Однажды, танцуя с ней в спортзале, я, оглушенный ее запахом, голосом, ее легким телом в моих объятиях, прошептал ей признание. Под обжигающим взглядом Пепе она вывела меня из зала и отвела наверх, в купол.
Было новоземелие, огненно-красный серп Земли рассекал черную беззвучную ночь, окрашивая лунную поверхность в мертвенный розоватый цвет. В полутемном куполе Таня обнажила свои прелести и раздела меня, дрожавшего от волнения и восторга.
В слабой гравитации Луны нам не нужна была постель. Таня смеялась над моей неопытностью и учила меня. При всем ее опыте урок был для нее таким же наслаждением. Мы пробыли там долго, танцы уже кончились, и, только когда проснулись роботы, мы вернулись вниз. С прощальным поцелуем, которого я никогда не забуду, она шепнула, что, получившись, я мог бы превзойти Пепе. Увы, больше такое не повторялось.
Должно быть, она нашла, чем утешить Пепе, потому что он не затаил на меня обиды. По правде сказать, после того случая он стал дружелюбнее прежнего — может быть, потому, что мы разделяли одну любовь. Он хуже ладил с Арне, который без конца играл в шахматы с Дайной и странствовал по старой Земле в ВР-шлеме, изучая планы восстановления планеты, составленные Дефалько. Он хотел быть нашим лидером. Лидером, конечно, должен был стать клон Дефалько, но робот с этим именем на белой пластинке безжизненно стоял в углу склада под слоем тысячелетней серой лунной пыли.
В тот год, когда нам исполнилось по двадцать пять, ро-бородители собрали нас в спортзале. Наши голографические родители уже ждали нас в одном большом баке, в самых официальных костюмах и с самым серьезным видом.
— Вам пора лететь на Землю, — за всех начал мой отец. — Ваше обучение закончено. Удаленные сенсоры показывают, что ледниковый период оканчивается. Роботы заправили двухместный лунный скакун и загрузили его семенами. Двое из вас могут лететь, как только будут готовы.
— Я готов, — взглянув на Таню, подал голос Пепе. — Сегодня, если можно.
— Ты будешь пилотом. — Мой отец улыбнулся и повернулся к Арне. — Линдер, ты изучал терраформирование. Ты займешься распределением семян.
Арне, вспыхнув, замотал головой.
4
Арне мотал головой, хмуро глядя на наших родителей в баке. Дайна шагнула к нему и обняла.
— К черту Дефалько. — Он упрямо выпятил губу. — К черту его безумный план! Обстоятельства изменились. Никто и вообразить не мог, каким огромным будет астероид. Он стерилизовал планету, разломал кору. Да, восстановление происходит, полярные шапки отступают, но сохраняется опасная сейсмическая активность. Я считаю, надо выждать еще одно поколение.
— Арне! — с болью и укором выкрикнула Таня. — Альбедо[108] показывает, что она достаточно прогрелась. Уже готова нас принять.
— Если верить альбедо.
Наши голографические родители застыли в баке, устремив взгляды на Арне, словно главный компьютер не был запрограммирован на подобный мятеж, зато Таня скорчила ему рожу.
— Кроликошка! — пронзительно выкрикнула она, вспомнив детскую дразнилку. — Притворяешься героем, а на самом деле всегда был зайцем. Трус!
— Прошу тебя, Тэмми, — тронул ее за руку Пепе. — Мы все уже взрослые. — Он очень трезво обратился к Арне: — И не смеем забывать, зачем собрал нас здесь доктор Дефалько.
— Дефалько мертв.
— Со временем мы все умрем. И снова умрем, — пожал плечами Пепе. — Нас это не должно волновать. Нас можно заменить.
— Слава доктору Дефалько! — Арне горячился, но к Тане обернулся с наигранным спокойствием и покачал головой: — Ты называешь меня трусом. А я просто осторожен. Я знаю геологию и теорию терраформирования. Я провел тысячи часов, наблюдая Землю с помощью телескопов, спектроскопов и радаров, изучая океаны, речные бассейны и низменности.
И нигде не нашел условий, пригодных для жизни. Моря все еще загрязнены тяжелыми металлами астероида, а реки смывают с материков все новые смертельные яды. Атмосфера непригодна для дыхания. Кислорода практически нет. Содержание углекислого газа смертельно. Сернистый газ от непрекращающихся извержений. Климат повсюду слишком суров, чтобы там могла укорениться жизнь. Даже если вопреки всем доводам решиться на безумную попытку, давайте выждем хотя бы десять-двадцать лет.
— Чего ждать? — отрезала Таня. — Если для очистки планеты не хватило ледникового периода, какого чуда ты дождешься за десять — двадцать лет?
— Мы могли бы собирать данные, — негромко и рассудительно возразил Арне. — Могли бы перестроить план так, чтобы он соответствовал Земле, какой она должна стать через двадцать или двадцать тысяч лет. Можем подготовиться, если уж в конце концов нам придется взяться за дело.
— Мы уже готовились, — Пепе дождался кивка Тани. — И учились. Готовыми больше, чем сейчас, мы никогда не будем. Отправляемся, я говорю. Сейчас.
— Без меня. — Арне прижал к себе Дайну, и она улыбнулась ему в лицо. — Без нас.
— Нам будет тебя не хватать. — Пепе пожал плечами и повернулся ко мне: — А ты как, Данк?
Я сглотнул и набрал в грудь воздуха, чтобы сказать: «С вами», но Таня уже схватила его за руку:
— Я биолог. Я знаю, что надо делать. И нашла кислородные маски на складе. Ты только спусти меня вниз, и я сумею посеять семена.
Они улетели вдвоем. Пепе пилотировал скакун, а Таня передавала по радио сообщения обо всем, что они видели с низкой орбиты. Она описала съежившиеся ледяные шапки, высокий уровень моря, изменившуюся береговую линию, из-за которой трудно было узнать знакомые континенты.
— Нам нужна почва, в которой могли бы прорасти семена, — сказала она. — С высоты трудно определить, есть ли она вообще. Правда, эрозия идет, но дожди смывают почти все осадки в море, потому что нет корней, которые бы ее удерживали.
Дайна спросила, сохранилось ли что-то от человеческой цивилизации.
— От цивилизации? — ехидно передразнила Таня. — Ледник и время стерли с лица Земли великие пирамиды. И великие плотины. И Великую Китайскую стену. Все, что можно было бы разглядеть сверху.
— Неудивительно, — буркнул Арне. — Удар переделал Землю, только не для нас.
— Наше дело, — прозвучал голос Пепе, — снова приспособить ее для себя.
— Новехонький мир, — сарказм пропал из голоса Тани, — только и ждет искорки жизни.
Арне задавал в микрофон технические вопросы о показаниях спектрометра, анализировавшего отраженное от поверхности солнечное излучение, о полярных льдах, о воздушных и океанических течениях. Эти данные, сказал он, мы должны оставить следующим поколениям.
— Мы здесь, чтобы посеять новую жизнь. — В голосе Тяни послышалось раздражение. — И мы слишком низко над экватором, чтобы различать узор течений. Поверхность почти вся скрыта густыми облаками. Для выбора посадочной площадки понадобится радар.
Арне так и не сказал, что пожалел о решении остаться, но задавал столько вопросов, что я решил: он чувствует себя виноватым.
Спустившись в верхние слои атмосферы, они засеяли планету бомбами жизни, термостойкими цилиндрами с семенными гранулами. Над Восточной Африкой между облаками открылось узкое море на месте большого разлома, который стал глубже и шире. Таня решила приземлиться там.
— Самое подходящее место, какое мы видели. Вода на вид голубая, может, и пресная, без особых загрязнений. Кроме того, в этих местах возникли первые представители гомо сапиенс. Символическое место для второго творения, хоть Пепе и говорит, что я сумасшедшая.
Он говорит, что мы уже сделали свое дело. Разбросали семена над всеми материками и выкинули бомбы с водорослями над океанами. Он говорит, природа доделает остальное, но я биолог. Я хочу взять образцы почвы, воды и воздуха для следующих поколений.
Здесь нужен был бы Арне. — Она говорила серьезно, без тени сарказма. — Он лучший терраформист, чем мы. Он упускает самый волнующий момент в своей жизни. — Она вся бурлила восторгом. — Мы чувствуем себя богами. Нисходим в мертвый мир с огнем жизни. Пепе говорит, нам надо возвращаться на Луну, пока еще можно, но я не… я не могу… отказаться от посадки!
Они начали спуск на другой стороне Земли и оказались вне зоны связи. Целый час я грыз ногти от волнения.
— Сели благополучно! — Первое, что мы услышали, когда связь восстановилась, — восторженный крик Тани. — Пепе посадил нас на западном берегу Кенийского моря. Отличный день, солнце высоко, роскошный вид через узкий залив на темную скальную стену и склон молодого вулкана высотой почти с Килиманджаро. Над конусом поднимается башня дыма. Над нами небо синее, как море, хотя это может быть ненадолго. Я вижу, на западе собирается гроза.
Таня несколько секунд помолчала.
— Еще одно… очень странно. Скакун приземлился вертикально на хвост, и мы сидим высоко. Из кабины нам далеко видно море. Оно спокойно, но кое-где видны необычные пятна барашков. Это странно, потому что они движутся к нам, хотя ветра не заметно.
