— Ладно, не заводись, — повинился я.
— Очень надо, — хмыкнул Швеллер, и остаток пути мы преодолели в неловком молчании.
Прежде чем войти в баню, мы скинули лыжи и оставили их снаружи. Внутри было жарко, лицо сразу приятно защипало. На печи стояла небольшая алюминиевая кастрюлька, в которой вовсю что-то бурлило. Швеллер первым делом заглянул в нее и поворошил содержимое деревянной ложкой. Аромат, что оттуда исходил, тут же напомнил мне о голоде, а живот предательски заурчал, выдавая меня с потрохами.
— Раздевайся, садись, сейчас жрать будем, — кивнул на скамью Швеллер.
Баня была хоть и небольшая, но видно, что хозяева относились к ней с большой любовью. Чистенькая, вся обшита вагонкой. В предбаннике — кухонный уголок, за которым приятно отдохнуть от пара. Даже печь с виду обычная, самодельная, но дверцу к ней приладили со стеклом, чтобы любоваться огнём. На стене у входа прикручена резная вешалка, на которую я и повесил куртку. Шапку сунул в рукав, разгрузку и автомат аккуратно пристроил в угол, на табуретку. Затем пришла очередь вязаного свитера и тёплых, пуховых штанов. В итоге я оставил на себе лишь термобельё. Впрочем, как и Швеллер, который тоже укутался, словно капуста.
— Миска есть у тебя? — спросил он, водружая на центр стола кастрюлю с варевом.
— Ага, и ложка где-то завалялась, — кивнул я и полез в рюкзак. — Кофе вот ещё есть в пакетиках.
— Я чай люблю, — отказался бородач и установил небольшой ковш с водой на печь.
— Как скажешь. Ну, и какими судьбами тебя в наши края занесло?
— Жри давай, потом языками почешем.
Вот правда что Швеллер. Прямой и жёсткий, как тот металлопрокат. Но именно этим он мне и понравился. Вот бывает такое: встречаешь случайного человека и понимаешь, что вы родственные души.
В кастрюльке оказался суп. От одного его вида рот наполнился слюной. Я едва смог дождаться, когда Швеллер начерпает свою порцию. А затем набросился на еду, будто неделю голодал, даже язык обжёг, забывая дуть в ложку. Моя миска быстро опустела, в отличие от хозяина. Он ел не спеша, вдумчиво, посматривая на меня с эдакой хитрецой.
— Если хочешь, добавки — подложи, — кивнул он на кастрюльку. — Заодно и посуду помоешь.
— Спасибо, — поблагодарил я и прямо через край перелил остатки супа в свою тарелку.
На этот раз постарался не метать ложкой как сумасшедший, хотя всё равно опустошил свою тарелку быстрее Швеллера. Затем выбрался на улицу, зачерпнул снега и поставил посуду на печь, рядом с ковшом. Пусть пока греется, потом отмою.
— Ты так и не рассказал, чего в реакторе забыл? — напомнил о беседе бородач.
— Да ты тоже не особо откровенничаешь, — заметил я.
— Ну как знаешь, — пожал плечами он. — Здесь ляжешь или в парной?
— Ты хозяин, тебе и решать.
— Тогда я в парную пойду.
— Дежурство распределять не будем?
— Не нужно, я камнями периметр отсёк.
— Ясно. И давно ты в одного путешествуешь?
— Почти с самого начала.
— И что, ни разу не хотелось к кому-нибудь примкнуть? Общин вроде хватает.
— Не люблю людей, как и они меня.
— А здесь чего забыл? Или ты так, без особой цели?
— Тебя ждал, чтоб ты мне о реакторе поведал.
— Дался тебе этот реактор.
— Чую, что-то важное там происходит. Просто так люди в подобные места соваться не станут.
— И то верно. Ладно, умеешь ты уговаривать, чертяка языкастый. В общем, хреново всё…
И я вкратце рассказал Швеллеру свою историю, не вдаваясь в особые детали. Вышло не так уж и долго, как мне поначалу казалось, минут в пятнадцать уложился. Он слушал не перебивая и всё это время внимательно смотрел мне прямо в глаза.
— Стало быть, от тебя наши жизни зависят? — усмехнулся в бороду он.
— Выходит, что так, — кивнул я.
— И сколько нам осталось?
— Может, неделя, а может, год. Я ведь не физик-ядерщик, понятия не имею, как всё это работает.
— М-да, херово, — впрочем, без особого сожаления произнёс Швеллер.
Он вышел из-за стола подхватил рюкзак и забросил его на поло́к, куда вскоре завалился сам, разместив поклажу под головой. Я поступил его примеру, только на узкой лавке кухонного уголка.
— Фонарь погаси, — буркнул из парной Швеллер. — Батарейки нынче в дефиците.
Я приподнялся и щёлкнул клавишей. Баня погрузилась в темноту, лишь из топки разливался слабый свет от томящихся там углей. Внизу, на скамье, уже не было так душно, а значит, поспать получится в относительном комфорте. В любом случае это гораздо лучше, чем на полу возле реактора.
— Мстительный я, — вдруг прозвучал голос Швеллера в темноте, — Потому и сел.
Я промолчал. Не потому что боялся спугнуть его откровение, просто не знал, что на это ответить.
— Спишь?
— Нет, рассказывай.
— Нас четверо было. Лучшие друзья, с самого детства друг друга знали. Про таких говорят: «не разлей вода». Потом взрослая жизнь. Всех раскидало: семьи, работа, у каждого свои интересы, но мы всё равно собирались, обычно на Новый год. Дни рождения тоже повод, но не всем удаётся вырваться из водоворота, а тут сразу десять выходных. Не знаю, как так получилось, что мы втроём её полюбили, а досталась она одному. Я сразу отступил. Понимаешь? Дружба — это святое, для меня это не пустой звук. А он не хотел… Каждый раз когда мы собирались вместе, не оставлял её в покое, и в тот вечер тоже. Мы напились… Он даже не знал, что я всё видел, думал, я домой пошёл. Вовка напился в стельку и вырубился, а он… он опять начал к ней приставать.
— Не хочешь произносить его имя?
— Не хочу.
— Он её изнасиловал?
— Нет, тогда бы я ему голову прямо там отрезал. Нет, он её просто ударил. Потом, видимо, понял, что перегнул, не стал продолжать, хотя, наверное, мог бы. Не знаю, я тогда слабо соображал. Гнев затмил разум. Я много раз ему говорил, что так нельзя, что она сделала свой выбор и стала женой нашего друга.
— И что ты сделал?
— Пришёл к нему ночью. Убил его пса, отрезал ему голову и оставил на пороге. А наутро вернулся и доступно объяснил, что если он ещё хоть раз к ней притронется, я поступлю с ним так же, как с его псом. Я не злой человек и собак очень люблю.
— И чем закончилась ваша история?
— Я сел, затем с военной кампанией контракт заключил…
— Бывал, значит?
— Да, немного, в центральной Африке пару лет. Думал, смогу грехи искупить, стать прежним, добрым и улыбчивым человеком, а вышло с точностью до наоборот.
— А с друзьями что стало?
— Он всё-таки смог разрушить семью и уничтожить нашу дружбу. И этого я ему никогда не прощу.
— Подожди… — Я даже на локтях приподнялся, словно Швеллер мог меня видеть. — Ты что, за ним сюда пришёл?
— Угу.
— Хуясе, — только и смог вымолвить я. — А ты упёртый. И с чего ты взял, что он где-то здесь?
— Люди говорят, а я умею слушать.
— Выходит, он жив? Если так, то он может быть только в одном месте: в кремле.
— Нет, там его точно быть не может. Выродкам туда ходу нет.
— А, так он одержимый, — наконец понял я и снова улёгся на рюкзак.
— Одержимый, — повторил Швеллер. — С горящими глазами.
Я аж подскочил, услышав последнюю фразу.
— Блядь, ты это серьёзно сейчас⁈ Ты хоть понимаешь, о ком говоришь⁈ Как ты вообще себе это представляешь?
— Не знаю, пойму, когда его найду, — всё тем же спокойным голосом ответил Швеллер. — Спать надо, я весь день на ногах.
— Как ты вообще умудрился выжить в одиночку?
— Как-то, — неопределённо ответил он.
— М-да, по твоей истории хоть книгу пиши, — усмехнулся я. — Жаль, что финал у неё пока ещё открытый. А вдруг это твоя судьба, предназначение? Может, вовсе и не я избранный, а ты?
Однако ответом мне было мерное сопение. Не знаю, слышал он меня или действительно уже спал? Я ещё долго смотрел в потолок. Несмотря на усталость, сон никак не хотел идти. Его слова раскалённой иглой засели в мозгу, не давая покоя. Впервые за всё это время, с того самого момента, когда я узнал о бесах, посвящённых и прочих не поддающихся логическому объяснению вещах, я вдруг кое-что осознал: никакой я не избранный. Не всё в этом мире крутится возле меня.
