Дорога сделала петлю, и взору Виктора открылись стены военной базы. В воображении ярко вспыхнула картинка кружевной паутины. Именно такую аналогию вызывали переплетенные ограждения с колючей проволокой поверху.
Машина подъехала к пропускному пункту и встала перед шлагбаумом. Динику был вынужден прервать свой рассказ, пока часовые проверяли его документы. После чего автомобиль еще некоторое время продвигался по территории базы, и Виктор рассматривал круглые невысокие строения ангаров, лабораторий и административных зданий, чем-то напоминающие скопления опят в осеннем лесу. Стройными рядами стояла военная техника, вокруг которой муравьями деловито сновали люди. Воздух наполнился запахом смазочных масел и топлива.
Проехав еще несколько ярдов, автомобиль остановился перед очередным куполообразным зданием.
— А теперь я покажу вам нашу небольшую лабораторию, — любезно сказал Динику.
«Небольшая лаборатория» оказалась громадным помещением с таким интенсивным освещением, что Виктор почувствовал жжение в глазных яблоках. Это напоминало ему сны о Дарских ульях, где свет был белым, слепящим и холодным, и где спали законсервированные в коконах эмбрионы будущих чудовищ.
Он слегка протер веки и два раза тряхнул головой, прежде чем зрение пришло в норму.
И тогда он заметил еще кое-что…
Все люди, работающие в помещении, смотрели на него.
Не прямо, конечно. Это были косые, быстрые взгляды, едва заметные повороты головы, напряжение в позвоночнике и чрезмерная сосредоточенность на выполняемой работе, когда Виктор в ответ смотрел на них…
…ученый не был уверен, что такое внимание ему по душе.
— Не беспокойтесь, профессор, — уловил его заминку Динику. — Вы здесь что-то вроде легенды. После стольких лет вы первый человек, установивший контакт с васпой, и оставшийся после этого в живых.
— Вы в курсе всех событий, не так ли? — холодно осведомился Виктор.
Его правая рука сейчас находилась в гипсе, и крестообразный шрам на ладони был скрыт повязкой. Но это не мешало ученому чувствовать себя не в своей тарелке.
Будто он сам стал частью эксперимента, который давно уже перешел за рамки опытов «в пробирке».
— Так что насчет королевы? — снова спросил ученый.
— Да. Королева… — задумчиво отозвался Динику, сворачивая в широкий и безлюдный коридор. — До сих пор мы можем лишь предположить, откуда она взялась. Возможно, она тоже оказалась очередным детищем генной инженерии. Или именно здесь проявила свою силу матушка природа. На самом деле у нас нет никаких записей, подтверждающих ее происхождение. Зафиксирован только сам факт ее появления в Даре — более семидесяти лет назад.
Как раз тогда впервые в северном фольклоре появились упоминания о васпах. К этому же периоду относились и археологические находки, и письменные источники. «Кладязь бездны» была открыта руками не ангела, но человека.
— Мы думаем, что образовалась связь между маткой и мужскими особями-солдатами, — сказал Динику. — Именно поэтому послушные рабы вдруг превратились в убийц своих собственных хозяев. По крайней мере, первый улей был построен аккурат на месте дарской военной базы. Тогда же вероятно и образовались касты. Первые солдаты стали гвардейцами Королевы. Последующие поколения — солдатами.
— Вы рассказывали это ему? — спросил Виктор.
Динику удивленно вскинул брови.
— В этом нет необходимости, — беспечно отозвался он. — Вы ведь не станете разъяснять свою мотивацию дрозофиле, не так ли?
Он засмеялся, довольный шуткой, затем добавил пылко:
— Не думайте, что военные не пробовали уничтожить матку и созданных чудовищ! Но творение не всегда оказывается подвластно своему творцу. Но теперь мы надеемся возобновить опыты и наконец-то взять ситуацию под контроль.
Виктор молчал. Фактически, холодное чувство опасения начало расползаться вдоль его спинного хребта. Ему показалось, что все это уже было когда-то. История повторялась по спирали. Безрассудная игра в бога, ответственность за сделанные открытия. И он, Виктор, был ответственным тоже. За все случившиеся убийства, за стертые с лица земли города, за своих коллег, позволивших создать настолько чудовищное, бесчеловечное подразделение, как Дар.
«Чем же ты отличаешься от меня?» — вспомнился насмешливый вопрос Яна.
Виктор потер вновь заломившие виски.
— Я не смогу, — слабо проговорил он.
Твердая ладонь агента легла на его плечо.
— Сможете, — с уверенной холодностью сказал Динику. — Начинать всегда страшно. Но вы удивитесь, когда узнаете, на что способен ради науки настоящий профессионал.
…Сияние ламп ослепляет. Они похожи на скопление маленьких солнц, и жар растекается по всему телу. Гимнастерка становится липкой от пота и крови.
Кровь бьет тугой струей из глубокой раны в горле Харта, его глаза смотрят в упор. Но в них нет страха, только удивление: почему? разве я плохо заботился о тебе, мой маленький Ян?
Он поворачивает нож, плашмя втыкая его между ребер. У огнестрельного оружия есть свои преимущества, но ничто не сравнится с удовольствием физического контакта, когда расстояние между тобой и жертвой сокращается до величины лезвия.
Харт хватает ртом воздух. Глаза наливаются кровяной влагой. Руки сжимают Яна за локти, но он вырывается и глубже загоняет лезвие. Оно идет рывками, туго, преодолевая сопротивление мышечной ткани. Живот Яна тоже становится горячим и влажным от чужой крови. Он молчит, и Харт молчит тоже. Только бульканьем содрогается горло и по телу проходят конвульсии, похожие на прибой у дальних берегов Эгерских фьордов. Когда-нибудь Ян побывает и там, и воды окрасятся темнеющей медью, а бриз насквозь пропахнет нагретым железом.
Ян знает это совершенно точно. Ему не чуждо некоторое тщеславие, и власть опьяняет его не меньше, чем ощущение липкой влаги на собственной коже.
Он отбрасывает обмякшего, но все еще дергающегося Харта, как сбрасывал когда-то оболочку кокона. Тело заваливается на пол с сырым шлепком выпотрошенной рыбы, но умирает не сразу. Смертоносный механизм отлаживался годами непрекращающихся пыток и бойни, и сапоги еще некоторое время скользят по разлившимся на бетоне лужам. Потом изо рта выплескиваются темные сгустки. Налитые глаза стекленеют.
Прощай, наставник Харт, садист и палач. Ты умер быстрой и милостивой смертью. Теперь твоя тень обречена на долгие страдания в Эребе.
Ян молчит и только слегка улыбается помертвевшими губами. На душе становится легко. Так легко, будто густая тьма разом озаряется слепящей вспышкой новорожденного солнца. Тепло охватывает его за плечи, входит через глаза и разливается по артериям кипящей лавой.
Она так горяча и ее так много, что тело не может справиться с переполнившим его бременем и раскрывается, подобно распустившемуся бутону цветка. Ян видит, как отслаивается его плоть, сползает с груди вместе с тканью гимнастерки. Кожа чувствует прикосновение металла. И, распахивая глаза, Ян понимает, что это пришли за ним преторианцы, чтобы покарать за совершенное убийство. Но не противится этому. Ведь это справедливо и правильно.
Потом огненная лава начинает вытекать из него волнами, сгущается и жирными каплями падает вниз, в трепещущую тьму. Солнца вспыхивают в его мозгу с каждым щелчком ломающихся костей. И этот все нарастающий жар медведем наваливается на него и лижет пламенным шершавым языком прямо в лицо. Тогда боль становится такой нестерпимой, что мир просто перестает существовать. Внутреннее солнце, пылающее позади его глаз, гаснет.
А затем, спустя целую вечность, вспыхивает снова.
Но несет в себе не могущество, а слабость. Не обновление, а боль.
Ян едва сдерживает крик, втягивая воздух сквозь сжатые зубы. Уцелевшее глазное яблоко пульсирует, словно в него воткнули раскаленный прут. И хотя стены каземата еще расплываются радужными пятнами, он видит перед собой аккуратно сложенный медно-красный преторианский китель. И знает, что это приготовлено для него. Мягкое северное сияние вспыхивает над погонами и застежками мундира. На поясе висит длинный прут стека — символ высшей власти.
Ян хочет смеяться, но губы его стиснуты плотно. Только кадык ходуном ходит в тощем горле. И чей-то шепот, похожий на шелест листьев, проникает прямо в его мозг:
— Смотри…
Он поднимает взгляд, и это взрывается в его голове снова: медная вспышка, превращающаяся в сверхновую. Ян невольно отшатывается назад и слепнет. Слезы текут по щеке, но он даже не может вытереть их, и только сквозь мутную пелену заворожено смотрит на Дарскую Королеву, богиню севера и солнца. Ее лучи не ласкают, а выжигают дотла.
