Закончив заниматься юридической казуистикой, Герман удовлетворенно погладил бороду.
— Безупречная логика, Герман, — не преминул заметить Блинкрошев.
Ордынец не двигался, хотя вроде бы еще дышал. Люба продолжала утешать Валю. Заметив это, Герман заорал:
— Ну хватит там ворковать! Ох уж эти бабы. Валя, ты отлично потрудилась, благодаря тебе мы теперь обладаем полной информацией об обороноспособности ордынцев. Мы сейчас информированы, как никогда! Твои заслуги не останутся без награды, Валя. Я желаю, чтобы Вале дали сегодня двойную порцию гречи и карамельку. Нет, даже две карамельки.
Но Валя продолжала рыдать, Люба обиженно посмотрела на Германа, но ничего не сказала.
— Ладно, в лазарет ее. Перенервничала, бывает, — сочувственно произнес Герман.
Люба осторожно спустила Валю с трибуны, и Шнайдер увел плачущую девушку.
Герман взял УДП, который Айрат выронил, еще когда был укушен мышонком, и повернулся к толпе собравшихся:
— Завтра величайший день в истории! Завтра мы нанесем наш первый удар Великого Похода Германа! С завтрашнего дня все будет иначе, вся ваша жизнь изменится. Мы больше не будем прятаться по углам и отсиживаться на элеваторе. О, нет. Мы храбро пойдем прямо в логово врага. Но мы направим наш удар совсем не туда, где ожидает его ощутить наш враг. Мы перехитрим ордынцев, детей и Гриб! Завтра ордынцы будут собирать последний урожай картошки на поле возле деревни Сокольники. Как вам известно, осень была теплой, и картошка наверняка уродилась на славу. И завтра каждый из вас получит лично от меня тарелку жареного картофана с салом! Ордынцы оккупировали, захватили это поле. Они отняли у нас нашу картошку. Они засадили это поле, не спросив моего разрешения. Это неприемлемо. Все поля в округе принадлежат мне, весь сраный мир принадлежит Герману! Вся картошка в мире — моя, ведь я единственный, кто сдерживает окончательное торжество Гриба! Вы готовы сразиться, мои верные германцы?
Толпа забушевала:
— Да! Мы готовы! Веди нас, Герман! Хотим картошки!
— Хорошо. Я уверен в нашей победе, — продолжил Герман, — Ордынцы не ждут нашего удара, а значит, применив верную тактику, мы победим. У нас есть такие меткие стрелки, такие как... как Хрулеев, у нас есть отважные бойцы, способные принести нам картошку и победу!
Картошка!
Победа!
И никакие филины нас не запугают. Мы зажарим этих тварей вместе с нашей картошкой!
Но я, конечно, не могу отправить сражаться всю мою доблестную охрану, у них есть задачи гораздо важнее картошки. Поэтому с завтрашнего дня я объявляю рекрутский набор. Каждый второй мужчина в возрасте до шестидесяти лет обязан завтра в семь утра явится сюда, на площадь к Молотилке. Каждый отсек сам должен выбрать, кого отправить в рекруты, я предоставляю вам полную свободу в этом вопросе.
Ордынцы начнут копать картошку в полдень. Мы бы конечно могли атаковать поле, когда там не будет ордынцев и взять себе картошку, но я так никогда не поступлю, Это подло и бесчестно! Кроме того, мы должны убить как можно больше врагов! Так что завтра все рекруты должны быть на площади. Вам дадут оружие, а вид Молотилки укрепит вашу отвагу! Пленных не брать.
А теперь я желаю, чтобы этим дохлым детям отрезали головы. Черепа должны быть очищены от плоти и насажены на колья в моих личных угодьях. Пусть они послужат уроком врагам Германа. Тела выблядков бросить в Молотилку! Ордынца тоже в Молотилку, и ебаного физрука туда же! Хватит говорить о Молотилке, пора кормить ее!
Толпа на площади все еще бушевала. Электрик снова завел генератор, питавший Молотилку.
Сергеич и кузнец рубили топорами мертвым детям головы. Связанного Васильева и полуживого Айрата потащили по железной лестнице на вершину Молотилки. Герман довольно поглаживал бороду.
Хрулеев все еще стоял на трибуне, он смертельно устал.
Топтыгин: Состав 202
10 мая 1986
Закрытое административно-территориальное образование
“Бухарин-11”
Профессор Топтыгин шел по коридору больницы, провонявшему составом 202.
Топтыгину был хорошо знаком этот аромат, ведь состав 202 был в свое время разработан при непосредственном участии профессора. Этот запах ни с чем не спутаешь, аромат состава 202 содержал в себе нотки хвои, дерьма и тройного одеколона, хотя ничего из этого, разумеется, не использовалось при изготовлении состава. Вонь крепко пропитала весь первый этаж больницы и самого Топтыгина.
Профессор не спал с тех самых пор, как его разбудил звонком полковник КГБ Квасодуб. От усталости у Топтыгина слипались глаза, а сознание начинало галлюцинировать. Профессору казалось, что состав 202 проел его собственный мозг, он физически ощущал, как вонючая субстанция движется по нейронам в его голове.
Топтыгин был создателем и отцом состава 202, но в СССР творение не принадлежит творцу. Любое изобретение в Советском Союзе отбирают у создателя, и отдают великому советскому народу, чтобы им мог воспользоваться каждый гражданин.
На практике применительно к данному конкретному случаю это означало, что ингредиенты, технологии и лаборатории для приготовления состава 202 были только у КГБ. И сегодня, чтобы получить девяносто флаконов состава, Топтыгин был вынужден девяносто раз расписаться в бумагах, за каждый флакон отдельно. Профессор отвечал своей головой за каждый полученный флакон, и подобная строгость спецслужб была неудивительна.
Дело в том, что состав 202 был единственным антидотом от кукурузки, уникальным противоядием, способным излечить поражающий эффект ВТА-83 на ранних стадиях заражения. Именно поэтому госбезопасность так переживала и сопровождала процесс выдачи флаконов громадной, даже по советским меркам, бюрократией.
ВТА-83 было мощнейшим оружием Советского Союза, и американская разведка заплатила бы миллиарды долларов даже за одну чайную ложку, даже за каплю состава 202. Поэтому Топтыгин отлично понимал, почему ящик с флаконами ему привезли сегодня на военном вертолете, под охраной целого авиазвена, и почему кроме летчиков ящик сопровождали еще тридцать хмурых мужиков в штатском.
Впрочем, будучи отцом этого уникального лекарства, профессор знал, что состав 202 — не панацея. Состав мог спасти жизнь пораженного ВТА-83 лишь на самых ранних стадиях заражения. Когда на коже проступила кровь, когда лопнули сосуды в глазах, или когда пораженного начало рвать кровью, помочь не могло уже ничего, даже состав 202. Все эти признаки свидетельствовали о том, что кукурузка успела пропитать внутренние органы человека, и в этом случае спасения не было.
На второй стадии поражения можно было лишь поддерживать жизнь больного в течении пары суток, усугубляя тем самым страдания пораженного и наблюдая, как с жертвы кукурузки сходит пластами кожа, обнажая мясо, как гниют и разлагаются под воздействием ВТА-83 внутренние органы и кости. Это было глупостью, жестокостью и изуверством, гораздо логичнее и гуманнее было бы просто пристрелить пораженных кукурузкой. Но никто не давал советским врачам, одним из которых был Топтыгин, права убивать больных, и профессор был вынужден весь сегодняшний день провести среди орущих от боли кусков кровавого мяса, которыми была заполнена городская больница.
Но Топтыгин знал, куда и зачем он ехал. Он понял, с чем столкнется, как только услышал от полковника Квасодуба страшные слова «Бухарин-11» и «чрезвычайное происшествие». Профессор был привычен к смерти, человеческим страданиям и работе на пределе собственных сил, в конце концов, все эти факторы были непосредственной составляющей его профессии.
Топтыгина волновало другое — он ошибся. Зона поражения кукурзки составила не три километра, как он предполагал, а чуть больше пяти. Ужасной и непростительной ошибкой было устанавливать зону оцепления в радиусе пяти километров вокруг НИИ №20, в результате этой ошибки солдаты и офицеры химических войск, дежурившие этой ночью на блокпостах, сейчас в мучениях умирали здесь же, в городской больнице. Вместе с ними умирали и обитатели городка, жившие в пяти километрах от института, где произошла авария.
