Я мог бы подметить, как она сказала «мужчина», и подумать, что это подтверждает слухи о ее прежних лесбийских связях и склонностях. Но мне было совершенно все равно. Мне было совсем не важно, с кем и когда она была прежде: с мужчинами, с женщинами, с теми и другими вместе. Лишь одно было важно — что она здесь, сейчас, со мной.
— Мне было так же приятно, как тебе, — заверил я.
— Ты не представляешь себе, как было мне, — возразила она.
— Я словно бы и сам это почувствовал. Может, я и правда телепат?
Лаура о чем-то задумалась и виновато улыбнулась:
— Я могла бы, наверное, войти в энциклопедию по эгоизму. Вцепилась в тебя, едва живого, всему в ранах и ушибах, многими из которых ты мне же и обязан, и заставила себя ублажать.
— Тебе не пришлось меня заставлять.
— Я хочу и тебе сделать хорошо. Хочу, чтобы ты был во мне.
Я вздохнул и смущенно опустил глаза. Никогда еще ни один мужчина не сможет спокойно заговорить о чем-нибудь подобном, не ощущая себя самым последним дерьмом в мире.
— Лаура, прости. У меня…. э-э-э… с этим проблемы. После войны. Из-за препаратов.
Она посмотрела на меня долгим взглядом, в котором читалось смущение от того, что она вынудила меня заговорить об этом, и жалость, которую она, как бы она ни желала не унижать моё достоинство, не смогла скрыть.
— Димитрис, прости, — проговорила она расстроенно.
— Всё в порядке. В смысле, тебе то уж точно не за что извиняться.
— Я даже не подумала об этом. Совсем забылась.
— Ты и не должна была о таком думать.
— А ведь я знала об этом. Фи рассказывала, что у них с Питером… м-м-м… тоже такое случалось.
Я все еще чувствовал себя ужасно, когда говорил об этом. Но, к моему удивлению, с ней это оказалось удивительно легко — почти как с товарищами по несчастью в клубе. На ее лице не было написано разочарования, которое больше всего боится увидеть на лице своей женщины мужчина, не способный удовлетворить ее. И я вдруг понял, что мой стыд исчезает.
— Почти у всех наших есть такие проблемы. Не у одного распались из-за этого семьи.
— Не распались бы, если бы они делали со своими женами то, что ты со мной.
Я потянулся к ней, чтобы поцеловать. Мне очень нравилось, что даже сейчас, когда всё закончено, она продолжает спокойно лежать рядом со мной, не спешит тянуться за своей одеждой, прикрываться и бежать в душ (не сомневаюсь, что он на этом борту есть). Было бесконечно приятно просто валяться, обнимая и лаская друг друга, не вспоминая о прошлом и будущем, не думая о времени.
Лаура, тем временем, приподнялась на локте и посмотрела в сторону иллюминатора.
— Я совсем забыла, где мы, — смущенно заметила она, глядя на белые перистые облака далеко внизу и на темную бездну над ними. — Никогда еще не занималась этим в предкосмосе.
— Я тоже, — заверил я. — Впрочем, мне показалось, что это был космос.
Мы с ней снова поцеловались.
— Думаю, мы уже покинули воздушное пространство Содружества, — предположила она, глянув на часы. — Вряд ли за нами станут посылать истребители. Так что, кажется, получилось.
При этих ее словах мои мысли нехотя вышли из блаженной неги и переключились назад на реальность, которая все еще довлела надо мной и не собиралась никуда исчезать.
— Я пока толком так и не осознал, что произошло сегодня. В Сиднее, в мире, — признался я. — Все это было слишком быстро.
— Никто пока еще этого толком не осознал.
Лаура подняла руку и начала делать характерные скользящие жесты, присущие тем, кто серфит в ленте новостей, отображающейся на контактном дисплее или поступающей прямо на сетчатку с помощью имплантированного нанокоммуникатора. Не сговариваясь, я тоже потянулся к своему комму и нырнул в Сеть.
§ 26
«Алое зарево, раскинувшееся над крупнейшим городом Содружества на закате этой кровавой пятницы, сегодня особо символично», — отмечало одно из изданий. Сеть пестрела цифрами, которые час от часа уточнялись и менялись.
2500 превысило число пострадавших в результате столкновений полиции и демонстрантов в Сиднее. Большей частью врачами отмечались легкие травмы, ушибы и отравление газом, как всегда бывало после подавления беспорядков.
38смертей было зафиксировано властями, а 147 человек все еще находились в тяжелом или критическом состоянии, несмотря на то, что к протестантам, вопреки ряду сообщений в СМИ, не было применено летального вооружения. Смерти и наиболее тяжелые травмы большей частью стали следствием давки, вызванной паникой, начавшейся из-за напора «Автоботов» на толпу, а также инфарктами, инсультами и обострениями хронических заболеваний у людей со слабым здоровьем, для которых было опасным даже излишнее волнение, не говоря уже о ледяной воде, электрическом токе и газе.
Более 4000 людей были задержаны полицией, из которых порядка четверти (это число постоянно уменьшалось) все еще находились под стражей, так как им собирались избрать меру пресечения, а затем выдвинуть административные санкции или даже обвинения по уголовным статьям.
117 офицеров SPD в звании сержантов и старше, включая комиссара Гонсалеса, были отстранены от должностей и в отношении их было начато служебное расследование в связи с тем, что они отказались выполнять приказы руководства в сложной полевой обстановке.
774 офицера написали рапорта с просьбой об отставке в знак протеста против давления на них из-за отказа выполнять преступные приказы, и объявили о начале акции с требованием об отставке верховного комиссара Макнамары.
В то же время, более 17000 сотрудников полиции, входящих в официальный профсоюз SPD, напротив, объявили, что с понедельника начинают бессрочную забастовку под лозунгом «Закон есть закон» с требованием предоставить больше полномочий по борьбе с преступностью и прекратить кампанию по дискредитации полиции в СМИ.
При штурме станции Бокс Хэд погибли 2 и были ранены 6 бойцов отряда «Стражи», а также лишились жизни 7 заложников и 13 были ранены. Эти цифры прибавились к 19 сотрудникам охраны и персонала, которые, по уточненным данным, погибли при захвате станции террористами, и к 11 раненым от рук террористов при захвате станции. В результате молниеносной спецоперации было уничтожено 37 террористов, 5 — получили тяжелые ранения и находятся под арестом в госпитале; еще 9 тел террористов, погибших при захвате станции, были обнаружены на территории. Работа токамака не была нарушена, и эксперты сходятся во мнении, основываясь на имеющихся данных и на комментариях освобожденных сотрудников станции, что террористы с самого начала не имели ресурсов и знаний, чтобы повредить реактор.
Даже если суммировать все смерти в Бокс Хэд и при попытке подавления митингов, эта статистика не шла в сравнение с самыми трагичными страницами в современной истории города: массовыми беспорядками в январе 2083-го, когда всего за один день погибло свыше тысячи людей; евразийскими ракетными бомбардировками в мае-августе 2090-го, которые, несмотря на мощный противоракетный щит, унесли жизни тысяч гражданских; самых кровавых терактов, при паре из которых число погибших переваливало за две сотни. Но политическую значимость случившегося было сложно переоценить.
Vox Populis, одно из ведущих социологических агентств мира, как всегда в подобных ситуациях, уже успело провести экспресс-исследование общественного мнения через Интернет-опросы жителей Сиднея. «Результаты исследования показали усиливающееся противоречие в обществе», — резюмировало агентство. Так, 38 % респондентов одобрили действия полиции Сиднея в отношении мирных демонстрантов, 41 % — не одобрили, а 21 % — затруднились ответить или не определились. Отношение к действиям полиции в Бокс Хэд оказалось намного более однозначным: 87 % респондентов одобрили их, 2 % — не одобрили, 11 % — затруднились с ответом. При этом, однако, взгляды на истоки инцидента в Бокс Хэд оказались не столь однозначны: 46 % опрошенных придерживаются мнения, что за инцидентом стоит Сопротивление, 7 % винят в этом группу радикалов, не имеющих отношения к Сопротивлению, 17 % подозревают провокацию властей, 8 % — провокацию оппозиции или олигархии, 22 % — затрудняются ответить.
