Я прикурил вторую сигарету от первой и затянулся. Наркоман я, признаю. Пачка сигарет важнее всего, и никотином лично я всегда запасался в первую очередь, лишь затем обращая внимание на еду и воду. Лучше быть голодным и пересыхать от жажды, чем скрипеть зубами без сигарет. Какой кошмар, да? Надеюсь, мой пример станет показательным для тех, кто не страдает от рабской зависимости и предостережет их от попадания в ловушку.
— Твоими стараниями я пережил такое, что и в страшном сне не приснится. Так что не суди, да не судим будешь.
— А представь, что я не создал бы зомби? Что бы ваши хваленые армии делали? Стреляли бы по всем этим бедным, в сущности, животным, не зная еще, что за ними идет что-то пострашнее. А вообще-то… Может быть, что волна кромешной темноты, предваряющая переход Пожирателя из одной параллели в другую, привела бы к обмену ядерными ударами и волне самоубийств. А потом, несколько часов спустя, уцелевшие увидели бы дергающийся в затухающих конвульсиях мир и удивились.
— Кстати, насчет ядерных ударов — американцы?
— Да, — просто кивнул Ллоуль. — Мой просчет, я честно не думал, что их командиры всерьез на это пойдут. В любом случае, влияние военных в конечном счете оказалось ограниченным. Мне пришлось оторвать несколько групп подопечных от настройки и бросить их на засевшую в бункерах элиту. Все погибли. Целей достигло лишь несколько боезарядов. Если не изменяет память, шесть или семь, остальные были сбиты, еще до моего вмешательства. В глобальном масштабе, сам понимаешь, такое подобно соринке. Но местность возле взрывов, конечно, загажена на годы вперед.
— Но почему такой кровожадный способ, почему? Нельзя было попробовать договориться с правительствами? Объединить ученых? Придумать что-то?
— Ни в коем разе. Слушай, пока ты не прикурил третью — давай закончим и поговорим спокойно.
— Да, ты прав, — проговорил я, выбросил бычок в траву и взялся за ту часть большого холщового свертка, где были ноги. Ллоулю ничего не оставалось, как брать Хельмута за плечи.
Мы аккуратно уложили его в яму, хоть в последний момент ноша выскользнула из моих рук, и ноги глухо брякнули о сырую землю. Берта чуть дернулась, но смолчала. Только сидела, не отводя глаз от пахнувшего холодом провала могилы, и тяжело дышала.
Стоило мне бросить первую горсть земли, как собака внезапно кинулась на меня. Я старался наблюдать за Бертой в течение всего процесса погребения, памятуя, как она обошлась с Ллоулем, и не терял внимания ни на секунду, но моя реакция не шла ни в какое сравнение с реакцией овчарки. Некогда грозный хищник, прирученный и откормленный человеком и изможденный старостью, на несколько уровней опережал любого человека в скорости и мощи.
Удар сбил меня с ног, и я приготовился к худшему, молясь лишь о том, чтобы успеть прижать подбородок к груди. Но Берта и не думала атаковать. Не глядя назад, она убежала куда-то в заросли кустарника и скрылась. Скрылась на территории прыгучего зверя, уже успевшего сегодня вкусить чьей-то плоти.
— Отдохни-ка, — бросил Ллоуль, взял из моих рук лопату и сам принялся закапывать могилу. Рука его, кажется, больше не беспокоила.
Я сел, ожидая, пока уймется заскакавшее сердце.
— Берту ведь там сожрут.
— Не факт. В любом случае, мы здесь ничего поделать не можем. Собаки, знаешь ли, тоже временами нуждаются в одиночестве.
— Не знаю, сомневаюсь… Кстати, а почему ты велел мне не бояться? Почему монстры обходят твой дом?
— Экспериментальный состав, распылил накануне вашего приезда. Пока вроде работает.
— Любишь ты всякую гадость в воздух выпускать, — я все еще пытался относиться к Ллоулю так, как нужно относиться к убийце всего человечества.
— Не люблю, ой как не люблю. Но, возвращаясь к твоему вопросу, шансов с кем-то договориться не было ни малейших. Американцы бы немедленно пустились меня исследовать, русские могли бы убить или, в лучшем случае, упрятать в психушку и сгноить там. А китайцы, с их-то фантазией… Нет, лучше не буду. Словом, сотрудничество с людьми отпадало. Даже с учеными, их ведь тоже контролируют всевозможные организации, а задействовать для операции независимых, читай бедных, ученых смысла нет. Да и, сказать честно, ваши технологии не позволяют создать оружие против Пожирателя. А вот вы сами прекрасно этим оружием можете быть.
Развитой разум предполагает хорошую пропускную способность энергии — куда лучше, чем у любого млекопитающего или, тем более, рыбы или ящерицы. Да и численность человечества позволяла работать с большим запасом. Мне ведь, по сути, хватило бы и трехсот миллионов. Но я сразу закладывал в план огромные потери. Так что сейчас по всему миру разбросано не менее семисот миллионов полностью послушных мне единиц оружия. Полностью послушных. Теперь, когда период трансформации окончательно завершен, я могу буквально видеть их глазами, слышать их ушами и чувствовать, как они. К счастью, в текущий момент мое вмешательство уже не требуется. Все организовано, остается лишь подождать.
— Здорово, — невесело ухмыльнулся я. — Меня сия участь тоже не миновала. Уж не знаю, какая это была из твоих стадий, но зомби тогда транслировали свои пренеприятные последние воспоминания прямо на окружающих.
— Просто энергия уже начала бить ключом, а направить ее еще было некуда, — ответствовал Ллоуль. — Ну, кажется, все, готово.
Аккуратный холмик могилы возвышался над окружающей его травой, как террикон над лесом. Прощай, Хельмут. Даже если мы когда-то с тобой встретимся, ты не узнаешь меня.
— Давай только без этих дурацких традиций, — меня почему-то аж передернуло. — Ну, знаешь, когда надо обязательно выдавить какую-нибудь хрень над свежей могилой усопшего. Хельмут и без того знает мое к нему отношение, и, думаю, лучше обойтись без лицемерия — мы с ним едва три дня знакомы.
— Вот это поворот, — Ллоуль подержал на мне тяжелый пристальный взгляд, будто фонариком высвечивая все темные, покрытые пылью и паутиной уголки души, а потом расслабился и хлопнул меня по спине. — Прогуляемся?
И мы пошли прочь от аккуратной белой коробочки гостиницы на юг, вдоль берега. Я уже перестал обращать внимание на вьющийся над головами зоопарк, равно как и на странную фауну, снующую неподалеку. Ллоуль сказал, что бояться нечего, а там, где есть — что ж, туда не пойдем.
Немного поднялись в горку и встали на особо отвесном участке, во сне берег все-таки был круче. Там он возвышался над хмурым морем метров этак на двадцать пять, а здесь едва ли наберется десять. Не знаю точно, плоховато у меня с прикидкой на глаз, но в реальности же небольшой обрыв никак не поражал воображение и не вызывал трепета.
Ллоуль сел, свесил вниз ноги, приглашающе посмотрел на меня, мнущегося в нерешительности. Я пожал плечами и последовал его примеру.
— Странно, что ты еще не спросил меня о том, почему я выбрал такое необычное место для реализации своей задумки.
— Хорошо, спрашиваю — почему?
— Потому что в начале семидесятых я оказался именно там, в Ижевске, после переброски из моего мира. Такая операция отняла массу энергии и потребовала невероятных усилий — население моего мира невелико, как я уже говорил, поэтому опробованный на вашей планете метод нам не подходил. Пришлось задействовать другие источники энергии. Ты меня заранее прости — я не буду слишком сильно вдаваться в детали, рассказывая о подобном. Не то, чтобы я хотел воспрепятствовать здешнему прогрессу, нет. Просто сейчас такие знания вам ни к чему, человечеству, а тебе лично они могут только навредить. Будешь держать в себе — будет лишнее бремя, а ты и так весь сутулый ходишь, как будто тащишь незримый груз. А будешь всем рассказывать — попадешь в «психушку» через сам знаешь каких людей. После них дорога одна, на лечение, причем пожизненное. И неважно, на какую структуру или организацию такие граждане работают.
Так вот, меня отправили сюда как добровольца. На тот момент мне было двадцать девять лет, я только-только входил в пик своих физических и умственных возможностей и с нетерпением ждал вызова, Миссии. Ждал и получил.
Наши ученые рассчитали все на славу. Я оказался в теле только что умершего бомжа, вот так. Мое сознание буквально вошло в комнату, когда сознание того бедняги еще не успело до конца ее покинуть через противоположную дверь. Пришлось немного помочь. Это создало импульс, подобный импульсу дефибриллятора, и сердце неохотно, но забилось. Чувствовал я себя премерзко, как никогда раньше. Тело тяжелое, голова гудит, нутро будто обработали каким-то особо мерзким химикатом. Уж не знаю, от чего именно помер прежний хозяин этой развалюхи, которую и телом-то не назовешь, но точно не от хорошей жизни.
Долго ли, коротко ли, но я привел себя в порядок, не пропускал ни одного мероприятия для бездомных. Меня мыли, стригли, кормили и поили. Впрочем, долго этим всем я не «наслаждался» — вскоре пристроился дворником (мятый паспорт внезапно отыскался в кармане тряпья, надетого на меня в день перехода), нашел какую-то комнатушку, перебрался на завод. В науку я лезть опасался, в советское время туда невозможно было попасть вот так, из ниоткуда. Вопросы посыпались бы… Так что трудился обыкновенным токарем, не светился, о прошлом говорил мало и неохотно — память прежнего владельца тела сильно пострадала и в результате его образа жизни, и в результате события, повлекшего смерть.
