Пока я послушно вжимал педаль тормоза в пол, немец щедро лил бензин на асфальт. Оказывается, два с лишним литра топлива можно выливать весьма и весьма долго, темная полоса на асфальте получилась метров на десять-двенадцать.
Тем временем я нащупал в кармане зажигалку, нетерпеливо выхватил ее, едва не выронил и всучил в уже протянутую ладонь Хельмута.
— То, что нужно, — обрадовался Хельмут, откинул колпачок и швырнул зажигалку за окно.
В этот же момент я дернул машину вперед, и очень вовремя, иначе вздувшийся жар мог коснуться и нас. А так он лишь ярко распалился прямо под ногами и настигших нас чудовищ. Первый монстр, кажется, не понял, с чем имеет дело. Неужели там, откуда они родом, нет огня?
Ступив прямиком во взметнувшиеся языки пламени, чудище запрокинуло мосластую морду, возвышающуюся над нами на уровне метров четырех, и затрубило от боли. Тормоза у его сородичей оказались отменные, они встали, как вкопанные, потрясенные неизвестной им угрозой.
Переориентировка заняла не больше пары секунд, по истечении которых испуганно загомонившее стадо с еще большим задором понеслось в обратном направлении, оставляя на асфальте трещины и вмятины. Что бы такие копыта сделали с российским шоссе, я себе даже не представляю. Хотя, может статься, длинноногие бегуны переломали себе конечности на какой-нибудь трассе типа Киров — Екатеринбург и теперь лежали, медленно умирая от голода и проклиная судьбу.
Мы объехали почти сразу погасшую полосу огня, оставившую на память о себе лишь длинный черный свет, и поплелись следом, потихоньку ускоряясь — пришельцы бежали намного быстрее, чем любое другое известное мне животное. С такой длиной шага и с такой легкостью движений им впору было соперничать с суперкарами, а не с эталонным кредитомобилем.
На одном из ответвлений, уже у самой македонской границы, стадо легконогих гигантов, наконец, свернуло и скрылось из поля зрения, мы же проехали прямо. Меня уже взяло любопытство — кого, кого еще мы сегодня встретим? Воображения нарисовать более удивительных существ не хватало, и я решил просто подождать, вооружившись любопытством и хорошим настроением. А чего грустить? Свет вернулся, я живой, пусть и ненадолго, а вокруг столько всего происходит!
— Вздремну немного, — тихо проговорил Хельмут.
Только сейчас я заметил, что ему поплохело. Кровь совсем отлила от лица, зато прикрывающая повязку рубашка ею пропиталась и из серой стала темной, почти черной. Хельмут умирал, и маневр с бензином только лишь приблизил неминуемую развязку.
— Нет, нет, — я легонько потормошил его плечо. — Ради Бога, не засыпайте. Вы ведь не проснетесь! Держитесь, немного осталось. Путь чист, вот-вот доедем. Вы же видите, я стараюсь изо всех сил.
— Вижу, вижу…
Мы ехали, разговаривая обо всем подряд и постоянно перескакивая с одной темы на другую. Начали разговор с предположений о том, куда запропастились зомби. Они бы сейчас здорово пригодились со своей левитацией и прочими прибамбасами, позволяющими сбивать даже военные самолеты. Потом перешли к обсуждению внезапно упавшей и так же внезапно растаявшей темноты, гадая, откуда она и не зомби ли ее устроили. Наконец, дошли до самого насущного — невероятных существ, на которых мы наткнулись уже трижды. В который уже раз под подозрение попали зомби, но уже с изрядной долей сомнений. Не могут же они быть совсем уж всесильными. Да и зачем им все это?
Вопросов скопилось столько, что задаваться ими уже не имело смысла — голова вскипала, как чайник, а ответы уже, кажется, совсем близко, в паре сотен километров. Так что всерьез мы обо всем этом не думали, только делились соображениями и забавы ради строили невероятные предположения. Я вообще не слишком-то вникал в разговор, моя задача сводилась лишь к одному — не дать Хельмуту заснуть и ненароком не провалиться в дрему самому. Утомление, как вы знаете, коварная штука. Сейчас я бодр и свеж, хоть по всем законам не должен, а чуть позже моргнул, но не «выморгнул» вовремя, и вся недолга. Таких случаев по всему миру каждый день набиралось по несколько сотен, если не больше.
Небольшой пропускной пункт на сербско-македонской границе, возникший будто бы спонтанно, за один день, мы прошли на полной скорости, рискуя попасть в аварию. Но, замедлись мы хоть немного, пришлось бы совсем худо — по машинам таможенной службы и по крыше пограничного комплекса ползали твари, напоминавшие больших, размером с большую кошку тараканов. Они имели яркий пурпурный окрас и шустро бегали взад-вперед, занимаясь какими-то своими жутковатыми делами.
При нашем приближении чудища остановились, как бы оценивая ситуацию, а потом начали плеваться какой-то дымящейся гадостью. Я резко взял правее — Берта сзади лихо кувыркнулась, сдавленно пикнув — и ядовитые оплеухи прошли мимо, с шипением расползаясь по асфальту.
Когда тараканы остались позади, начались новые трудности — дорога пошла неважная, узкая, с не самым лучшим покрытием, и к этому прибавились еще и внушительные скопления автомобилей. К счастью, не самые плотные, но все равно каждый раз заставляющие напрягать предельно ослабевшее внимание и протискиваться, стараясь не повредить свою машину. На царапины и небольшие вмятины мне было наплевать, и, если можно было проскочить, натерев кому-то бок, я не упускал случая. Так мицубиси остался без обоих боковых зеркал, но имелось еще и зеркало в салоне, и это придавало мне бодрости духа.
Один раз случилась забавная ситуация. Объезжая здоровенный автобус, сделанный, кажется, в семидесятых, я выкрутил руль вправо и нос к носу столкнулся со здоровенным толстым медведем. Тот торжественно восседал прямо на асфальте и лакомился тошнотворно выглядящими, бесформенными останками. Я знал, что медведи предпочитают подгнившую падаль, но ведь не мясо, с неделю провалявшееся на жаре!
Потапыч подозрительно сощурил глаза и встал на две ноги, возвысившись над нами, подобно башне. Я же лишь рассмеялся при виде этой демонстрации силы — после рвущих все шаблоны чудовищ мишка казался чуть ли не плюшевым, ну не мог я его испугаться, хоть убейте. Я лишь нажал на клаксон и резко притопнул на педаль газа. Медведи боятся шума, это я тоже знал очень хорошо, поэтому, когда вместо хозяина леса перед глазами замаячил его мохнатый хвостик, стремительно удаляющийся прочь от дороги к зарослям, я совершенно не удивился.
— Здорово, — одобрил Хельмут и трескуче рассмеялся.
Он дышал мелко и часто, иногда пытаясь с хрипом втянуть воздух, которого катастрофически не хватало. Не смотря на то, что я прежде не видел воочию подобное угасание человека на глазах, я уже не сомневался, что жить Хельмуту осталось считанные часы. Вместе с воздухом через пробитое легкое тело старика покидала и жизнь, и обернуть процесс вспять уже невозможно.
— Держитесь, Хельмут, сейчас немного ускоримся. Мы на финишной прямой.
— Жми, как можно быстрее, — тихо согласился Хельмут. — Надеюсь, дотяну.
На счастье, дорога снова расширилась до двух полос, и утомительные пробки остались позади. С обеих сторон потянулись поросшие кустарником и высокими, стройными соснами холмы, плавно уступая субтропической флоре юго-востока прекрасной Македонии.
К сожалению, красотой за окном я наслаждаться не мог — я ее вообще не замечал. Руки одеревенели, зад окаменел, а тело будто покрылось толстым костяным панцирем, не реагируя на смену позы и уже не чувствуя боли.
Когда я временами посматривал в зеркало заднего вида, то, видя там свое лицо, не узнавал себя. И мешали не только и не столько синяки, только-только начинающие бледнеть, сколько появившиеся вокруг глаз морщины и, наконец, сами глаза. Они принадлежали не мне, мой взгляд никогда не выражал такого безразличия и неуважительного равнодушия ко всему окружающему. Наверное, виной всему была всего лишь огромная усталость.
Превращение в умственно и эмоционально выжатого зомби пугало меня почти так же, как диковинные твари из какого-то далекого сумрачного мира, встречающиеся нам по пути. Видели мы и знакомых летунов, один раз даже в опасной близости от нас, но те были заняты — они потрошили прицеп-рефрижератор, полный тухлой рыбы. Когтистыми лапами разрывали стенки кузова, таким же приемом вышвыривали оттуда кучи гнили и с удовольствием лакомились ими, прядали всей тушей на горы падали, неуклюже раскорячив крылья в стороны.
Попадались на глаза и новые виды, временами совсем уж невероятные, настолько, что у меня язык не поворачивал называть их «живыми существами». Вместо этого на ум само пришло другое слово — «сущность».
Одна такая сущность запомнилась мне особенно. Она имела идеально круглый скелет с чем-то вроде тонкого и изящного позвоночника, спиралью закручивающегося внутрь и заканчивающегося в толстом и плоском эпицентре. Кости эти (или то, что очень напоминало кости) были обтянуты тонкой, просвечивающей на солнце светло-бежевой шкурой, испещренной багровыми и черными прожилками вен.