– Ты сама-то понимаешь, что сказала? — его голос дрожит от сдерживаемой боли.
– А что такого я сказала?
– Даже если и так, даже если мы здесь самое худшее переждем и сможем ходить по земле, зачем мы будем жить? Скажи мне: ЗАЧЕМ? Чтобы кучка дикарей или обезьян мифы о нас сочиняла? Ты уже себя второй Изидой видишь?
— Да поди ты к черту! Какая еще Изида?
— А я вот думаю, что никакой цивилизации больше не будет. Никогда уже не будет! В лучшем случае, нам пещерный матриархат светит. Одичание, вот что нас всех ждет. И будешь ты, подвывая, как самая старая и мудрая баба в племени, скакать, с бубенчиками вокруг костра. Вот что будет… Если нас за месяц не нашли, то все уже… Связи нет, значит одни мы. И не надо себя восстановлением цивилизации обманывать… Спасибо тебе, Катрин, за поддержку, извини, что сорвался.
Несколько секунд я смотрела на закрытую дверь, о которую впору было колотиться головой. Но меня как будто разбил паралич. Весь месяц, каждый день, ежечасно, я отгоняла осознание полного тупика нашей жизни. А вот сейчас Мишка по самую макушку окунул меня в ее ослепляющую бессмысленность. Ужас, какого я не испытывала никогда в жизни, клейкой лентой стискивал внутренности. Если сейчас чтонибудь не снимет с меня эту липкую панику, я сойду с ума, уползу в угол, навсегда забуду человеческие слова, вечно буду скулить… И тут во мне стал раскрываться вулкан ярости. Агрессивное дикое бешенство из животной глубины выплескивалось наружу, жаром выжигая страх, бурлило в артериях и било в голову. Этот жар заставил меня резко взмахнуть рукой и ударить по столу, как будто это был некто ненавистный, против кого была направлена моя ярость.
Я как будто со стороны смотрела, как рассыпанные кнопки, по которым я и ударила со всей силы, отваливались от ладони, медленно, не оставляя ни малейшего следа. Даже красных точек.
Дверь отворилась, пропуская Димона.
— Ого, тренируешь «железную рубашку»? Вижу, что не без успеха! — его голос был как всегда полон оптимизма. — Может только начинать надо с чегото менее острого?
— Ух ты, что это… было?.. Ты видел? Так же не может быть? — моя рука теперь тряслась как в ознобе.
— Так ты тренировалась или нет? — Димка растирал мою руку, с только ему присущим умением снимать напряжение.
— Да ничего я не делала! Я понятия не имею, что это было. Сначала меня Мишка до одури испугал, а потом я до одури же разозлилась…
— … и спонтанно вошла в состояние Ци-Гун — железная рубашка. Неужто не слышала? Ты же у нас образованная девица. Мантек Чиа, вспоминается?..
— А, ну это с чем-то боевым связано?
— Не совсем, но… Берсерки, кстати, тоже самое состояние практиковали — неуязвимость голой кожи. Они же без доспехов дрались, а ранить их было невозможно, если концентрацию не теряли. Ну, в целом — поздравляю, серьезное достижение. Я пока так эффективно не могу. Кстати, чем же Мишаня так тебя перепугал?
— Он сказал, что мы все одичаем… — при этих словах я опять почувствовала как навстречу наползающему липкому страху открывается бурлящее огненное жерло.
— О! Вот, не упускай, не упускай переход! — зашептал Димка. — Запомни! Может когда-то это тебе жизнь спасет!
Глава 6
Наши панки умнее танков (111 день после часа Х)
Я проснулась от неистового собачьего лая и злых мужских голосов. 7:17 утра? Так рано в нашем подземелье, за исключением дежурных по кухне, никто не поднимался, а официальное время завтрака было с 9:30, тогда все и подтягивались в столовую.
Маркиз лежал на куче камуфляжа, всем своим видом укоряя: «ясно, как я голодный, мяукаю, никого это не волнует, хоть всю тебя истопчи, ни за что не добудишься, а стоило комуто заорать и залаять, так ты мигом вскочила!..»
— Ладно, мохнатик, сегодня получишь тунца вне очереди! — сказала я, вытягивая изпод волосатой тушки брючину. Хорошо, что тут есть не только «пустыня» и «лес», а «зимний цифровой» тоже. Дымчатая шерсть на серой расцветке почти и не видна…
Осторожно приоткрыв дверь я увидела, как из комнаты напротив в такую же узкую щелочку таращили глаза наши французы: Бьянка и всклокоченный Анри. Экшен происходил в самой середине бункера, и если я хотела узнать, что же случилось, мне надо туда. Высунув голову за дверь, я увидела, как посреди нашего «центрального проспекта», Глеб тащил упиравшуюся собаку. Она все время оглядывалась, порывалась броситься назад, залаять, но он крепко держал за ошейник, и что-то тихо ей говорил, продвигаясь к столовой. Встретившись со мной глазами, на немой вопрос: «Что там такое?», Глебушка скорчил совершенно невозможную гримасу, истолковать которую мне не удалось. Она выражала полнейшее недоумение, злость, восхищение, тревогу и даже страх, а возмутители спокойствия, сгрудившись возле входной двери в бункер, были полностью поглощены спором и голоса их звучали еще громче.
Я не могла понять, какую из из полуодетых панкушек — Марию или Анетту распекают, потому что рыдали они обе. Благообразный обычно Детлеф был потен, красен, как вареный рак, и мыча, пытался чтото сказать, а босой Жан-Клод, очень живописно замотанный в простыню едва успевал переводить на немецкий слова, которые бешено выплевывал Павел.
— Сколько уже они отсутствуют? Как вы договорились? Вы должны были идти с ними! Вы же были полицейским. У вас должен быть хоть какой-то опыт!..
— 7:27 утра, вы в курсе? Орете… всех перебудили… — мой голос звучал нейтрально, однако девицы почему-то прекратили рыдать, а Павел замолчал, и Жан-Клод с шумом выдохнул воздух.
В это время из-за турецкой баррикады, которая полностью перегораживала коридор до самого потолка, оставляя узкий проход возле стены, появилась невероятно комичная процессия: сначала вышел мужик среднего возраста, одетый в пустынный вариант камуфляжа. Поскольку мы турок почти не видели за своей баррикадой они полностью нас игнорировали то все они были на одно лицо, а имена и вовсе неизвестны. Кивнув приветственно головой и буркнув по-турецки, он, бросая на нашу группку хмурые взгляды, прошествовал по направлению к продуктовому складу. А вслед за ним в проходик, протиснулись еще три фигуры, толкающие тачку. Они тоже были в камуфляжных штанах песочной расцветки, куртках, но так же и в чадрах, естественно, из той же ткани. Вся четверка степенно скрылась за дверью. Это было настолько комично, что даже суровая складка на лице Павла разгладилась.
— Уведи девушек, Катрин! И попроси Диму принести дозиметр, — Павел перевел взгляд, вновь загоревшийся гневом, на Детлефа, и я поняла кто именно был объектом атаки. — Вы будете отвечать за эти смерти…
Девицы, услышав слово «смерти» буквально завыли, вцепившись друг в друга, а я ничего не понимала. Кто-то ушел? Куда, каким образом? Наконец, зачем?! Если дозиметр, значит поверхность? Значит, кто-то ушел наверх? Это казалось столь же невероятным, как побег через иллюминатор с лежащей на глубине подводной лодки. Мне хотелось послушать что будет дальше, но сначала следовало позаботиться о девчонках. Глеб, пристроив собаку, вернулся и я сдала обеих плакальщиц ему на руки, хотя он недовольно зыркнул на меня исподлобья. Только сейчас я обратила внимание, что на датчике состояния шлюзовой камеры, вместо привычного ровно-зеленого, тревожно мигал алый огонек: «разгерметизировано».
Постепенно стало ясно, что покойный Клаус передал ключи, коды от дверей, планы бункера и свои стратегические соображения никому иному, как Детлефу. Каково! Оказывается, все немцы об этом знали. А мы — нет. И когда Мартину и Алексу взбрело в голову совершить вояж на поверхность, Детлеф помог им экипироваться, открыл дверь, проводил до шлюзовой комнаты и остался караулить. И было это в 4 часа утра. По договоренности выходило, что «прогулка» должна была длиться не больше 2 часов… Но что-то их задержало. Девицы, обнаружив отсутствие дружков, некоторое время ждали, а потом нервы не выдержали, и они, не слушая уговоров Детлефа «подождать еще чуть-чуть», решили будить Жан-Клода.
В голове эта история не укладывалась. Чудовищное легкомыслие парней в какой-то мере было мне понятно — бестолковые дети, им же всего по 18 лет! Ноль соображения, ноль ответственности. Дебилизм, да и только! Но Детлефа я не считала таким дуболомом. И больше всего, конечно бесило ощущение нашего полного бессилия. Захват власти был иллюзорным: получить взамен вакцины благодарность, преданность, да хоть добровольное сотрудничество жителей нам не удалось. То, что за четыре месяца ни один человек не схватил даже легчайшего насморка — на это всем было плевать! Внутри наших анклавов, как под коркой льда текла какая-то бурная жизнь, но для нас, посторонних, все было однообразно и спокойно.
Тем временем появились Мишаня с Димоном. Они проверили дозиметром всю дверь, но ничего особенного не обнаружилось. По крайней мере, радиоактивного заражения сквозняком не притянуло. Оставив на страже Димку с клаусовым пистолетом за поясом, мы перенесли дебаты в ближайшую комнату.
