В руках у Лаврика был пакет подозрительной формы, к тому же, позвякивающий. Он, не выпуская ноши из рук, так и остался у входа, а Титаренко с Сидорчуком, пройдя чуть вперед, замерли возле кровати Блинчика, словно почетный караул у мавзолея. Оба в темных официальных костюмах, белых рубашках, однотонных галстуках и черных остроносых туфлях — ни дать, ни взять мафиози, пришедшие проводить друга в последний путь.
Титаренко внимательно посмотрел на Сергеева. Взгляд у него был тяжелый, немигающий, как у ужа, но без враждебности — так рассматривают экспонаты в музее естественных наук — вершину творчества местного таксидермиста побитую раскормленной молью.
Сергеев взгляд выдержал спокойно, улыбнулся в ответ, подумав про себя, за те несколько секунд, что Титаренко сверлил его глазами, что иметь Александра Леонидовича во врагах, роскошь, доступная далеко не всем. Нехороший взгляд был у Александра Леонидовича, тяжелый. Раньше такой взгляд называли «дурным глазом». Может быть, поэтому и не любил партийный лидер появляться на фотокарточках и в телевизионном кадре. В сравнении с ним даже российский коммунистический вождь Зюганов, до того, как имиджмейкеры научили его улыбаться, а не показывать коренные зубы в свирепом оскале, выглядел нежным и пушистым воспитателем младшей группы детского сада.
Для публики у национал-демократов был припасен Петр Сидорчук — воспитанный, вполне европейский, склонный к дискуссиям и, что самое главное, одним своим видом вызывающий желание немедля вступить в ряды движения. Особенно его внешность действовала на женщин в возрасте до пятидесяти лет.
Начальник партийной контрразведки, партийный идеолог, блестящий предприниматель и, как и Титаренко, достаточно известный юрист, Петр Виленович внешне был привлекателен, несмотря на ширившиеся надо лбом залысины, и непропорционально маленький нос. А когда Петр Виленович улыбался, то его верные поклонницы разных возрастных категорий падали штабелями — настолько привлекательным, одухотворенным, да, что говорить, просто красивым становилось его лицо.
Как политик, Сидорчук казался Михаилу гораздо интересней Титаренко. Хотя из рассказов Виктории, Сергеев в целом представлял себе истинную расстановку сил.
Вообще, партия господ Титаренко-Сидорчука-Блинова, скорее была удачным коммерческим предприятием, чем политическим образованием. Политика, естественно, играла в их жизни главную роль, но только потому, что от нее зависели успехи бизнес-деятельности. Эта позиция была выстрадана, вымучена, выношена, но не уникальна. Из всех партий только социалисты старались показать себя бессребрениками, существующими на взносы членов партии и спонсорские деньги. Но социалисты и их бессменный лидер господин Жаркий, были людьми кое в чем уникальными, но, далеко не все — настолько бедными, какими хотели казаться. Остальные, что провластные, что оппозиционные, что условно нейтральные — понимали, что век депутата короток, вопросов, которые надо решать много, а денег всегда не хватает.
Время энтузиастов закончилось давно, ровно в тот момент, когда первый энтузиаст-депутат понял, что сами стены Верховной Рады своими флуктуациями порождают движение денежных потоков. И осознав это — возрадовался. И вместе с ним возрадовались все остальные, ибо поняли, что в этом их счастье!
Но, если без шуток, абсолютное большинство тех, кто шел в Верховную Раду еще в первом созыве, прекрасно понимали, зачем туда идут. Были, конечно, отдельные светлые личности, не лишенные идеализма, но среда меняет человека и через несколько лет эти светлые личности легко сливались с общим фоном. Или исчезали из кулуаров по тем или другим причинам. Причин доставало в избытке.
Вместо тех, кто проиграл в предвыборной гонке, в стены Рады приходили новые депутаты. Люди непростые, с большими состояниями и невнятным прошлым, выигравшие на выборах с помощью каких-то странных приемчиков с английскими малопонятными названиями. А чаще с помощью крепких ребят, огромных бабок, качественных ксероксов и дорогих ризографов. В конце гонки каждого из прорвавшихся к кормилу ждали: депутатская неприкосновенность, привилегии и власть. Пусть и ограниченная, в сравнении с властью Президента или Премьера, но настолько большая, что простым украинским гражданам должна была казаться практически безграничной. И деньги. Конечно же — деньги.
За лоббирование интересов, за противостояние лоббированию, за переход из фракции во фракцию, за поддержку чужого бизнеса, если так корректно можно назвать банальное «крышевание». На глазах у азартно голосующего народа, его избранники, приходившие в Раду в старых чешских костюмах купленных в советское время за сто сорок полновесных рублей, превращались в приверженцев «хай кутюр» и представительских автомобилей ценой в сто с лишним тысяч долларов.
Те же, кто изначально приезжал на работу в Верховную Раду на «Мерседесах» тюнингованных фирмой «Брабус» и в костюмах от Бриони — сразу переходили на качественно другой уровень потребления. Для них, имевших все и до того, как войти в здание на Грушевского, интерес представляла сама власть. Не как абстракция, конечно, а как средство создания монополий и бизнес-конгломератов, не имевших аналогов по степени влияния в Украине.
Цель и у тех и у других была одна — личное обогащение. Ну, как в такой неблагополучной среде выжить идеалисту? За несколько лет количество миллионеров в парламенте фактически сравнялось с количеством избранных в него депутатов. Это было неизбежной исторической закономерностью, не такой надуманной, как знаменитая Ленинская «смычка города с деревней».
Реальность, утратившая всякий романтический флер на пороге наступления двадцать первого века, была значительно смелее самой смелой фантазии, интересней, чем самый замечательный приключенческий роман. Главное было оказаться в нужное время, в нужном месте. Иметь «правильных» и влиятельных друзей, умение носить долю и гнуть выю.
В стране, находящейся по уровню благосостояния в конце списочной сотни, в стране, где уровень инфляции еще недавно достигал тысяч процентов в год, в стране, которую весь остальной мир называл Верхней Вольтой без ядерных ракет, в стране в которой 98 процентов населения жили за чертой бедности — рождался новый класс. Он рождался не в муках. Не в темноте меняльных лавок, не на бойнях, не в цехах металлургических и химических заводов, не в полузатопленных забоях. Он рождался в процессе полукриминального и криминального передела государственной собственности в частную.
Он рождался в коридорах администрации Президента.
В кулуарах и залах Верховной рады.
В помпезном здании Совета Министров.
В стандартных коробках обладминистраций.
В силовых министерствах.
Везде, где хоть чуть-чуть пахло властью — пряно и вкусно.
Рождалась сразу крупная буржуазия. Мелкая, не родившись, становилась жертвой аборта, производимого недрогнувшей рукой власти. И то, правильно! Нечего болтаться под ногами.
Из тех, кто плавал в среднем слое мутной воды, выживали единицы. Остальные заканчивали свое существование в роли планктона.
В фирме Титаренко-Сидорчука-Блинова о выживании речь не шла. Речь не шла даже о развитии — куда уж дальше развиваться? Выше только звезды! Остались задачи накопления, но только безнадежный оптимист мог назвать это накопление первичным. То, что было справедливо и своевременно для общества в целом, для определенной его части давно стало пройденным этапом.
Партия национал-демократов была реальной силой, крупным промышленным и энергетическим предприятием, и, с приходом господина Титаренко на высший пост — в президентскую Администрацию, самой влиятельной силой на украинском политическом Олимпе.
Богатство партии, а еще вернее ее руководства, множилось с каждой минутой, хотя ее лидеры давно занимались бизнесом исключительно из спортивного интереса. На определенном этапе — это даже перестало представлять мало-мальски сложную задачу. Потому, что даже в самой бедной стране нет ничего лучше, чем иметь доступ к бюджетным средствам, к приватизации государственных предприятий и государственным монополиям по торговле нефтью, газом и электроэнергией. Нельзя забывать, что даже бедные страны могут производить хорошее оружие, которое власть имущие могут продавать с выгодой для собственного кармана. Да мало ли еще возможностей можно найти, когда завтракаешь с Президентом, обедаешь с главой Налоговой службы, а ужинаешь — с Председателем таможенного комитета?
Плотникова считала главным в этой тройке Блинова, и сейчас, глядя на Титаренко и Сидорчука, застывших в почетном карауле у кровати Владимира Анатольевича, глядя на самого Блинчика, придавленного к реанимационной кровати чугунными мощами супруги, Сергеев понял, что Вика была недалека от истины. Он не смог бы назвать ни одной видимой причины, позволившей ему сделать подобный вывод. В поведении Александра Леонидовича и Петра Виленовича не было ничего, что могло бы дать возможность даже предположить, что господин Блинов является фигурой более важной, чем они сами. Может быть, даже наоборот, их видимая значимость слишком бросалась в глаза. Но выводы Михаил сделал — так входя в комнату, полную людей, человек опытный мгновенно определяет руководителя и безошибочно обращается именно к нему.
