Мы даже обустроили хлев, куда поселили корову, двух свиней и трёх овец. Поскольку школа святого Марка являлась элитным учебным заведением, в ней не было недостатка в потенциальных фермерах-джентльменах, к тому же двое выжили и вернулись — Хиткоут и Уильямс, и взялись за ухаживание за свиньями.
Школа начала походить на рай. Мы организовали турниры по футболу и регби, после завтрака начали проводить собрания; чёрт, мы даже жгли костры и пели песни. С трёх сторон территорию огораживала каменная стена, а река Медуэй, которая очерчивала южную границу школы, удерживала внешний мир на порядочном расстоянии от нас. Мы чувствовали себя в безопасности и изолированными, а Бейтс и Мак до поры до времени вели себя хорошо. Разумеется, поисковые отряды выглядели слишком воинственно, чтобы воспринимать их всерьёз, но без своих подручных Мак казался практически нормальным, а Бейтс, наконец-то, успокоился. Он сильно надеялся на Мака в организационных вопросах, но построение графика посадки картофеля и дойки коров, на самом деле, оставляет не так уж много места для мании величия.
Сюрреалистичная картина. Мир умирал, а тут крошечная община опечаленных детей ведёт себя так, будто всё в порядке. И на какое-то время, лишь на какое-то время, я позволил увлечь себя, позволил себе думать, что всё ещё может наладиться, что мир не погряз в анархии, хаосе, религиозных культах, крови и ужасе, что остальной мир был такой же, как мы — надеющийся и справляющийся день за днём. Возможно, эта крошечная община, что мы основали, выживет.
Каким же идиотом я был. Любая община здорова настолько, насколько здоровы её лидеры. А у нас были Бейтс и Мак. Надо было догадаться, что пиздец нам настал ещё до того, как всё началось.
Мы могли лишь как можно дольше удерживать безумие подальше от себя. Мы жили в отрицании, и появление мистера Хаммонда всё изменило.
* * *
Мы с Нортоном находились на южном участке, работая с хитрым изобретением, созданным одним пятиклассником, отличником по химии, по фамилии Дадли, которое должно было собирать метан из дерьма животных, когда услышали выстрелы. Звук отразился от стен и мы не могли понять, откуда именно он доносился. Послышались также резкие повторяющиеся звуки, которые мы быстро опознали, как топот копыт по тротуару, и отдалённые крики. «Главная дорога!».
Мы пробежали через здания к парадному входу, и взглянули на длинную подъездную дорогу, которая вела от главных ворот к школе. По дорожке к нам бежал старик, поддерживаемый под руки двумя мальчиками. Все трое звали на помощь. Позади них, у самых ворот, но быстро приближаясь, верхом ехали мужчина и женщина. У обоих в руках были дробовики. Женщина прицелилась в бегущую троицу. Она выстрелила, один мальчик споткнулся и упал в гравий. Старик замер в нерешительности.
— Беги, идиот, беги, — прошептал Нортон.
Старик подтолкнул второго мальчика в сторону школы, и пока тот бежал, вернулся, чтобы подобрать раненого. Он присел, защищая его от приближающихся всадников, когда те остановили коней и нависли над ними. Женщина тщательно прицелилась в бегущего мальчика.
Пока всё это происходило, у двери собиралось всё больше мальчишек, привлечённых шумом. Бейтс явился последним, держа в руках винтовку. Он вышел вперёд и открыл дверь ровно в тот момент, когда женщина выстрелила, и бегущий мальчик вскинул руки и кубарем рухнул на дорогу. Какое-то время он лежал, затем пополз в нашу сторону. Мы все испуганно охнули. Женщина медленно повела коня к нему.
Я посмотрел на Бейтса, но выражение его лица говорило само за себя; он замер, неспособный принять решение. От него никакой пользы нам не будет.
— Где Мак? — спросил он.
— В поисковом отряде, сэр, — ответил я.
— А. Точно. Эмммм…
«Бля. Нужно что-то делать».
— Сэр, дайте мне оружие, сэр, — произнёс я.
— Чего?
— Дайте мне оружие, сэр.
Я не кричал, да без толку было кричать. Я лишь тихо настаивал, демонстрируя власть, которой за собой не чувствовал. Он передал мне винтовку, и в этот же миг подбежала Матрона. Она тоже была вооружена.
— Матрона, — сказал я. — Выходи и поговори с ними. Дай мне пару минут.
Та задумалась, взглянула на Бейтса в поисках одобрения, но тот лишь пялился в окно, покусывая губу. Она взглянула на меня, кивнула, затем вышла на крыльцо, с винтовкой наизготовку, но без явного намерения стрелять.
Наездница спешилась и встала возле раненого мальчика, который продолжал отползать от неё, он стонал и плакал, за ним тянулся густой кровавый след. Её коллега оставался верхом, удерживая двоих других метрах в двадцати позади неё.
Я обернулся, протиснулся сквозь толпу мальчишек и побежал вверх по главной лестнице. Мне требовалась хорошая точка обзора.
Я услышал позади выстрел и мой желудок дёрнулся. Господи, она казнила мальчишку.
Я добежал до площадки на втором этаже, забежал в класс и выглянул на дорогу. Твою мать, сраные окна закрыты. Я положил винтовку на подоконник и попытался открыть створку. Без толку, она закрашена и не откроется. Я посмотрел вниз, увидел Матрона и с облегчением осознал, что стреляла она, предупредительный выстрел. Раненый мальчик продолжал ползти. Дробовик наездницы теперь был нацелен прямо на Матрону.
Я мог бы разбить одну небольшую секцию окна, но не хотел привлекать к себе внимание, и мне нужно было слышать, о чём они говорили. Я выругался, схватил винтовку и побежал обратно к лестнице. Я терял драгоценное время. Я побежал на третий этаж. Зал здесь служил общежитием с койками, стоящими у окон, одно из которых оказалось открыто. Я тихо пробормотал слова благодарности, лёг на койку, схватил винтовку и выставил ствол из окна. Я прижал приклад к мягкой плоти правого плеча. «303-й» лягается, как осёл, и если не приложить приклад, как следует, можно получить сильный синяк на ключице, который потом несколько недель будет сильно болеть. Поверьте, я знаю.
Я поднял рукоятку затвора, отвёл её назад и патрон скользнул из обоймы, заполняя пустоту. Затем я толкнул затвор вперёд, плавно поместил патрон в паз, защёлкнул затвор и переключил предохранитель. Я тщательно прицелился, выровнял дыхание, успокоил руки, и сосредоточился на женщине с дробовиком.
— …мародёры, просто и понятно, — проговорила та.
Она стояла метрах в пяти напротив Матроны. Мальчик продолжал ползти, продолжал всхлипывать, находясь между двумя женщинами.
— Мародёры? — недоверчиво переспросила Матрона.
— Их заметили, ворующими еду из газетного киоска в Хилденборо. Старик и двое мальчишек. Сомнений никаких. Мы час их выслеживали.
— И кто, блин, решил, что им нельзя брать найденную еду? Ты, может, и не заметила, дорогуша, но дебетовые карточки больше не принимают.
Мальчик продолжал ползти.
— Теперь Хилденборо контролируем мы, — сказала женщина. — Наша территория, наши правила.
— Кто это — «мы»?
— Местный магистрат, Джордж Бейкер — главный. Он устанавливает закон, и если он говорит, что ты мародёр, значит, ты — мародёр.
— И мародёров вы расстреливаете?
— Тех, что бегут, ага.
— А тех, кого вы ловите?
— Их мы вешаем.
Матрона склонилась над мальчиком, который добрался до неё и цеплялся за её обувь.
— Я знаю этого мальчика. Ему тринадцать лет! — воскликнула она.
Наездница пожала плечами.
— Мародёр есть мародёр. А те, что укрывают мародёров, не лучше.
Матрона выпрямилась, вскинула винтовку и подошла вплотную к наезднице. Я решил, что она выстрелит, но она стояла спокойно, уверенная, что её товарищ удержит Матрону от первого выстрела.
Обе женщины стояли лицом к лицу, а между ними торчал ствол винтовки.
— Ну, а это — моя территория, — произнесла Матрона. — Я здесь закон. Уходите. Немедленно.
Целую минуту наездница выдерживала её взгляд. Мне нужно было сместить прицел; голова Матроны загораживала цель. Я переключился на мужчину.
Наездница приняла её вызов.
— Да, ну? — усмехнулась она. — И кто меня заставит? Ты и кто ещё?
