Центр, вообще, о многом умалчивал. Всё, что касалось Дыры, как феномена, и мира лежащего за ней, проходило жесточайшую цензуру, большую часть информации хоронили в офисах и лабораториях Цина. К примеру, мало кто был в курсе к каким последствиям приводили частые переходы через Дыру. А ведь они были, последствия эти. И весьма печальные. Кроме того, не факт, что Центру известно обо всех возможных проблемах связанных с переходом через Дыру. Год назад стало известно о том, что после 3–5 переходов, человек становился бесплоден. И узнали об этом случайно…, и Вадим до сих пор не определился, благо это или жесточайшая плата, за возможность заглянуть за пределы родного мира. Если влияние Дыры на людей обладает другими побочными эффектами, бесплодие, пожалуй, можно рассматривать как подарок, а не проклятье…
— Вадим, не могли бы вы назвать самые выдающиеся открытия, какие были сделаны благодаря работе меченных на той стороне?
— Да, конечно.
Интервью длилось ещё минут пятнадцать. Роботы осветителя на десятой минуте загнулись от недостатка питания и дописывать репортаж пришлось при естественно освещении. Потом, довольные журналисты собрались и уехали, а Вадим отправился на второй этаж главного здания городка. За это время ни меченных, ни бродяг не появилось. Впрочем, их привозили не так уж и часто и в основном, предупреждали заранее. Например, через неделю начнут привозить три сотни меченных, десятью партиями, из Бразилии.
Почти всё левое крыло второго этажа здания, отводилось под лаборатории, в которых, когда-то, в числе прочих, работал и Антуан Шеллен. Попасть в неё можно только через дверь с сенсорным замком. Юмор в том, что сенсоры не срабатывали, пока сканер не засветит сетчатку. Делалось всё без спец эффектов в виде синих, там разноцветных лучей и полностью автоматически.
Когда дверь открылась, Вадим очутился в длинном коридоре. Справа глухая стена, слева пластиковые кабинетные двери. Ему нужна была третья.
— Вадим, какими судьбами? — Спросил мужчина в белом халате, оторвавшись от экрана компьютера. Там что-то активно мелькало, какие-то картинки, сравнительные графики.
— Как там дело с учебником, что Бурый припёр?
— Ты в смысле по сравнительной части или по структуре?
— Какой мля структуре? — Рыкнул Вадим, усаживаясь на второе кресло перед столом в два метра длиной, уставленном различным оборудованием, да с тремя экранами посредине. — Там же просто бумага, ничего особенного. Ты по сравнительной истории что-нибудь нашёл?
— Ну ты же в курсе. — Человек уселся обратно. Что-то набрал на клавиатуре. — Отличия есть, но не слишком значительные. Нам бы ещё пару образцов, несколько независимых изданий.
— Нафига?
— Мы нашли по тексту некоторые странные особенности, похоже, этот учебник не был первоначальным, его подчищали. Как в наших, знаешь про Чеченскую войну? Вот и здесь похоже понамешали правды с ложью. Нужны ещё образцы. И желательно полный их школьный курс, плюс какие-нибудь энциклопедии, ещё бы неплохо университетскую литературу…
— Хех, мечтай дальше. — Буркнул Вадим. — Этого добра в городах навалом, а в города мы зайти сами пока не можем. Меченых и бродяг положить там нужно до чёртовой матери, что б можно было выслать пробную спец группу. Пока там осиное гнездо, тупо всех положим и ничего не найдём.
— Это да…, кстати, Вадим, когда уже оборудование новое придёт? На таком старье работать задрало. — Учёный двумя пальцами приподнял клавиатуру и отпустил, она с треском шлёпнулась о стол. — Хоть клав галографических парочку.
— Цин жлобится, сам знаешь. — Помолчал и добавил. — Может в следующем месяце.
— Ты месяц назад так же говорил.
— Работай блин… — Проворчал Вадим, покидая комнату.
В коридоре остановился — курить захотелось. Пока наполнял пространство коридорное белесым дымом, размышлял о словах учёного. Новое оборудование сюда могут вообще не привезти. На днях Центр принял решение по вопросу, который висел в воздухе уже год — расширять научный комплекс в городке или нет. Принятое решение по сути, выглядело так — отложить вопрос на неопределённый срок. Вот такая хрень, ещё чёрт знает сколько времени придётся считай половину барахла из Дыры, отправлять на исследование в Кемерово, в филиал Центра. Там у них из зданий не имеющих научно-исследовательской направленности, только будка КПП и туалет. А такой комплекс нужен бы здесь, поближе к Дыре. И чего они боятся? Почему не чешутся с вопросом? Намного удобнее было бы работать, если б идентификацию и изучение всех реликтов можно было бы проводить непосредственно здесь, в городке на этой стороне. Бюрократы чёртовы и паникёры к тому же…
Он собирался зайти ещё в несколько лабораторий, но передумал. Вместо этого спустился вниз и пошёл по городку, курсом к небольшому, покосившемуся зданию в один этаж, да пять комнат. Там обычно они бродяг с допуском держали, если те приходили не вовремя, как в случае с репортёрами. А ещё там постоянно обитал прапорщик Жиглов. Внутри он как раз и оказался. В полном одиночестве кушал чего-то за таким же кривым, как и вся эта избушка, столом.
— О, Вадим. Заходи, гостем будешь.
— Привет. — Вадим присел на табуретку, собранную из остатков стройматериалов. Помнится строили избушку солдаты, под руководством прапорщика Жиглова, в то время сильно дружившего с неизвестно как у него оказавшимся ящиком водки. Когда ящик кончился, тем временно освободив прапорщика от служения делу Бахуса, он узрел построенное и впал в депрессию. Бороться с депрессией ему помогал второй такой же ящик. Вместе они и соорудили мебель из остатков неиспользованного материала. Вобщем, сидеть на такой табуретке, смог бы далеко не каждый йог.
— Чего зашёл-то? — Прапорщик подцепил вилкой кильку из банки и с удовольствием сжевал её.
— Бродягу потолковей надо. Какие ещё не в выходе?
— Из толковых, с допуском? — Вадим кивнул. Прапорщик задумчиво поскрёб лоб ногтям. Потом ответил. — Кила скоро двинет. Она вчера была, хотела выдвинуться, да карту допуска где-то посеяла. А без пехотки идти не захотела, сам знаешь, они в пехотку раз оденутся потом без неё вообще никак не хочют выходить. Ну она сегодня-завтра явится. Ещё Банан, но его хрен знает когда увидим. Бурый только с выхода, реликт припёр. Он забухает на месяц минимум, его долго можно не ждать. Ну и всё вроде…, так сразу я всех не вспомню.
— Кила говоришь? — Вадим пожевал губами. С Килой говорить — пытка. Она по русски знает только «здравствуй» и «пошёл на …». А на немецком, в городке, только пара учёных со второго этажа говорит. Лучше, наверное, подождать…, хотя. Пофиг. Кила баба пробивная. Если её правильно озадачить, должна справиться. — Как явится, без контакта со мной не пропускай. Я парней на постах предупрежу. Есть для неё серьёзная работёнка.
— Понял командир, застопорю, как явится.
Вадим кивнул и вышел из домика — дел на сегодня ещё хватало. Сначала надо бы анализатор починить. И майора всё-таки отыскать и навешать ему люлей согласно устава и субординации.
6. Меченые, нейронный эффект
Из абсолютной темноты, царившей в этом непонятном месте, вынурнуло окровавленное лицо. Перекошенное, жуткое и очень юное лицо. Пареньку всего тринадцать лет — Кон точно знал его возраст, ему уже доводилось видеть это лицо раньше. За этим появились другие лица. Они кружились в безумном хороводе, всюду разбрызгивая кровь, хлещущую из порезов и обрубков шей. Они выли, кричали, плакали…
— Вы сдохли! Я сам убил вас! Вас нет! — Закричал Кон. Только они не ушли, лишь перестали метаться по этому тёмному месту и подплыли поближе к нему. Перекошенные предсмертной агонией лица, замерли совсем рядом. Одно тихо-тихо прохрипело.
— Зачем?
— Я думал она мертва, я думал вы убили её.
— Но она осталась жива, а мы нет…, за что ты так с нами?
— Вы изнасиловали её, вы поганые выродки! Вы заслужили свою смерть!
— Это сделал я, никто больше не успел. — Прохрипело усатое лицо слева. — Но ведь она осталась жива, почему ты лишил возможности жить меня? Ведь она жива и ты живёшь, а я нет. Зачем?
— Уйдите! Я поступил правильно! Пошли прочь выродки!!!
И они ушли. Просто исчезли, а Кон открыл глаза. Над ним тихо шурша листьями, качались ветви деревьев. Он смотрел вверх, не шевелился. В голове пусто. Лицо как маска, мертвый камень…, Кон почему-то не мог вспомнить как она выглядит, та, за которую он отомстил. Их помнил, а её забыл. Почему? На суде прокурор задал ему вопрос, спросил, сожалеет ли он о том, что сделал. Кон ответил честно и до сих пор помнил лица. Даже лицо судебного пристава, весь процесс стоявшего у его клетки, подобно истукану — их перекосило отвращением. Да. И страхом. Если хоть кто-то и сочувствовал ему, ответ на тот вопрос, убил в них даже призрак сочувствия. Он не сожалел о своём поступке. Разумом понимал — поступил неправильно, поступил плохо. Но в душе звучал совсем другой ответ. Не было сожаления, не было раскаяния. Он поступил верно, единственно правильно. Они покусились на его женщину, они посмели ворваться в его дом и он поступил правильно покончив с ними. Ему не о чем сожалеть…, но почему он не помнит её лица? А ведь, он не может вспомнить, не только это. Забыто многое. Дом, друзья, работа, всё видится какими-то вспышками, размытыми пятнами старой палитры. Словно вся та жизнь лишь бредовый сон.
