар, толстые сарделькообразные пальцы которого едва заметно подрагивали. «Жизнь» уже начинала к нему возвращаться. Спустя несколько минут, пивовар встал с бочки и побрел на шум, лениво озирая разгромленную площадь и горы изгрызенных, обезображенных страшными ранами трупов, лежавшие на ней. Лишь разноцветные ленты, растянутые между фонарных столбов, были нетронуты. Да плакат, растянутый на двух высоких столбах, на белом холсте которого было криво накорябано «Добро пожаловать на праздник». Это жуткое зрелище заставило бы позеленеть даже бывалого вояку из «Мародеров Куга». Вон в отдалении лежит в залитом кровью сарафане девушка лет двадцати. Живот ее был разорван жутким, мощным ударом, который выпустил на мостовую внутренности. А вот дергается, пытаясь встать, парень в красно-сером камзоле. Левая сторона его лица отсутствовала, обнажив кость черепа. Вот вверх взметнулась рука, от кисти до локтя начисто обглоданная каким-то голодным упырем. Вот поднялся, склонив на плечо голову, мужчина средних лет. Через дыру в залитой кровью рубахе было видно разорванное зубами плечо. Таких трупов на площади лежали сотни. Много сотен. Некоторые поднимались, другие, уже хрипя, брели за остальными. Все шли на шум и гомон новой партии еды.
