— Нет, бойцы! — раскатился по строю голос Чхона. — Вы больше не мясо. Теперь вы — элита. Лучшие из лучших. Достойнейшие из достойнейших. Вы — легионеры Железного Легиона. Вы — безымянные герои, принесшие себя в жертву во имя великой цели. Защитники нашей державы, сторожевые псы, охраняющие великое Содружество наций, охраняющие все человечество. Вы — наша надежда и наша опора! Вы те, кто понесете наше знамя. Вы к этому готовы?!!
— СЭР, ДА, СЭР!!! — прокатился грозный рокот по строю.
Один из людей в штатском, стоящих по соседству с Чхоном, прошептал несколько слов. Кивнув ему, генерал стальным голосом отдал команду:
— Легион — смирно! Сейчас вы услышите речь самого Протектора! Приветствуем нашего Верховного главнокомандующего!
— У-Р-А!!! У-Р-А!!! У-Р-А!!!
Огромный воздушный дисплей раскинулся перед нашими шеренгами за спинами начальства. В нем было по меньшей мере двадцать метров высоты и столько же — ширины. С этого исполина на нас взирала огромная голова Уоллеса Патриджа. Властелин наших судеб взирал властно, с сознанием собственного величия.
Волна обожания и преклонения перед этим человеком захлестнула стройные ряды новообращенных адептов Великого Содружества, и распространилась по ним, как вирус. Никто не заметил, что буквально за последний год Протектор впервые начал выглядеть старцем. Черты его лица как-то незаметно заострились, стали резкими — и это перемена лишила диктатора части харизматичного обаяния, которым он славился еще со времен Старого мира. Многие приметили этот симптом наступающей старости или серьезной болезни. Многие — но не мы.
— Жители Содружества! Наше государство стоит на пороге непростых времен. Преодолев все испытания, которые уготовала нам судьба, нашими совместными титаническими усилиями, человеческая цивилизация воспрянула из хаоса и анархии, подобно прекрасному фениксу, возродившемуся из пепла. Все мы хотим жить и растить наших детей под мирным солнцем, никогда больше не возвращаясь к ужасным ошибкам прошлого. Мы всегда полагали, что это естественное, единственно возможное мироощущение всех людей, которым посчастливилось пережить Апокалипсис и увидеть зарю Нового мира. Но оказалось, что это не так. Мы стали свидетелями вызывающей и агрессивной политики со стороны наших соседей, называющих себя Евразийским Союзом. Все вы знаете меня как сторонника компромисса. Все эти годы я не терял надежды, что в конце концов все люди нашей планеты объединятся под флагом единого мирового государства, что навсегда положит конец любым распрям. Я не теряю этой надежды и сейчас. Но я больше не могу игнорировать политику наших соседей после всех тех бед, к которым она привела в Индостане, в Европе, а теперь и в Африке. Эта политика угрожает нарушить естественное течение жизни, к которому мы так долго и с таким трудом шли. Она грозит уничтожить все, чего мы достигли, и повергнуть мир назад в пучину опустошения.
С каждым новым словом Протектора меня переполнял праведный гнев. Руки невольно сжимались в кулаки. Мы не позволим им разрушить наш мир! Я не позволю им это сделать!
— Тридцать три года назад человечество жестоко поплатилось за свою гордыню. Много миллиардов людей были убиты во имя глупых идей и алчных политиков. Мы никогда не забудем этого — ни сегодня, ни через десять, ни через сто лет. Каждый из нас, выживших и родившихся после, несет долг перед человеческой цивилизацией — мы не должны допустить, чтобы это повторилось. Мир есть высшее благо, а война — самое страшное зло. И мы защитим мир во что бы то ни стало.
Слова о мире не отдаются в моей душе. Я — мясо. Я здесь, чтобы убивать. Чтобы искромсать в клочья, разорвать зубами, сжечь, расплавить выродков, пусть мне только их укажут. Разве может быть мир с ними?! Никогда!!!
— Сегодня наше правительство направило лидеру Евразийского Союза официальную ноту с предложением об урегулировании нарастающих между нашими державами противоречий. Наши настойчивые предложения: прекращение территориальной экспансии, физического и психологического насилия по отношению к жителям Содружества наций и других независимых общин, — произнес Патридж спокойно. — Наше правительство и правительства наших членов поступает так во имя всеобщего блага. И мы призываем правительство Евразийского Союза и его членов к тому же. Пусть политические амбиции отойдут на второй план — ведь все мы люди, и все мы живем на одной планете.
Мускулы у меня на щеке слегка задрожали. Я не понимал, почему этот старик говорит так много умных и витиеватых слов, преисполненных чуждого мне пафоса. Разве это он — Верховный главнокомандующий? Тогда почему он не приказывает мне броситься в бой?! Почему он не кричит, чтобы я наконец отправил проклятых выродков в небытие?!!
— В течение месяца мы будем ждать реакции на нашу дипломатическую ноту, не теряя надежды. В этот период ни один военнослужащий Объединенных миротворческих сил, ни один сотрудник сил охраны порядка или любой иной правоохранительной структуры Содружества наций не предпримет ни единого акта военного характера, не смотря ни на какие провокации. Я гарантирую это. Я верю в людей. Я верю, что благоразумие превзойдет гордыню, а миролюбие возьмет верх над злобой. Я верю в то, что…
На протяжении того дня нас больше не трогали и ни к чему не принуждали. Майор-инструктор Томсон куда-то исчез, как и большая часть инструкторов. Наш статус изменился — мы теперь были легионерами, а не рекрутами. Но никто не понимал, что это значит, и мы всего лишь вели себя так, как привыкли.
Сразу после построения Сто шестой погнал взвод на пробежку к тренировочному полигону. Там мы занимались согласно обычному распорядку дня, и в таком же бодром темпе бежали обратно. Несмотря на отсутствие инструкторов, никто и не думал сачковать или ослаблять интенсивность занятий. Ни крики, ни электрошок больше не требовались, чтобы заставить выкладываться на полную катушку. За прошедшие месяцы, двадцать человек, оставшихся во взводе, превратились в безотказно работавший механизм.
У каждого из нас крутились в памяти слова, услышанные этим утром на судьбоносном построении из уст наших командиров и самого Протектора. Каждому из нас было известно, что со дня на день мы покинем Грей-Айленд и перейдем к новому этапу нашего существования. Мы даже испытывали эмоции — настолько, насколько наша психика все еще осталась на них способна. Но мы не делились нашими переживаниями. Мы здесь не для этого. Мы — мясо. Наша задача проста и понятна — убивать. А пока нам не дали целей — что ж, мы потренируемся делать это.
Конвертопланы стали прилетать на Грей-Айленд за легионерами в тот же день, ближе к вечеру. В связи с этим нас начали собирать на плацу небольшими группами — по ротам или взводам.
Погода на острове в это время стояла паскуднейшая. Редкое просветление, случившееся на небе этим утром не иначе как благодаря стараниями ВВС, вызванных из-за визита высокого начальства, исчезло, будто его и не было. Тяжелые черные тучи заволокли небеса и, временами озаряясь вспышками молний и раскатами грома, обрушили на проклятый остров проливной дождь. Подхваченные порывами злобного ветра, струи воды хлестали в лица легионерам, однако те не проявляли никакого беспокойство. Что такое дождь в сравнении с тем, что они испытывают каждый день?
Большая часть начальства отбыла. Чхон, однако же, остался здесь. Когда по команде Сто шестого 1-ый взвод роты «А» выгнали на плац, я заметил, что взгляд генерала, прокатываясь по строю орошаемых ливнем легионеров, на секунду остановился и на мне. Он все еще помнит, кем я был до того, как стал Триста двадцать четвертым. Помнит то, чего я сам уже не помню. Но это не важно.
— На ваш взвод уже есть заказ, — объявил генерал Сто шестому, когда тот выстроил взвод и ступил вперед, отдав честь. — Центральная Африка — вот куда вы отправитесь.
Никто из легионеров не проронил ни звука. Не было ни перешептываний, ни переглядываний, ни вздохов. Легионерам не важно, на каком континенте исполнять свое предназначение.
