Упала больно, перекатившись и сильно ударившись ребрами — плотная куртка не спасла. Батон в экзоскелете уже маячил у двери рубки, поваров и Савельева тоже не было видно; бегущую Леру дожидались только подгонявшие ее криками американцы, Ворошилов и Мигель, для прикрытия наугад постреливавший из «ублюдка».
Внизу на мостике Тарас вовсю командовал отплытием. Заработавшие мощные двигатели «Грозного» все быстрее относили его прочь от ввязавшегося в драку гиганта-танкера.
Морское сражение подходило к концу. «Черный дракон» в конечном итоге пересилил налетчиков, заодно избавив воды Тихого океана от одного из многочисленных проклятий расползшейся по миру пиратской чумы. Опомнившись, оборонявшие танкер во все бинокли и подзорные трубы высматривали сбежавший атомоход, шаря по воде лучами прожекторов. Но потушивший бортовые огни «Иван Грозный» уже скрылся в сумраке горизонта.
Окончательно потеряв из виду танкер и горящую свечой тонущую пиратскую буровую, «Грозный» взял курс на Чили. Погони не было. Пока в оружейке Яков и Ворошилов, пачкаясь маслом, торопливо возились с ремнями экзоскелета, помогая высвободиться на чем свет стоит матерившемуся Батону, к снимавшей в своей каюте изодранные в клочья перчатки Лере заглянул Мигель.
— Ты очень смелая, — глядя на нее сияющими глазами, сказал он.
— Скорее — безбашенная. Знаешь, пойти на нож пирату не очень- то и хотелось.
— Ты могла погибнуть, — покачал головой Мигель.
— Но не погибла же. У меня лисья кровь и пара жизней про запас. Но я еще огребу нагоняев за свою выходку, будь спокоен, — слабо улыбнулась девушка и всмотрелась в лицо священника. — Батон все равно бы не успел. Зато теперь — свобода. Ты постриг бороду?
— Ну, я подумал, пора уже сделать поаккуратнее, в конце концов. Что, не нравится? Я с Чучундрой советовался.
Он впервые в жизни ей подмигнул.
— Нравится, — заверила Лера, стягивая куртку. — Ты стал намного моложе.
— Ну, уже хоть что-то.
— Внимание всей команде, говорит капитан, — ожили динамики внутренней связи. — Немедленно собраться в кают-компании. Повторяю, всем немедленно собраться в кают-компании.
— Вот видишь. У нас не принято откладывать публичные казни, — вздохнула Лера, кидая «натовку» на койку.
Вопреки ожиданиям, ее не стали ругать.
— Ишь, пигалица, — смерив ее взглядом, только и сказал Тарас. Девушка по праву расценила это как пусть и скупую, но все-таки похвалу.
— Дура, — угрюмо бросил Батон.
Сейчас было не до рисовки и пикировок — Савельеву с каждой минутой становилось все хуже, да и повара, судя по кислым, стремительно бледнеющим рожам, от него не отставали.
На экстренное совещание собрались Тарас, Ворошилов, Макмиллан и Зэф (которым за неимением Савельева с грехом пополам переводила Тахома, чтобы те не теряли сути разговора), Яков и снявший шлем Линь в сопровождении Дана, — тот хмуро посмотрел на отведшую взгляд девушку. Рослый молчун ей не нравился и казался подозрительным. Забившийся в угол Батон исподлобья поглядывал на Леру и Мигеля. Раскомандированная по своим местам корейская команда тем временем управляла лодкой. Поваров и метеоролога после совещания решено было оставить в медблоке, предварительно спеленав ремнями и введя им двойную дозу обезболивающего со снотворным. Готовить теперь было некому, поэтому все обязанности на камбузе легли на Леру и Тахому.
Экипаж подлодки круглосуточно нес вахту в три смены по четыре часа. Каждая группа завтракала, обедала и ужинала (тем, что на скорую руку успевали приготовить и без того вымотанные женщины) отдельно, между собой практически не общаясь. Потом еще требовалось убрать столы и перемыть всю посуду. Но однообразная работа хоть как-то помогала девушке выкинуть из головы тревожные, гнетущие мысли.
— Но это еще не означает, что среди нас зараженных нет, — оглядев собравшихся, Тарас поборол сильнейшее желание почесать грудь, но пересилил рефлекс, дав самому себе слово не обращать на одолевавшую погань внимания и доплыть до противоядия во что бы то ни стало.
— Объясните уже, наконец, что здесь происходит, — требовательно заговорил вставший со своего места Линь. — Что было с теми людьми на палубе? Почему они истекали кровью?
— У нас на борту неизвестный вирус, — понимая, что дольше молчать не имеет смысла, ответил Тарас и посмотрел на переводившего Якова. — Трое в тяжелом состоянии. С остальными пока не ясно…
— Как это — не ясно?
— Мы не знаем, каким именно образом распространяется зараза. Сейчас инфицирован может быть любой из присутствующих, если еще не все.
— Вы подвергли риску моих людей, — с негодованием повысил голос Линь.
— Вынужденная мера. Мы не могли говорить до поры. Иначе вы бы нас так там и оставили. Так что мы сейчас все в одной лодке, прости уж за каламбур. Противоядия от этой дряни все равно на борту нет.
— Это не оправдание! — не мог успокоиться Линь. — Это означает, что и я могу быть инфицирован! И все по вашей вине.
— Так точно, — просто ответил Тарас.
— Это безумие…
Лера вздрогнула, невольно коснувшись пальцев сидевшего рядом Мигеля. Они все могут быть уже заражены! И тогда… Все было напрасно. Все по ее вине. Нет. Об этом не хотелось думать. Гнать в шею дикие мысли. Только не сейчас, когда в ее жизни вновь начал появляться хрупкий, еще не до конца осознанный, но все-таки смысл.
Тем временем Тарас как можно короче пересказал корейцу всю историю злоключений «Грозного» с момента прибытия в Антарктику.
— Безумие… В таком случае нам действительно нужно торопиться, — сказал вновь опустившийся на свое место Линь. — Под угрозой находятся не только наши жизни, но и задание, данное нам Императором.
— А вот тут можно поподробнее? — в свою очередь спросил Тарас. — Что там конкретно с Фарерами? Из-за чего нам теперь по дороге домой крюка давать прикажете? Без энергии «Грозного» Убежище в автономном режиме тоже недолго протянет. А у нас семьи там.
— Говори за себя, — хмуро буркнул Батон.
— Хранилище Судного Дня[36], или — проект «Ноев Ковчег». Огромный спецхран на стодвадцатиметровой глубине, на высоте ста тридцати метров над уровнем моря в поселке Лонгйир, Шпицберген, в котором предками собран практически весь генофонд нашей планеты, существовавший до Катастрофы, — начал рассказывать Линь. Яков с готовностью переводил.
— А толку, — в своей пессимистичной манере махнул рукой Ворошилов. — Может, там уже и нет ничего. Сто двадцать метров для боеголовки — не так уж и глубоко.
— Слышал я про это, — переплетая пальцы, проговорил Тарас, когда Линь замолчал. — Очередная утопия. Всего лишь фантазии да мечты. И почему вы уверены, что за все это время система жизнеобеспечения и охлаждающее оборудование не вышли из строя?
— Я же сказал, что зернохранилище расположено на сто тридцать метров выше уровня моря, — терпеливо повторил переводчик. — Все органические культуры специально обернуты для предохранения от влаги. В бункере не предусматривалось постоянных работников. Банк оборудован двойными дверями с противовзрывной защитой, сенсорами движения, двумя герметичными тамбурами и стенами из железобетона толщиной в метр.
— И вы думаете, что все это до сих пор работает?
— В таких условиях большинство семян останутся живы даже через тысячу лет благодаря автономной системе искусственного поддержания жизни и микроклимата. Там температура никогда не опускается ниже минус восемнадцати градусов.
— С ваших слов получается, что проще ввалиться в Форт-Нокс, — хмыкнул Макмиллан, покусывая палочку. — Это же целая крепость, вмурованная в материнскую породу. Как, по-вашему, мы туда попадем?
— Будем разбираться на месте, — туманно ответил Линь.
Притихшая Лера слушала, затаив дыхание и даже чуть приоткрыв рот. Хранилище, в котором осталась жизнь из прошлого! По словам корейца выходило, что уничтоженный мир можно было вернуть. Трава, деревья, реки и озера. Чистое небо над головой! Девушка почувствовала, как под обтягивающей грудь тельняшкой бешено колотится сердце.
— Ну, вскроем мы этот семенной погреб, и что с того? — поддержал Тараса Ворошилов. — Куда сажать-то?
— Да это же величайшее сокровище! — воскликнул Мигель. — Как ему удалось уцелеть?!
— Значит, удар выдержало. В специальное скальное основание вмуровано. Или не бомбили его, делов-то. Еще скажи, что это знак Божий, — буркнул, прикладываясь к кружке, Батон.
— А это он и есть, — с вызовом ответил пощелкивающий четками Мигель. — Разве вы не видит? Все по промыслу его.
— Ой, ну оставь. Для того и строили, чтобы выдержало. Сами закопали себе. И Боженька твой тут совершенно ни при чем. Плевать он на нас давно хотел. И перестань щелкать, голова и без того пухнет.
