— Он выдвигается, — услышал я сосредоточенный голос Лейлы в наушнике.
Мы с Донни, сидя на лавочке в парке в дутых куртках с капюшонами, обменялись кивками. На сетчаточных дисплеях мы видели стрим с камеры, установленной на бинокле Ронина Хуая, ведущего наблюдение за таунхаусом, где жил Хессенхоф.
Бинокль работал в режиме тепловизора. Это позволяло видеть, как некрупный мужской силуэт встает из-за рабочего стола в своем кабинете на втором этаже таунхауса и спускается по лестнице вниз — в просторный зал, откуда доносятся звуки бодрой музыки и ритмичные возгласы фитнесс-тренера.
— Уходишь?! — выкрикнула запыхавшаяся женщина.
Ее излучавший тепло силуэт, хорошо подсвеченный тепловизором, интенсивно махал руками и ногами, повторяя движения, которые проделывала другая, более спортивная женщина на экране, куда был устремлен ее взгляд.
— Срочная работа, — ответил ее муж.
Жена не удивилась его уходу в вечернее время. Видимо, так случалось часто.
— Возьми с собой поужинать! Хочешь, я упакую тебе?!
— Ты, как всегда, сама заботливость, котенок. Но у меня еще осталась на работе половина сэндвича, который ты мне положила с утра.
— Не напивайся кофе на ночь глядя!
— Как скажешь. Поцелуй от меня Марту на ночь.
Каждый миг, когда до моих ушей доносился этот голос, я ощущал нечто очень странное. В памяти всплывал голос, который казался не похожим на этот — бесстрастный, ледяной и бездушный, похожий на завывание лютой метели или на стук крышки гроба, которая захлопывается у тебя над головой. При звуках этого голоса, несмотря на его мягкий тембр, охватывала дрожь. Ведь ты понимал, что нечего надеяться на сочувствие, понимание или милосердие. Что ты для него вообще не человек, а подопытная крыса. А твои страдания или твоя смерть — лишь часть эксперимента.
«Я хочу посмотреть, как этот генетически модифицированный организм отреагирует на усиленную стимуляцию…»
«… это лишь тестовый материал. «Валькирия» таит в себе практически неисчерпаемый потенциал…»
«Каждого, кто не в состоянии сдержать дрожь, строго накажите…»
«… приговор предстоит незамедлительно привести в исполнение. Сейчас вы это увидите».
«Неужели это действительно он?!» — в замешательстве спросил я у самого себя. — «Неужели может быть, что монстр, совершенно хладнокровно замучивший и убивший своими экспериментами сотни людей, а тысячам — сломавший жизнь, живет в слащавом пряничном домике в тихом шведском городке, называет свою жену «котенком», говорит с ней о чертовых сэндвичах, просит поцеловать на ночь свою дочь?! Как, чёрт возьми, у этого дьявола во плоти вообще могла родиться дочь — невинный, беззащитный человечек, который называет его «папа»?!»
Мне показалось, что его голос, даже обращённый к жене, даже когда он говорил о дочери, все равно оставался внутренне холодным, преисполненным фальши. Что образ нормального человека — всего лишь маска, которую лицемерно натянул на себя этот нелюдь. Но, может быть, я просто пытаюсь себя в этом убедить?!
Хессенхоф накинул длинное серое пальто, педантично закутался в шарф, надел шапку и вышел из уютного жилища, похожего на домик Санта-Клауса. Его электрокар был припаркован рядом. Ехать до работы ему было минут пять. Лидинге — городок небольшой.
— Пошли, — мрачно велел я Донни.
Мы двинулись по парковой дорожке, нарушая своими следами нежное тонкое полотно снега на тротуаре. Должно быть, мы выглядели слишком сосредоточенными и серьезными для любителей прогуляться в такое время и в таком месте. Но это не так уж важно. Случайные прохожие все равно едва ли придадут большое значение встрече с нами. А если за нами следуют те, кто следовать не должны — нам в любом случае крышка.
Здание Исследовательского института «Гамма Лэб» находилось от нас примерно в 10–15 минутах неспешной ходьбы по парку и прилегающей к нему улице. Как раз достаточно, чтобы Хессенхоф успел доехать, припарковаться и зайти внутрь к тому времени, как мы подойдем.
Шли мы в основном молча — думали о предстоящем. Лишь когда в поле нашего зрения показалось красивое новенькое 4-этажное здание института, Донни на миг замер.
— Значит, в таких местах все это разрабатывается? — задумчиво пробормотал он.
— Может быть, — ответил я.
«Гамма Лэб» был через пятое колено дочерней структурой корпорации «Омикрон Медикал», родственной «Андромеде» Рудольфа Дерновского. Профайл компании был невинным. Да и сам институт выглядел со стороны безобидно — типичный гражданский объект, никаких серьезных систем безопасности. Однако я много раз имел возможность убедиться, что в мире корпораций бумаги и внешний вид часто не имеют ничего общего с действительностью.
Попасть внутрь через вход для персонала не составило труда — понадобился лишь код для замка и снимок отпечатков пальцев одного из сотрудников лаборатории, которые Тень без труда раздобыла для нас загодя, тайно проникнув во внутреннюю базу данных.
В холле было темно и тихо. Эта спокойная картина вполне соответствовала пустой парковке у института, где сиротливо стояла лишь машина Хессенхофа. Любителей поработать в позднее вечернее время в «Гамма Лэб» не водилось. Сэкономили здесь и на штатном стороже, положившись на сигнализацию, камеры видеонаблюдения и контракт с охранным агентством. Это сильно упростило нам работу.
Как и полагалось по плану, мы вскрыли один из щитков в коридоре первого этажа и присоединили к сети здания миниатюрное устройство, переданное Тенью.
— Подключились, — сообщил я, пока Донни аккуратно прикрывал крышку.
Прошло около минуты, прежде чем Лейла, выполняющая в этой операции роль диспетчера, сообщила:
— Есть подключение! Выводим вам изображение с 4-го этажа.
На миниатюрном экранчике, который появился на моем сетчаточном дисплее, я мог видеть, что Хессенхоф как раз усаживается за стол в просторном рабочем кабинете, отделенном стеклянными перегородками от общего «openspace» пространства.
— Как мы и предполагали, его компьютер находится вне общей сети. Лишь он один во всем здании. Тень не может проникнуть туда, — проинформировала нас Лейла.
— Ясно, — ответил я. — Вижу, на двери кабинета сканер?
— Да. И, весьма вероятно, доступ открыт только ему.
— Стекло бронированное?
— Сложно сказать. Но исключать этого нельзя.
Эти открытия говорили в пользу теории о том, что Хессенхоф — некто куда более интересный, чем просто один из ученых, работающих в институте над проектом в сфере онкологических исследований. Хотя, конечно, вероятность ошибки все еще оставалось. И это беспокоило меня сейчас больше всего.
— Все готово для следующего этапа? — спросил я.
— Подтверждаю, — ответила Лейла.
— Отлично.
Чтобы подняться на четвертый этаж, мы воспользовались служебной лестницей.
— Помехи на все камеры на четвертом, — велел я, после того, как мы с Донни замерли перед дверью, ведущей с лестничной клетки на этаж.
— Сделано, — сообщила Лейла через секунду.
С этого момента ни одна из камер видеонаблюдения на четвертом этаже больше не передавала данных на удаленный пост службы охраны. Возможно, эти помехи заставят виртуальный интеллект службы охраны «забеспокоиться» и подать предупреждающий сигнал дежурному сотруднику охраны. Не исключено, что охранная фирма вышлет сюда патруль для проверки. Это было бы досадно. Но это все равно лучше, чем если бы они увидели то, что будет происходить дальше, на своих экранах.
— Начинаем, — распорядился я, натягивая на лицо черную маску.
В отличие от охранного агентства, мы продолжали получать изображение с камеры, установленной в офисном пространстве невдалеке от кабинета Хессенхофа.
Я мог видеть, как он отрывается от своей работы и недоуменно хмурится. Естественная реакция автовладельца, который получил уведомление о срабатывании сигнализации на своем авто, однако на автоматически появившемся перед его глазами изображении с бортовых камер автомобиля ничего подозрительного не видит.
