Он лишь нахмурился, повернулся и направился к челноку.
– Двадцать два! – Я раздосадованно выдохнула и произнесла в микрофон: – Сто семьдесят восемь и Двадцать два. Задание выполнено.
– Идите на челнок. Присматривай за своим стажером, Сто семьдесят восемь.
Я прибавила шаг, чтобы нагнать Двадцать два, который, наклонившись, говорил с женщиной.
– В конце ты вообще ничего не почувствуешь, – сказал он.
– Двадцать два!
– Все онемеет. Ты даже не заметишь, как умрешь, – обещаю.
– Не смей разговаривать с людьми! – приказала я, схватив его за руку.
Он остановился и дерзко уставился на меня. Руку выдернул, но дальше пошел молча. Возле челнока для больных он осторожно помог женщине забраться внутрь и притворился, будто не замечает моего раздражения, когда мы потащились к нашему.
Остальные рибуты уже построились, и мы встали с краю. Офицеры были мрачны, и у меня свело желудок. Что-то явно произошло. Я глянула на Эвер, но она тупо таращилась в землю.
– Появились случаи, когда рибуты приносили с местности предметы и угрожали офицерам, – объявил Пол. – Теперь перед посадкой будет производиться досмотр.
Я сняла рубашку и, как обычно, развела руки.
– Снять всё, – махнул рукой Пол. – Майки тоже. Вывернуть карманы, спустить штаны. Трусы оставьте. Нам незачем на это смотреть.
Другие рибуты мгновенно повиновались: зашуршали рубашки, мягко шлепнулись брюки.
Я нащупала пуговицу, зыркнув на полуобнаженный строй. Казалось, никто не смущен. Наверняка все они, так или иначе, уже повидали друг дружку в исподнем. Краем глаза я заметила, что даже Двадцать два подчинился приказу.
Никто и никогда не видел меня без одежды.
– Эй, ты!
Я подняла голову и увидела, что желтозубый наставил на меня ствол. Молча мотнув головой, он ждал.
У меня так тряслись пальцы, что я никак не могла расстегнуть брюки. Пуговицы просто отказывались попадать в петли. Но это было не самое страшное – черт с ними, с брюками.
А вот рубашка! Я не могла ее снять.
– Кто это? – осведомился желтозубый.
– Сто семьдесят восемь, – ответил Пол.
В конце концов, почему я должна была раздеваться? Я спасла Леба. И вовсе не я бросилась на офицера с ножом.
– В чем дело? – Пол ткнул меня в спину пистолетом.
Головы всех рибутов повернулись в мою сторону. Мария Сто тридцать пять усердно нахмурилась и чуть ли не сочувственно кивнула мне, чтобы я подчинилась.
«Я же спасла его!» – хотелось мне крикнуть.
– Эй! – выпалил Двадцать два и проворно перехватил пистолетный ствол. Я тихо ахнула. – Может, хватит? Она не обязана, если не хочет.
Пол выдернул пистолет и впечатал ствол в голову Двадцать два. Я поморщилась, когда тот пошатнулся, и вновь взялась за брючную пуговицу. Пол отошел от меня и навел оружие уже на Двадцать два.
Желтозубый раздраженно вздохнул, убрал свой пистолет и устремился ко мне. Подойдя, он резко рванул меня за пояс, протолкнул пуговицу и сдернул брюки.
– Любой другой заработал бы пулю в мозг, – буркнул он, схватив меня за подол майки и сорвав ее через голову.
Я прижала руки к тонкому белому лифчику и попыталась вздохнуть, но легкие не слушались. Грудная клетка вздымалась и опадала слишком часто, горло свело от боли.
– Во имя Техаса! – произнес желтозубый в крайнем негодовании, силком разведя мне руки. – Можно подумать, что ты салага!
При виде моих уродливых шрамов он поморщился и быстро отвел взгляд. А вот рибуты не отвели. Все они пялились на меня.
Я отвернулась, стараясь унять трясучку в руках. Не удалось.
Двадцать два не смотрел на меня. Он стоял, отвернувшись, демонстрируя мне свой затылок. Он ничего не видел.
– Ладно, одевайтесь. Все по местам! – скомандовал Пол.
Я схватила рубашку, майку и начала торопливо натягивать их, не спуская глаз с Двадцать два. Он так и не обернулся.
Застегнув брюки, я села рядом с ним и быстро накинула ремни. Руки по-прежнему дрожали, я положила их на бедра и перехватила взгляд Каллума. Тогда я со всей мочи прижала ладони, но это не помогло.
Наконец я подняла голову, но тут же перехватила сочувственный взгляд Эвер, и мне стало еще хуже. Я снова уставилась на свои колени.
Когда челнок приземлился, я вышла последней, за Каллумом. Дрожащие ноги отказывались идти. Я здорово отстала, пока остальные рибуты строем направились к лестнице и спустились вниз. Каллум стоял на верхней ступеньке и ждал меня, придерживая дверь. Я вцепилась одной рукой в перила и с трудом заковыляла по лестнице, проклиная свои маленькие непослушные ножонки.
Вдруг я почувствовала чье-то прикосновение: это Каллум взял меня за свободную руку и сплел наши пальцы. Ощущать тепло его кожи на своей мертвенно-холодной ладони было приятно, и я с признательной улыбкой ответила на пожатие. Его большие глаза были полны тревоги и сострадания, но он улыбнулся в ответ.
Мы медленно спустились по лестнице и вошли в дверь восьмого этажа. Мне не хотелось с ним расставаться, но юноши жили слева, а девушки – справа. На прощание он снова сжал мне руку, и я торопливо сунула ее в карман, чтобы сохранить тепло.
Вернувшись в свою комнату, я сняла рабочую одежду и переоделась в спортивный костюм. Взгляда Эвер я избегала.
– Рен, в этом нет ничего… – начала она.
Я зыркнула на нее, легла на кровать, и Эвер умолкла. Накрывшись одеялом с головой, я свернулась калачиком и лежала, пока меня не объяла тьма.
Глава двенадцатая
– Жаль, что ты пропустила утреннюю пробежку. Я был неподражаем.
Когда я прошла через зал и остановилась перед ним, Каллум скалился от уха до уха. Его широкая, лучистая улыбка снова вернулась.
– Извини, – сказала я, озираясь вокруг. Несколько рибутов во все глаза пялились на меня. – Я проспала. – От улыбки Каллума у меня вспыхнули щеки. – Спасибо, что все равно пришел. Это и правда здóрово.
– Да ладно, чего там, – пожал он плечами.
Я заметила, что с другого конца зала на меня пристально смотрит Хьюго, и, скрестив на груди руки, уставилась в сверкающий деревянный пол. Мне захотелось уползти в угол, спрятать лицо и никогда больше не видеть этих людей.
– Ну, будешь бить меня или как? – осведомился Каллум.
У меня вырвался удивленный смешок, я торопливо закашлялась, скрывая его. Но было поздно: он услышал и пришел в щенячий восторг.
– Буду-буду, – сказала я и зарделась, когда снова взглянула в его глаза.
Каллум выставил кулаки, и я нанесла легкий удар, который он без труда блокировал. Я врезала посильнее и отшатнулась в последний миг, чтобы не угодить ему в челюсть.
– Быстрее, – велела я. – Чуть не попала.
– Тебе, наверное, придется смириться с тем, что толком мне никогда не выучиться, – ответил он, пригибаясь и уворачиваясь от моего кулака.
– Нет.
– Нет? – Он подскочил, когда я сделала подсечку.
– Молодец.
– Спасибо. Значит, нет? Ты не смиришься?
– Нет. Все мои стажеры отлично справляются. Во время обучения никто не погиб. А после – только двое.
– Из скольких? – спросил он и робко ударил. Я легко уклонилась.
– Ты даже не пытаешься, – заметила я, чувствуя, как уголки рта сами ползут вверх.
– Немножко пытаюсь. – Он вскочил на ноги.
– Попытайся хорошенько.
Он ударил сильнее, но я так же с легкостью увернулась. По крайней мере, этот удар был уже получше.
– Так из скольких? – повторил он вопрос.
– Их было двадцать или двадцать пять. Примерно.
Мы начали обмениваться более сильными ударами; мой кулак врезался ему в подбородок. Я перехватила его руку и дернула так, что он приземлился на пятую точку. Он тотчас попробовал подсечь меня, как я и учила. Я улыбнулась.
– Умора, да? – спросил Каллум, бросив свою затею, когда я отскочила.
– Нет, вполне сносно, – ответила я и пригнула голову, чтобы он не увидел, как мое лицо еще больше расплывается в улыбке.
Он вдруг поймал меня за кисть. Я споткнулась и ударила его коленями в живот, грохнувшись сверху. Каллум издал стон, слившийся со смехом.
– Я победил! – прохрипел он.
– Это называется победой?
Я начала сползать с него, но он схватил меня за руку, приподнялся на локтях, и мы оказались лицом к лицу.
– Да.
Я смотрела не в его темные счастливые глаза, а на наши сплетенные кисти, пытаясь перебороть тепло, волной растекавшееся по всему телу. Да еще щеки пунцовые стали. Ну и дела.
– Прости меня за те слова, – проговорил он тихо. – Я не хотел.
Высвободив руку, я соскользнула с него на прохладный пол. Пусть сокрушается – очень даже хотел.
– Ладно, проехали.
– Нет, – твердо сказал он, садясь рядом и наклонившись ближе, чтобы никто не подслушал. – Мне не следовало говорить, что тебе нравится охотиться на людей лишь потому, что у тебя это здорово получается…
