Ики был на улице, курил, словно ждал кого-то.
- Просто стой здесь, - сказала я.
Габби присела на землю, напротив секвойи. Дерево было настолько большим, что мы втроем не могли обхватить его. Кусты, росшие по краю чужих владений, были густыми и закрывали нас от магазина. Но мы могли хорошо все рассмотреть. Ано все еще стоял. Неважно, что я скажу, он все равно сделает по-своему. Нравится мне это или нет.
Я вышла на улицу.
Некто в форме военно-морского флота с яркой нашивкой эмблемы "Центра по борьбе с инфекционными заболеваниями" вышел из-за угла магазинчика Ики.
Я растерялась и опустилась за кусты. Оба мужчины спорили. Ики затушил сигарету и вошел в магазин. Военный вошел следом.
Габби втянула воздух.
- Мы не достанем сегодня велосипеды. Где Спенсер и остальные?
- Это неважно, - сказал Ано. - Если их поймали, то поймали. Если нет, то мы идем дальше и встретимся с ними.
- Но где они? - спросила Габби.
- По пути к поездам, - сказала я.
Я заставила себя встать, нужно пройтись по улице, вокруг магазина и вернуться. Но я не сдвинулась с места. Воздух вокруг горел. Габби подползла по грязи и присела рядом со мной. Жар исходил от ее тела волнами. Красноватые волны проходили сквозь меня и не давали двинуться. Ей нужно было отойти. Ей нужно было перестать создавать вокруг меня это тепло. Сейчас я была словно оружие. Неужели она не знала, что я могу постоять за себя? Я не сдамся. Просто не смогу. Я просто больше не была...
*****
Дрожь зарождалась глубоко в груди и растекалась к ногам, рукам и голове. Я просыпалась от боли. Неумолимая стучащая боль вынуждала меня почувствовать себя так, словно кто-то стучал моей головой о стену.
Я открыла глаза и увидела людей. Человеческие спины. Сидящие по парам в пледах, меховых накидках, топах и футболках. Я села. Моя голова отразилась в стекле.
Окно автобуса.
В зеркало автобуса я заметила водителя. Это была пожилая женщина за пятьдесят, полноватая, седая, с острым ястребиным взглядом и нахмуренными бровями. Она встретилась со мной взглядом, и я отвернулась, не желая, чтобы она рассматривала меня. Потому что тогда у нас может появиться еще больше проблем.
Габби сидела в проходе, зажав руку между коленями. Ано сидел рядом со мной. Тихий гуд мотора, ритмичный шелест шин, покачивание автобуса - все это умиротворяло. Я должна с ним заговорить. Должна заговорить, и тогда он поможет мне понять все происходящее. Может, тогда мы сможем быть вместе.
Я протянула руку к Ано. Он замер, словно я была атакующим монстром. Я все же схватила его за руку. Когда ничего плохого не произошло, он расслабился и сжал мою руку в ответ.
Габби пошевелилась. Словно в замедленной съемке, капля ярко-красной крови упала на металлический пол.
Я опустила руку Ано.
- Что я натворила?
Я осторожно подбирала слова, горло болело.
Габби долгое время не отвечала. Она даже не смотрела на меня.
- Ты отключилась.
- Почему ты прячешь руку?
В этот раз она посмотрела на меня, но все еще колебалась. Никогда прежде она не сомневалась. Она всегда рубила с плеча, говорила то, что думает. Как бы жестоко это не было по отношению к человеку, который, честно говоря, был туповат.
Мой желудок снова напомнил о себе.
- Мы сказали водителю, что ты пьяна, а мы провожаем тебя домой.
Я схватила ее за руку, и она дернулась.
Так же, как и Ано.
Я отпрянула, словно коснулась раскаленной печи. Сцепила пальцы на коленях. Ано смотрел вперед в проход между нами, широко раскрыв глаза.
- Покажи мне, - попросила я.
Габби покачала головой.
- Покажи ей, - сказал Ано.
Она отвела руки и размотала кусок ткани. Габби оторвала ее от полы своей рубашки.
На тыльной стороне ладони проступали следы от укуса. Большей частью это были лишь синяки, но имелись и глубокие кровавые точки.
Она снова завязала рану.
- Это не имеет значения. Мы все иногда психуем.
Гул стоял в ушах. Я сделала это с Габби. Укусила ее и даже не вспомнила, как совершила такое. А теперь Габби, бесстрашная Габби, та, кто никогда не боялся с той самой ночи во Флориде, когда я встретила ее и забрала с собой, показала, как выживать в этом мире, сидит передо мной с тем же выражением, что и в первую ночь. С тем же беспомощным выражением.
И это я так на нее повлияла.
- Ано? - спросила я.
- Это наша остановка, - произнес он, глядя в окно.
Автобус затормозил, все подались вперед. Воздух с шипением вышел из рессор, и дверь автобуса распахнулась, поднимаясь на пару дюймов над землей.
Ано помог мне подняться, однако, он не использовал левую руку. Так что я все поняла. Я причинила боль им обоим и не помнила этого.
- Все обойдется, - сказал Ано, но по его взгляду было видно, что он лжет.
Пассажиры уставились на нас, на меня, даже не пытаясь скрыть этого. Казалось, что они не смотрят. Так было и тогда, когда я впервые сбежала. Бродила одна, грязная в метро восточного побережья, не беспокоясь о том, куда иду и как далеко от дома нахожусь. Я сбегала от злобы, от насилия, и поклялась, что никогда не стану монстром, причиняющим боль людям, которые были мне дороги.
Автобус умчался во тьму. Привкус выхлопных газов, словно яд, оставался на языке. Бордюр под ногами был неустойчив. Я словно находилась в падающем лифте.
Разговоры эхом отдавались в стенах вокзала. Фрески, витражи и постройки совмещались с пластиковыми скамьями и яркими мониторами, на которых отображалось время прибытия и отбытия поездов. А затем меня захватили запахи - людей, немытых человеческих тел, духов и одеколона, дезодорантов и шампуней, лака для волос, лосьонов и зубной пасты.
Я не могла сесть в поезд. Не могла. Я была больна. Причинила боль друзьям. Я была для них опаснее, чем кто-либо.
А затем я почувствовала аромат лавандового шампуня. Унюхала их - моих друзей. Спенсера, Рикера, Лифа и Джимми.
Мое тело словно улавливало электрические волны. Каждая моя клеточка пылала огнем, желая найти их и...
Я бросилась по плиточному полу и выбежала через черный ход. Втянув воздух, уловила с улицы их знакомый аромат пота и шампуня из фитнес-центра. Я обошла здание. Где-то в моем подсознании отложились сцены о том, как Ано пытался меня удержать, как Габби вешалась на меня, о припаркованных у обочины нескольких темных фургонах, о том, как суетились на платформе, словно муравьи, люди, как засвистел поезд, сперва замедляясь, а потом, набирая скорость, пока не уподобился ракете.
