Брайан входит и приседает рядом со своим братом. Он не повышает голоса и не обвиняет Филипа ни в чем. Брайан погружается в горе и единственное, что он может сказать:
— Что происходит, мужик?
Филип склоняет голову.
— Он уже был мёртв… они сожгли его… я нашел его тело в баке, позади клиники… он умер от чего-то ещё. Я просто взял несколько кусочков… никто не заметил…
Пенни-монстр закончила есть и снова зарычала.
Филип кормит её кровоточащей оторванной ногой, с торчащей костью в лодыжке, похожей на покрытый слизью бивень.
— Ты думаешь это..? — Брайан подбирает слова.
— Ты думаешь, это была хорошая идея?
Филип опустил глаза на пол, в то время как липкие, влажные звуки безумства наполняют прачечную.
Девочка-зомби грызёт кость, и голос Филипа понижается на октаву, раскалываясь от эмоций.
— Думай о нём, как о доноре органов..
— Филип…
— Я не могу отпустить ее, Брайан… я не могу… она все, что у меня есть.
Брайан делает глубокий вздох, борясь с собственными слезами.
— Она — монстр… она больше не Пенни.
— Я знаю это.
— Тогда почему…
— Я вижу её и пытаюсь вспомнить… но не могу… не могу вспомнить… Я не могу вспомнить ничего, кроме этого безумия, в котором мы оказались… и того, как дорожные крысы застрелили её… ведь она всё, что у меня есть… — Боль и горе, наполняющие его голос, начинают нарастать, превращаясь во что-то страшное и тёмное. — Они забрали её у меня… всю мою вселенную… сейчас новые правила… новые правила..
У Брайана перехватывает дыхание. Он смотрит, как Пенни обгладывает отрезанную ногу. Он отворачивается. Он не может больше выносить это. Его живот сжимается в позывах рвоты, а рот увлажняется. Он чувствует, как к его горлу подступает жар и медленно поднимается на ноги.
— Мне надо… Я не могу оставаться здесь, Филип. Мне надо идти.
Брайан разворачивается, спотыкаясь вылетает из прачечной и на середине коридора падает на колени и громко изрыгает рвоту.
Его желудок почти пустой. Из него, главным образом, в болезненных судорогах, выходит только желчь. Его тошнит и тошнит, разбрызгивая кислоту на всю шестифутовую длину коридора между прихожей и гостиной. Он извергает содержимое своих кишок, и немедленно покрывается холодным потом по всему телу, захлебываясь кашлем. Приступ продолжается бесконечно долгое время, и каждый кашель мучительно пульсирует в его ребрах. Он кашляет и кашляет до тех пор, пока в изнеможении не рушится на пол.
В пятидесяти футах при свете фонарика, Ник Парсонс упаковывает свой рюкзак. Он засовывает смену белья, несколько банок с бобами, одеяла, фонарик и немного воды в бутылках. Он что-то ищет на загроможденном журнальном столике.
Брайану наконец удается сесть. Он вытирает рот тыльной стороной кисти.
— Ты не можешь уйти, мужик… не сейчас.
— Чёрта с два, могу, — отвечает Ник, отыскивая Библию, среди бумаг.
Он кладет Библию в рюкзак. Приглушенные чавкающие звуки достигают прихожей, подпитывая нервозность Ника.
— Умоляю тебя, Ник.
Ник застёгивает молнию на рюкзаке. Он не смотрит на Брайана, говоря:
— Я не нужен вам.
— Это не правда. — Брайан ощущает горький вкус желчи.
— Я нуждаюсь в тебе сейчас больше, чем когда-либо… мне нужна твоя помощь… надо держаться вместе..
— Вместе? — Ник поднимает глаза. Он забрасывает рюкзак на плечи, а затем идет мимо Брайана, тяжело опустившегося на пол. — Уже долгое время здесь никто не держится вместе.
— Ник, послушай меня.
— Он слишком далеко зашел, Брайан.
— Слушай. Я понимаю, о чем ты говоришь. Но дай ему еще один шанс. Может это был единичный случай… Возможно… Я не знаю. такое несчастье. Только ещё один шанс, Ник. Нам будет намного проще выжить, если мы останемся вместе.
В течение долгого, мучительного момента, Ник обдумывает всё это. Затем с утомленным, раздраженном вдохом, который словно выпускает его душу на волю, он опускает рюкзак.
* * *
На следующий день, Филип исчезает. Брайан и Ник даже не пытаются искать его. Большую часть дня они проводят не выходя из квартиры, едва разговаривая друг с другом, ощущая сами себя подобно зомби, тихо передвигаются от ванной до кухни и гостиной, где они сидят уставившись на ветреное небо в окне, пытаясь найти ответ, выход из этой нисходящей спирали.
Около пяти часов вечера, они слышат странный гул, приходящий снаружи. Гул похож на гибрид звуков цепной пилы и двигателя лодки. Беспокоясь о том, что он может иметь отношение к Филипу, Брайан подходит к чёрному ходу и прислушивается, затем выходит на улицу и делает несколько шагов по цементу заднего крыльца.
Шум становится громче. Вдали, на северной стороне города, грозовая пыльная туча поднимается в стальное серое небо. Шумное завывание двигателей и ярости убывает на ветру, и Брайан с облегчением понимает, что это всего лишь кто-то маневрирует на гоночном автомобиле по треку для мотоциклетных гонок. Время от времени, ветер эхом доносит звуки одобрительных восклицаний.
На мгновение, Брайан паникует. Разве эти идиоты не понимают, что весь этот шум притянет всех Кусачих в пределах пятидесяти миль? Брайан ошеломлен этим звуком циркулярной пилы, доносимым ветром.
Как блуждающий радио-сигнал, это задевает что-то обострившееся внутри него. Болезненные полузабытые воспоминания о времени до эпидемии, о ленивых воскресных днях, спокойных ночных снах, хождении в проклятый продуктовый магазин за распроклятым молоком.
Он надевает свой пиджак и говорит Нику, что идет на прогулку.
* * *
Вход на гоночный трек с главной улицы огорожен, высокое заграждение тянется между двумя кирпичными колоннами. По мере приближения, Брайан видит кучи мусора и старых шин, нагромождённые возле полуразрушенной билетной кассы, заколоченной исписанными досками.
Шум поднимается до рези в ушах: рёв двигателей и беснующийся толпы, сопровождающийся запахом бензина и жжёной резины. В небо поднимаются клубы пыли и дыма.
Брайан находит лазейку в заграждении и направляется туда, но вдруг слышит голос.
— Эй!
Он останавливается, поворачивается, и видит троих мужчин в неопрятном камуфляже, приближающихся к нему. Двоим из них около двадцати, у них жирные длинные волосы и штурмовые винтовки, взведённые на плечо, как у патрульных. Самым старший из троих — стриженный ёжиком агрессор в оливковом пиджаке, застёгнутом патронташем на груди — он выделяется из всех, очевидный лидер в этой команде.
— Плата за проход сорок баксов или эквивалент в продуктах, — говорит главный.
— Плата за проход? — недоумевает Брайан. Он замечает табличку на нагрудном кармане старшего: майор Гэвин.
До этого момента, Брайан только угадывал проблески порочности солдата Национальной Гвардии, но теперь, в непосредственной близости, Брайан отчётливо различает вспышки безумия в его морозно-голубых глазах.
В его дыхании пары Джим Бима.
— Сорок баксов за взрослого, сынок, ты взрослый? — насмехаются другие мужчины.
— Дети до восемнадцати проходят бесплатно. Но, сдаётся мне, тебе побольше.
— Вы требуете с людей деньги? — Брайан в замешательстве. — Теперь, в такие времена?
— Мы можем поторговаться, дружище. У тебя есть курица? Или Пентхауз, на который ты дрочишь?
Раздаётся тупое ржание.
Брайан дрожит от злости.
— У меня нет сорока баксов.
Улыбка исчезает с лица Майора, словно щёлкает выключатель.
— Тогда, хорошего дня.
— Кому достаются деньги?
Это привлекает внимание остальных вояк.
Они подходят ближе. Гэвин становится нос к носу с Брайаном, и тихо угрожающе рычит: — Это для общего Фонда.
— Для чего?
— Коллективный фонд… для общественных нужд… на общее благо.
Брайан чувствует прилив ярости, бурлящий внутри него:
— Ты уверен, что это не исключительно для вас троих?
— Извини, — говорит Майор ровным, ледяным тоном: — Я, должно быть, пропустил сообщение, в котором говорится, что ты новый администратор города. Парни, вам сообщали, что вот этот голодранец с Юга новый администратор Вудбери?
— Нет, сэр, — говорит один из его приспешников с грязной головой. — Мы не получали такого сообщения.
Гэвин вынимает Кольт из кобуры, снимает с предохранителя и прижимает ствол к виску Брайана.
— Тебе бы подучить субординации в группе. Ты, видно, завалил гражданское право в высшей школе?
Брайан не отвечает. Он смотрит Майору в глаза, и красная пелена застилает его взор. Всё покрывается красным заревом. Руки Брайана дрожат, голова кружится.
— Скажи "Ааа", — приказывает Майор.
— Что?
— Я говорит, открой свой чёртов рот! — орёт Гэвин, а другие двое вояк приводят свои ружья в рабочее положение, нацеливая стволы на голову Брайана. Он открывает рот, и Гэвин вставляет ствол Кольта промеж его зубов, словно дантист ищет кариес.