Впереди Хрулеев вдруг разглядел нечто странное — лес здесь как будто становился гуще, сосны стояли совсем вплотную друг к другу. Но, подойдя ближе, Хрулеев понял, что это уже не дикий лес, а забор.
Таких высоких заборов Хрулееву видеть еще не приходилось. Забор был срублен сурово, из цельных стволов сосен в натуральную сосновую высоту, росшие здесь живые сосны были органично вписаны в композицию забора, так что на верхушке рубленой стены присутствовали не только колья, но и живые хвойные кроны. Лагерь напоминал древнюю крепость лесных эльфов, жестоких, но обретших единение с природой, и не любящих чужаков.
За очередным поворотом тропинки Хрулеев наконец разглядел ворота. Ворота по всем правилам средневековой фортификации были обиты стальными листами и выкрашены в зеленый, белый и красный цвета. Хрулеев не помнил, а может быть никогда и не знал, какого цвета флаг Ордынской автономии, но предполагал, что расцветка ворот изображает именно его.
Поверх боевой раскраски на воротах была нарисована огромная крылатая белоснежная береза, на которой среди веток и листьев вместо сережек гроздьями росли солнца и звезды. Ордынская национальная эмблема была изображена довольно схематично и напоминала наскальную живопись, судя по всему, с художниками у ордынцев дела обстояли неважно.
В следующую секунду, однако, Хрулеев остановился, не решаясь идти дальше.
Оторвав наконец взгляд от раскрашенных ворот, он увидел, что на кольях соснового забора по обе стороны от ворот восседают уродливые чучела. Чучела представляли собой филинов в тюбетейках, их было около пары десятков. Хрулеев слабо разбирался в орнитологии, но был уверен, что таких огромных филинов в природе не существует. Даже отсюда с земли было заметно, что восседающие на заборе твари не меньше метра в высоту. Головы филинов с острыми клювами были размером с автомобильное колесо, черные тюбетейки на головах птиц украшал витиеватый восточный орнамент из бисера.
Тотошка вдруг жалобно заскулила, Хрулеев со страхом смотрел на птиц, но филины оставались совершенно неподвижными, глаза их были закрыты.
— Спокойно, Тото. Это просто бутафория, чучела. Эльфийское творчество, чтобы отпугивать чужаков.
Но Тотошка продолжала подскуливать. Хрулеев подошел к воротам, вокруг царила абсолютная тишина, слышно было, как капают капли с сосновых ветвей на землю, и как шумит высоко в хвойных кронах ветер.
Никакого звонка или хотя бы дверного кольца, типа такого, что в старину вешали на дверях, чтобы гость мог постучать, на воротах не было, и Хрулеев гулко ударил несколько раз кулаком в раскрашенный стальной лист.
Шли секунды, ответа не было, Хрулеев слышал, как стучит в груди собственное сердце.
Тотошка вдруг загавкала, задрав голову вверх. У Хрулеева внутри все похолодело. Он вслед за собакой посмотрел наверх и с ужасом увидел, что одно из чучел открыло глаза.
Глаза были огромными и желтыми, не меньше суповой тарелки. По обе стороны от тюбетейки на голове отверзшей очи твари вдруг выдвинулись подобно антеннам робота острые ушки с кисточками на концах. Хрулееву почему-то вспомнилась глупая детская книжка по занимательной лингвистике, которую он читал когда-то дочери, книжка утверждала, что по-украински филин называется «пугач». Сейчас название казалось Хрулееву более чем подходящим.
Вслед за первой тварью распахнул глаза и выдвинул ушки другой, сидевший рядом с первым, филин, потом еще один, и еще... Впечатление было такое, как будто кто-то зажег на заборе ряд желтых прожекторов. Через несколько секунд все филины сидели уже с открытыми глазами и поднятыми острыми ушками с кисточками. Птицы смотрели прямо на Хрулеева и бешено захлебывавшуюся лаем у ног хозяина Тотошку.
— Ладно, мы уходим, я передумал, я просто заблудился. Извините, — сказал Хрулеев филинам, голос у него дрожал. Все казалось чересчур бредовым, Хрулеев подумал, что все это просто страшный сон, который видит какой-то другой человек, не Хрулеев.
Но сверху уже слышалось гулкое уханье, Хрулеев не знал птичьего языка, но было очевидно, что твари крайне недовольны присутствием незваного гостя. У Хрулеева вдруг возникла безумная мысль, что здесь вообще нет людей, и никогда не было, что эту деревянную крепость построили обретшие разум гигантские птицы.
Хрулеев сделал несколько шагов назад по тропинке от ворот, краем глаза продолжая наблюдать за филинами. К своему ужасу он вдруг разглядел, что птицы угрожающе раздулись, как наполненные воздухом воздушные шары, теперь каждый из филинов был ростом не меньше полуметра.
— Тото, мы уходим! Сейчас же!
Но овчарка обезумела от страха и ярости, она металась, охрипнув от лая и не слушая хозяина. Хрулеев видел такое впервые, он лично вместе с дочерью воспитывал Тотошку со щенячьего возраста, раньше Тото всегда выполняла приказы, даже в самых страшных и отчаянных ситуациях.
Хрулеев схватил собаку за ошейник и попытался тащить ее назад по разбухшей от грязи тропинке, но в этот момент сидевший ближе всех к воротам филин вдруг резко спикировал вниз. Огромные раскинутые крылья заслонили небеса, уханье стало оглушительным, ветви окрестных сосен, потревоженные полетом твари, заволновались как от сильного ветра.
Хрулеев в ужасе отпустил собаку и инстинктивно вжал шею в плечи и закрыл руками лицо, пряча горло и глаза от острых когтей филина, каждый из которых был размером с мясницкий нож. Хрулеева окатило волной ледяного ветра, как будто внезапно поднялся ураган, но он смог устоять на ногах.
Следующие несколько мгновений, как показалось Хрулееву, длились целую вечность. Но ничего не происходило, Хрулеев только слышал как ухают филины, и как летящая тварь разрезает крыльями воздух. Отняв руки от лица, Хрулеев увидел, что птица почему-то передумала атаковать его, вместо этого филин наворачивал круги в нескольких метрах над Хрулеевым и Тотошкой, как вертолет журналистов над местом событий.
Хрулеева удивило, что тюбетейка не падает с головы летящего филина. Остальные раздувшиеся и оглушительно ухавшие птицы продолжали сидеть на заборе, даже не пытаясь взлететь. Обессиленная собственным бешенством Тотошка тяжело плюхнулась в грязь, из ее рта до самой земли свисали водопады слюней.
— Мы уходим, Тото. Пойдем, — мягко сказал Хрулеев, пытаясь совладать с дрожью в голосе.
В этот момент наверху над воротами вдруг что-то громко зашипело. Хрулеев поднял голову и увидел то, чего он раньше не замечал, над самыми воротами было закреплено синей изолентой на железных штырях два прибора — громкоговоритель, типа тех какие устанавливают на стадионах, и видеокамера, судя по маленькой горящей красным лампочке, камера работала.
Над приборами помещалась небольшая жестяная крыша, видимо защищавшая их от дождя. Самым странным, однако, было то, что и на громкоговоритель, и на камеру сверху были надеты черные тюбетейки. Громкоговоритель в тюбетейке шипел еще полминуты, а затем вдруг произнес металлическим голосом:
— Ас-салям алейкум!
Филины вдруг перестали ухать и заткнулись, как по команде. Вокруг повисла тишина, слышно было только, как разрезают воздух крылья все еще наворачивавшего круги над Хрулеевым и собакой филина, и как подскуливает Тотошка.
— Алейкум ас-салям! — наконец крикнул Хрулеев громкоговорителю.
— Син кем? — поинтересовался громкоговоритель.
— Я не понимаю, — честно прокричал Хрулеев.
— Не надо так орать. Микрофон вмонтирован прямо в ворота, я тебя отлично слышу, — объяснил громкоговоритель, — Я спрашиваю: ты кто и откуда тут нарисовался?
Филин все летал в нескольких метрах над землей, Хрулеев со страхом отметил, что он как будто снижается.
— Я Хрулеев, пришел из Оредежа. Вы не могли бы убрать филина? Моя собака его боится, — попросил Хрулеев, уже не крича.
— Филин и нужен чтобы его боялись, твоя собака умна, — заметил громкоговоритель, и тут же произнес:
— Ябалак, ял ит!
Филин сделал еще один круг, а потом медленно спикировал на забор и занял свое место рядом с воротами.