Сзади стоял человек, одетый в лохмотья. Ростом примерно метр восемьдесят пять, тёмные волосы, на лице недельная щетина, нос прямой, глаза карие. Колян испугано посмотрел в эти глаза. Взгляд человека был спокойный. Тогда Колян опустил глаза вниз и увидел в руке у человека молоток.
— Девочка, в трёх километрах отсюда, на поляне, — произнёс человек. — Это вы её?..
Колян на мгновение замер, силясь осмыслить происходившее. Потом его начало потряхивать.
— Она сама… эта… — залепетал вдруг Колян. — Мы… эта… случайно так вышло… я её не… это не я её… это всё он… не я…
Человек ударил. Один раз. Колян с проломленным черепом рухнул кулем на жёлтую траву, начав судорожно дёргать невпопад руками и ногами.
Человек подождал, пока лежавший на земле Колян перестал дёргаться, затем наклонился к телу и снял с ремня кобуру с потёртым «Макаровым».
Проверил магазин: четыре патрона. Запасной? Полный. Пристегнул кобуру на ремень, сменил в пистолете магазин, дослал патрон, поставил на предохранитель (в детстве он любил поиграть в «Counter Strike»). Потом засунул молоток за ремень и пошёл обратно на звук «музыки», — теперь это был гангста-реп.
Было уже совсем темно (в горах всегда темнеет быстро). Да ещё и эта муть в небе… В салоне BMW горел свет, репер вещал про уличные разборки, девочек и «движения». Двое отморозков откинулись на передних сиденьях: Лысый — на месте водителя, Марик — рядом. Марик курил. Обычную сигарету.
— Куда там этот придурок потерялся? — растягивая слова, спросил Марик, не оборачиваясь к Лысому.
— Может, сходим, поищем, где это тело вырубилось?
Лысый подался вперёд, чтобы взять из лежавшей на панели пачки сигарету, и в этот самый момент раздался выстрел.
Марик только повернулся к Лысому, собираясь что-то сказать тому, когда в лицо ему полетели горячие липкие брызги с осколками черепной кости и клочками кожи и волос. Пуля прошла навылет голову Лысого и оставила в окне рядом с Мариком небольшое отверстие с расходящимися вокруг трещинками. Тело убитого стало заваливаться на Марика, пока ещё прикрывая его от стрелявшего. Как назло, пассажирская дверь была закрыта. Со стороны же водителя, наоборот, дверь была распахнута до упора. Автомат лежал на полу справа возле сиденья. Марик протянул, было, руку к оружию, но это только в кино так бывает, когда в последний момент герои успевают выхватить оружие. В жизни же всё иначе.
— Лапу убери, — произнёс незнакомый голос из темноты. Голос был спокойный, никакого повышенного тона. — На панель обе положи, — добавил голос. Марик подчинился. — Вот так, молодец.
Обычно уверенного в себе в присутствии подельников Марика начинало потряхивать. На коленях его лежал с простреленной головой ещё минуту назад бывший живым Серёга Лысый. В штанах Марика стало мокреть (то ли из головы Лысого — его давнего приятеля, натекло, то ли это он, Марик, сам оплошался…). Было страшно. По-настоящему страшно. Смерть стояла рядом, в нескольких метрах от машины. Он даже различал её, Смерти, силуэт. Она, Смерть, разговаривала с ним голосом незнакомца, холодным и чужим.
— За что? — Неожиданно для самого себя спросил Марик.
— За неё, — ответила Смерть.
Марику сразу стало понятно, о ком речь. И он рассмеялся. Это была истерика. Он смеялся примерно минуту, и с каждой секундой его смеха, стоявший возле машины в кромешной темноте человек понимал, что всё сделал правильно, что и сейчас его рука не дрогнет, и он не станет после об этом сожалеть после. Никогда.
Когда Марик отсмеялся, он спросил Смерть:
— Послушай, вот мы, — он запнулся, потому что никаких «мы» уже не было, был один он и два трупа (в том, что Колян был мёртв, Марик не сомневался), — по-беспределу с ней обошлись, я согласен… Слышишь? Я согласен! И ты с нас спрашиваешь. Но посмотри вокруг… Весь мир превратился в ад! Миру крышка! Сколько миллионов, или, может, миллиардов сгорели?! Кто за них спросит? И с кого?
Марик повернулся лицом к открытой двери. Смерть стояла теперь совсем рядом. Лица Смерти, по-прежнему, не было видно, — только направленное на Марика чёрное дуло пистолета отчётливо выделялось в жёлтом освещении салона.
— Спросят. Я уверен. Теперь каждый, кто выжил, может и должен спрашивать. С себя и с других. Чтобы оставаться человеком. — Сказав это, человек нажал на спуск.
Он убрал пистолет в кобуру. Обойдя машину, открыл заднюю дверь, потом боковую. Осмотрел салон. В найденный в машине рюкзак он сложил то, что посчитал нужным. Это не было грабежом или мародёрством. Это были его трофеи. Всё оружие, патроны, найденные в багажнике консервы… Похоже, бывший хозяин внедорожника был охотником, — в багажнике нашлось традиционное для охотника и рыболова снаряжение.
Человек переоделся и сменил обувь на пришедшиеся как раз впору резиновые сапоги, надел плащ-дождевик, закинул за спину увесистый рюкзак, взял автомат и пошёл к дороге.
Трупы бандитов человек оставил лежать, как лежали, забрав лишь оружие. Очень скоро они станут пищей для тявкавших в паре километров от того места шакалов.
Проснувшись утром, Илья Лисов, долго не мог понять, почему его механические часы показывали половину девятого. Рассвет, казалось, только собирался. Солнца видно не было. Пепельно-серое небо слабо светилось, но определить точно, где находилось светило Лисов так и не смог. Вокруг висела уже ставшая привычной муть. Он подкинул сухих палок в так и не давший ему нормально выспаться костёр, потом пристроил сбоку трофейную банку с этикеткой «Завтрак туриста» («Ага, турист, конечно…» — невесело усмехнулся он, когда доставал банку), налил минеральной воды из баклажки в солдатский котелок.
Прошлой ночью он шёл ещё какое-то время по дороге, пока тьма не опустилась такая, что дальше вытянутой руки уже ничего нельзя было разглядеть. Отправиться в ночь шляться по горам было глупостью, — не хватало только ногу сломать. Был, конечно, фонарь, но Лисов предусмотрительно решил им не пользоваться, дабы не привлекать к себе лишнего внимания. Люди теперь всякие попадаются. Он свернул с дороги и подыскал удобную низинку для ночлега, в которой можно было разжечь огонь, без риска привлечь тем незваных гостей.
Около часа ушло на сбор палок для костра в достаточном количестве, чтобы не пришлось потом среди ночи бродить по лесу в поисках дров. Наскоро поужинав трофейной рисовой кашей с мясом, и запив её холодной водой с лимонной кислотой и парой ложек сахара, Лисов развернул поверх туристической пенки трофейный спальный мешок и залез внутрь вместе с оружием, не застёгиваясь, а просто накрывшись сверху дождевиком.
Его совесть нисколько не мучило совершённое им накануне тройное убийство. Нет, он не радовался тому, что сделал, но и не сожалел. Семь раз он просыпался, чтобы подкинуть в затухавший костёр палок, а пока спал, даже видел сны. Один он запомнил.
Стоял солнечный день. Лёгкий ветерок шевелил густую, нагретую солнцем сочную зелёную траву. Илья стоял, как ему показалось, на одной из полян на склоне Колдун-горы, что за посёлком Мысхáко. Впереди простиралась покрытая лёгкой рябью морская гладь. Над берегом кружили несколько чаек. Внизу, у воды, было поразительно много народу. Столько можно видеть, разве что, где-нибудь на пляже в Сочи или в Лазаревском. Здесь он никогда ещё не видел такого количества людей. Этот пляж, сколько помнил Илья, всегда называли «диким». На него обычно ходили местные — те, кому не лень топать несколько километров по берегу из Мысхако или столько же из Широкой Балки.
Шумели дети. Недалеко от берега Илья заметил стайку дельфинов. Сложно сказать, сколько времени прошло, пока он стоял на той полянке и смотрел сверху на море, на людей, на корабли, видневшиеся далеко на линии горизонта. Его окликнули по имени. Илья обернулся и увидел стоявшую в десяти шагах от него девушку в летнем коротком платье. Это была та самая девушка, в том самом платье с васильками… Девушка улыбнулась ему, как давнему знакомому, и быстро подошла, почти подбежала к нему.
