Теперь — о «Ромео и Джульетте». Мы всегда просто раскалывались для этой пьесы, хотя из-за того, что наш театр имел занавес, который открывался лишь в одной стороне фургона, нам пришлось немного упростить декорации. Например, устройство балкона — весь открытый участок подмостков представлял собой балкон, а братец Ромео действовал с земли, что было хорошо — здоровый реализм — поскольку он помнил, что не должен связываться с колесом фургона в момент возбуждения и позволять всему проклятому балкону раскачиваться и скрипеть. Билли Труро, тип романтического тенора, обычно был Ромео, и он, бывало, немного увлекался, особенно когда приходилось выкрикивать нараспев ту фразу: «О, оставишь ли ты меня таким неудовлетворенным?» Отвечавшая «нет» на том, черт-бы-его-подрал, колесе, Минна постепенно удалялась от него, и он не мог ничего поделать, но зрители выражали ему сочувствие.
Что касается текста, папа обычно утверждал, что это, черт возьми, подлинный вариант; мадам Лора допускала, что он был прав. Среди ее книг не имелось текста, поэтому я никогда не читал всего произведения, пока не получил свободный доступ к тайной библиотеке еретиков в Олд-Сити. Действительно, в нашей постановке были незначительные коренные изменения, когда события в пьесе стремительно проскакивали в двух пятнадцатиминутных актах, изобилующих сценами боев на мечах, но это очень нравилось зрителям: мы старались удовлетворить их, а что еще, черт подери, должен делать артист? В качестве Джульетты Минна Селинг была абсолютно популярной, что приносило большие денежные сборы. В моих ушах все еще звучат слова в ее исполнении: «О, клянись, но только не луной, непостоянной луной, которая ежемесячно изменяется, вращаясь по своей круговой орбите, чтобы твоя любовь не оказалась такой же изменчивой». Часто она пропускала фразу с орбитой, так как могла чувствовать настроение толпы почти так же остро, как и папа Рамли, и определяла, были ли зрители такого типа, которых бы раздражало, если они услышат слово, незнакомое им, так что могли бы ее освистать и устроить скандал. Откровенно говоря, я не знаю, что любой из зрителей мог бы поделать с орбитой.
Ох, а эта маленькая Минна в вечернем платье, с темными волосами и затуманенными от слез большими глазами! — ну, она была Джульеттой, так как выглядела невинной, словно котенок, и, конечно же, простодушной и довольно хорошенькой, чтобы заставить плакать самого тупого из зрителей. Бонни обожала смотреть на ее исполнение. Вспоминаю, когда мы ставили «Ромео» в другой раз, на первой же остановке после Сил-Хабора. Это было где-то в Вэрманте, так как мы выбрали дорогу, проходившую по восточному склону гор, где бродячие комедианты не появлялись вот уже несколько лет. Мы с Бонни смотрели представление спереди — Бонни все еще была довольно нежна со мной после нашего небольшого любовного приключения в апреле — она выражала бурный восторг каждый раз, когда звучал голос Минны-Джульетты, сжимая рукой мой локоть и вполголоса восклицая, снова и снова: «Вслушайся в эти грудные ноты! О, Дэйви, мне хочется плакать… ооо-иии… о, она не сцыкуха!»
Та восточная горная дорога вскоре привела нас вниз и пошла вдоль западного берега прекрасной голубой реки Коникат[86], и мы провели время в этой чудесной местности, переполненной селами, и все из них годятся для распродажи. Папа никогда, бывало, не объяснял, какая давняя неприятность заставляла его держаться подальше от Нуина: этот вопрос просто не задается. Но он родился в Нуине и прекрасно знал его историю, хотя неодобрительно относился к большей ее части. Помню день, когда мы ехали по дороге, проходившей вдоль реки, и приближались к небольшому городу-государству Холи Оук[87], к северу от Ломеды. Старый Уилл Мун был слишком пьян, чтобы управлять мулами — у него имелся такой недостаток — и папа заменил его, пока тот отсыпался. Как бы то ни было, папа с удовольствием правил, продолжая непрерывную борьбу со Старой Молнией, левым задним мулом главного фургона. Тот, казалось, совсем на это не обращал никакого внимания, но обычно он мог определить по тону папиного голоса, когда было безопасно спать на ходу или тащиться так медленно, что его сосед по упряжке никогда не мог обнаружить обмана. В тот день Сэм сидел снаружи, на переднем сиденье, вместе со мной, папа свисал между нами, держа поводья, а великолепная голубизна реки Коникат создавала роскошную цветовую гамму под ласковым солнцем.
Само название Холи Оук заставило папу подшучивать над историей Нуина, такая тема всегда раздражала его. «Эта маленькая страна была частью Нуина», сказал он нам, «в древние времена Моргана Первого, Моргана Великого, как называли старого сукиного сына. Я полагаю, что она подготовилась к войне за независимость, после того, как он уснул вечным сном, и так же поступила Ломеда, и другие ничтожные страны, расположенные по эту сторону реки цер-черт-подери-ковные государства, как они называют себя. Морган Великий! — внемлите, джентльмены, вы, очевидно, не сможете поверить больше ничему услышанному, более того, вы никогда не смогли бы поверить, во всяком случае, только не о Моргане Великом. Утверждают, что вам больше никогда не посчастливится увидеть подобного ему, и, скажу я вам — это прекрасно. Считается, что он был выдающейся личностью. Предполагают, что эта маленькая страна, этот Холи Оук, была названа в честь дерева, которое посадил Морган Великий. Хорошо, я видел его — ничего особенно величественного нет в нем, дуб да и только, можете сказать, что здесь представлена небольшая занимательная история, но подождите-ка. Давайте продумаем до конца. Давайте посмотрим, о чем говорит история. Вы имеете какое-то представление о том, сколько е…ных дубовых деревьев, как предполагают, посадил тот старик в свою честь? Вот, послушайте, джентльмены, это печально — ну, рад был бы иметь столько волос на теле, сколько тот старик, как предполагают, посадил дубовых деревьев, я бы согнулся, джентльмены, я ходил бы на четвереньках, словно медведь, пока с меня не содрали бы кожу для коврика. Вы вполне можете спросить, почему он не мог пойти и посадить вишню или пекан[88], или что-либо еще для перемены… пошевеливайся, Старая Молния, ты, жалкий окаменевший ублюдок, на три десятых состоящий из лошадиной задницы, живее, живее!.. вы вполне можете спросить, и я расскажу вам. Общественность, черт подери, не позволила бы ему, вот в чем причина — он должен был садить дубы или не садить ничего другого, и в этом выражалось его королевское достоинство.»
— Как бы то ни было, — сказал Сэм, — он называл себя президентом, а не королем, это всем известно.
— Да, — закричал папа, — и это представляет собой самую большую кучу собачьего дерьма, которое никогда не убиралось! — Ну, положим, Сэм, сказал это просто для того, чтобы поддержать папино оживление. — Президент моей славной отсиженной задницы! Он был королем, и это единственное оправдание для него. Я имею в виду, что он король, таким образом, он находится впереди всех и вынужден повелевать от рассвета до наступления темноты — сажать дубы, закладывать краеугольные камни и отыскивать предков по материнской линии у незаконнорожденных, ну, клянусь яйцами Авраама и Иисуса Св. Кор. Горниста Христа, тому человеку никогда не давали покоя… живее, Молния, божье проклятие, драное трусливое дерьмо, где твоя душа, я должен грубо говорить с тобой?.. совсем нет покоя. Каким образом он всегда находил время, чтобы повелевать другими, вот что я хочу знать. Послушайте, вот как это было, просто в обычный день, имейте в виду, когда этот несчастный старый сукин сын, этот Морган Великий, пытался обратиться к е…ному сенату по поводу жизни и смерти, или, во всяком случае, большого количества денег. Вы думаете, что он имел возможность соединить две фразы, одна за другой?.. внемлите, джентльмены! Нет, господь должен помогать, а сатане пое… нет… а почему? Потому что выскакивает министр по связям с общественностью или любой другой… «Простите, Ваше Величество, мы получили срочное послание относительно кровати, находящейся в Вустере[89], в которой до сих пор никто не спит, так как это королевская привилегия, только Ваше Величество может в ней, вроде бы, немного поспать, поэтому следует помириться вовремя с Лоуэллом[90], чтобы перебросить доллар через Мерримэк[91], принимая во внимание, как об этом говорится здесь в книге, что вы сделали это 19-го апреля — более того, Ваше Величество, к нам прямо в эту минуту прибыла новая партия дубовых деревьев…», ну, господи, джентльмены, разве это жизнь — только не для великого человека. Становится как-то не по себе от кучи дел, не так ли? Разве можно ожидать, что парень захочет быть президентом, если он знает, что ему будут постоянно досаждать, досаждать в течение целого дня?.. ты, Молния, черт бы побрал навеки твою е…ную в задницу бессмертную душу, будешь шевелиться?..
Папе Рамли причиняла беспокойство не только история Нуина. Фактически ему не нравился ни один период в истории и ни одна личность в ней, кроме Клеопатры. Обычно он уверял, что сумел бы соблазнить эту, несомненно, привлекательную женщину, если бы смог встретить ее в ее родной Калифорнии, когда был немного моложе, и в его пенисе чувствовалось больше энтузиазма. Его никогда невозможно было убедить, как мадам Лора говорила, что Клеопатра не жила в Калифорнии. Иногда он вызывал у меня желание поинтересоваться этим самому.
