Мальчик стоял, запустив пальцы в рабицу, и внимательно смотрел на собравшихся внизу под клеткой людей. Этот мальчик нервировал Хрулеева, впечатанный в мозг за последние месяцы инстинкт требовал немедленно бежать, когда на тебя смотрит ребенок. Но бежать с площади было нельзя, явка на общее собрание была обязанностью для всех, кроме рабов, совсем больных и дежурных часовых.
Хуже всего было то, что Хрулееву казалось, что мальчик в клетке смотрит, не отрываясь, прямо на него. Хрулеев понимал, что собственный мозг обманывает его, что это просто оптическая иллюзия, нечто вроде того обманчивого впечатления, которое возникает при взгляде на перспективы художника Ван Лоо, когда тебе кажется, что нарисованный Амур целится прямо тебе в сердце. Мальчик просто разглядывает толпу снизу, вот и все, он не смотрит конкретно на Хрулеева. Но липкое и тревожное ощущение взгляда мальчика не покидало его, а ясно рассмотреть лицо мальчика, чтобы убедиться в ошибочности своих тревог, отсюда снизу Хрулеев не мог.
В ожидании Германа обитатели лагеря выстроились на площади кругами вокруг сваренной из железных листов и кусков элеватора трибуны, с которой обычно выступал вождь. Обладатели высоких градусов (то есть тех, у которых ниже цифра) стояли ближе к трибуне, так что Хрулеев, которому присвоили самый низкий шестнадцатый градус, оказался от трибуны дальше всех. Вместе с Нелапкиным он сейчас стоял прямо за спинами многочисленных четырнадцатых и пятнадцатых градусов.
Нелапкин был единственным, кроме Хрулеева обладателем шестнадцатого градуса в лагере, хотя он не был новичком и даже занимал на элеваторе руководящую должность. Формально Нелапкин заведовал местным водоканалом, его задачами были снабжение лагеря водой и регулярная чистка расставленных по всему лагерю туалетов сельского типа. На деле же Нелапкин не делал вообще ничего, воду в лагерь таскали из родников и колодцев рабы, сортиры чистили они же. Предполагалось, что Нелапкин ими управляет, но по факту Нелапкин целый день бесцельно слонялся по лагерю, как надзиратель за сортирами он, один из немногих, имел свободный доступ к любому из отсеков элеватора.
Единственным минусом должности было то, что Герман никак не соглашался повысить в градусе человека, занимающегося столь грязной работой, поэтому Нелапкин так и остался навсегда шестнадцатым градусом.
Тихо перешептывавшиеся четырнадцатые и пятнадцатые градусы вдруг замолчали.
Хрулеев увидел, что на железной трибуне появилась Люба, первый градус в иерархии элеватора. Люба нарядилась по случаю собрания, на ней был короткий черный кожаный сарафан и черные леггинсы, в длинную черную косу до талии была вплетена живая ромашка. Еще на Любе были форменные высокие ботинки Президентского штурмовика и камуфляжная куртка, те же самые, которые она носила, когда Хрулеев впервые встретил ее. Люба была вооружена, ее выраженная талия была опоясана широким ремнем, из кобуры на ремне торчала рукоять макарова.
Больше всего Люба была похожа на юную рокершу, которая приехала в часть проведать парня-призывника и нарядилась в его бушлат и берцы, чтобы сделать фото для дембельского альбома любимого.
Любу наверное можно было назвать красавицей, но Хрулеева тошнило от одного ее вида. Хрулееву уже рассказали, что ботинки штурмовика, которые носит Люба, не трофейные, а ее собственные. Люба раньше была декурионом Президентских штурмовиков и даже участвовала в подавлении Грибного Мятежа против Президента в 1993.
Вместе с Любой на площади появились и ее подчиненные-головорезы, составлявшие личную охрану Германа. Десяток мрачных мужиков с калашами оттеснили толпу собравшихся и расположились вокруг трибуны. У каждого из них был третий градус в иерархии элеватора. Хрулеев узнал Шнайдера и Сергеича, который всегда носил трофейный шлем Президентского штурмовика в форме маски Дарта Вейдера. Пашки Шуруповерта на площади почему-то не было, а остальных Любиных подчиненных Хрулеев по именам не знал.
На трибуну тем временем вслед за Любой влез самый стремный человек, которого Хрулееву приходилось видеть в своей жизни.
— Блинкрошев, — тихонько пояснил Хрулееву стоявший рядом с ним начальник сортиров Нелапкин, — Не пялься на него, он этого не любит.
Но не пялиться было сложно. В отличии от Любиных головорезов начальник личной бухгалтерии Германа Блинкрошев был совсем не похож на обычного уголовника. На что именно он был похож, сказать было тяжело, Хрулеев видел подобных людей разве что в американских фильмах ужасов.
Ростом Блинкрошев был определенно выше двух метров, Люба рядом с ним казалась пятилетней девочкой, пожалуй, он был самым высоким человеком, которого Хрулееву приходилось видеть в своей жизни. Объемное пузо Блинкрошева занимало четверть трибуны, вероятно, Блинкрошев весил килограмм триста, не меньше. Массивное китовое тело Блинкрошева украшала странно вытянутая, огромная, жирная и совершенно безволосая голова.
В Блинкрошеве явно просматривалось нечто неправильное, нечеловеческое. Все его движения, жесты и внешность создавали впечатление чего-то неестественного и жуткого. Огромные и непропорционально длинные волосатые ручищи безвольно болтались где-то ниже колен начальника бухгалтерии, это придавало ему сходство с орангутангом. Даже манера ходьбы Блинкрошева выглядела какой-то не такой, люди так не ходят. Его одежда тоже была странной, несмотря на холодный октябрьский день, Блинкрошев был одет в шлепки на босу ногу, треники и гигантскую футболку с логотипом американской бейсбольной лиги 1994 года.
Но самым стремным в Блинкрошеве был его взгляд, абсолютно нечеловеческий взгляд шизофреника, лишенный любых эмоций или признаков здравого рассудка. Сейчас огромные, серые и никогда не моргавшие глаза стоявшего на трибуне начальника бухгалтерии шарили по толпе собравшихся, как прожектора на караульных вышках по зоне.
Взгляд Блинкрошева на секунду остановился на Хрулееве, и внутри у Хрулеева все похолодело. Хрулеев поспешно уставился в землю, а когда вновь взглянул на трибуну, понял, что Блинкрошев к счастью потерял к нему интерес.
Еще Хрулеев неожиданно понял, что Блинкрошев пьян. За алкоголь в лагере германцев полагалась отправка в Молотилку, но никаких сомнений быть не могло — рожа у Блинкрошева была красной, его пошатывало, начальник бухгалтерии определенно выпил, причем много. Впрочем, никакое пьянство не могло бы объяснить нечеловеческих жестов и движений Блинкрошева, здесь дело было не в выпитом, а в чем-то другом.
Хрулеев ничего не знал про Блинкрошева, кроме того, что тот возглавлял личную бухгалтерию Германа и, как и Люба, имел первый градус в иерархии элеватора. Тема Блинкрошева была в лагере под абсолютным табу, обитатели элеватора иногда шепотом осмеливались обсуждать даже самого Германа, но о Блинкрошеве никто не говорил никогда.
Люба тем временем подняла вверх руку и громко провозгласила:
— На колени перед Германом!
Хрулеев: Не кот в мешке
10 октября 1996 года
Балтикштадтская губерния
Все собравшиеся на площади поспешно опустились на колени, даже Любины головорезы с калашами. На ногах остались только Люба, Блинкрошев и вцепившийся пальцами в рабицу мальчик в клетке. Хрулеев бросил на него взгляд и понял, что мальчик все также смотрит прямо на него.
Нет, не может быть, это иллюзия, обман зрения. Хрулеев поспешно отвел глаза от мальчика и, как и все остальные коленопреклоненные германцы, уставился на трибуну, где стояли Люба и Блинкрошев. Хрулеев уже насмотрелся на надписи Германа в Оредеже, наслушался рассказов о Германе от ненавидящего его мэра Автогеновича и от ордынцев. Герман изувечил Хрулеева, провел его через Обряд Очищения. Пора наконец Хрулееву увидеть Германа.
Тем более, что интерес Хрулеева к Герману не был простым праздным любопытством. Проведя здесь на элеваторе уже несколько дней, Хрулеев убедился в том, что если в мире и есть человек, который может указать ему, где искать дочку, то этим человеком является Герман.
