— Ну что вы, в самом деле, все будет хорошо.
Он обернулся к патрульному:
— Скажи Клаве, чтобы принесла им чаю. И поесть чего-нибудь. Да Марину мне побыстрее найди.
Через несколько минут перед девушками стояли дымящиеся фарфоровые кружки и эмалированные миски с каким-то варевом. Они жадно набросились на еду. И тут в помещение вошла женщина. Они, как завороженные, уставились на нее.
Ни Нюта, ни Крыся таких никогда не видели. У женщины было надменное, красивое, словно кукольное лицо, синие глаза, светлые пушистые волосы, красиво подстриженные. Одета она была в серое платье, по сравнению с которым цветастые халатики остальных сразу показались просто убожеством. И на ногах были не шлепанцы, а туфли, хоть и на плоской подошве. От нее даже пахло чем-то приятным, цветочным. Всем своим видом она словно заявляла: «Все будет так, как я хочу. Ничего неожиданного или неприятного со мной случиться не может».
Нюта с трудом подавила возникшее было желание уткнуться лицом ей в подол и тут же во всем покаяться.
— Ну вот, Марина, — пожаловался ей бургомистр, — разберись хоть ты. Они плачут, я ничего понять не могу.
Женщина схватывала все на лету. Ей, видимо, в общих чертах уже рассказали, что произошло.
— Значит, вы шли сюда, а этот человек набросился на вас в туннеле? И вы защищались? Или вы шли все вместе? Судя по документам, он с вашей станции. Он вас сопровождал?
Нюта что-то невнятно промычала и опять всхлипнула. Марина истолковала это как согласие.
— Ну, не бойтесь. Никто не собирается вас обвинять без выяснения всех обстоятельств. Я не могу поверить, — обернулась она к бургомистру, — что две худенькие девочки могли прикончить взрослого здорового мужчину. Наверное, все не так просто, как нам тут рассказывают.
Бургомистр согласно закивал. Видно было, что он во всем на нее полагается.
— Там еще один был, — вдруг выдавила из себя Крыся, — Он сбежал.
Марина нахмурилась:
— То есть, этот человек шел с вами, а тот, другой, напал на него, ранил и скрылся?
Нюта тут же судорожно закивала. Крыся, глядя на подругу, закивала тоже.
— Ну, полно, — сказала Марина, — теперь все ясно. Успокойтесь, мы вам поможем. Вы, конечно, хотите при первой возможности вернуться обратно, на свою станцию?
Девушки, не сговариваясь, отчаянно замотали головами. Марина опять нахмурилась.
Нюте показалось, что у нее еще полно к ним вопросов, просто она поняла, что сейчас ничего путного от них не добьется.
— Ну что ж, отдыхайте, — заключила Марина, — а там будет видно. Сейчас я отведу вас в гостевую палатку, Клава покажет, где можно помыться. А потом что-нибудь придумаем.
Стряпуха в зеленом халате отвела их в душевую. Девушкам, привыкшим поливать друг друга из пластиковых бутылок, настоящий душ, пусть и ржавый, показался чем-то сказочным. Им даже выдали цветастые халатики, в которых было как-то непривычно свободно. Они с радостью принялись стирать свою одежду. Нюта пыталась оттереть кровавое пятно на белом платье, но с непривычки сунула его сразу в горячую воду, и пятно теперь не отстирывалось. А слишком сильно тереть она боялась — платье, сшитое наспех из всяких лоскутов, могло вообще развалиться, а ей почему-то не хотелось с ним расставаться. Пришлось смириться с бурым пятном на самом видном месте, возле выреза.
Разморенные, они добрались до отведенной им небольшой палатки, отметив по дороге, что, хотя теперь они и выглядят почти как все, почему-то окружающие все равно с интересом их разглядывают. Рухнув на подстеленные одеяла, девушки тут же уснули.
Проснувшись, они долго не могли сообразить, где находятся. Потом припомнили все и рассмеялись от облегчения.
— У нас получилось! — воскликнула Нюта, но сразу стала серьезной.
— Расслабляться нам нельзя. Верховный этого так не оставит, пришлет кого-нибудь еще за нами. Лучше быть настороже, постараться выправить здесь хоть какие-нибудь документы, раздобыть еды и патронов. А потом придется дальше уходить.
— Куда?
— На Сходненской, говорят, тоже люди живут. Нам вообще надо разузнать побольше, сейчас любая информация может пригодиться, любые подробности важны. И помни — ни в коем случае нельзя рассказывать все как было. Пусть думают, что мы шли втроем, а четвертый на нас напал. Патрульные ничего ведь не видели, только слышали, как ты орала. А потом, мы тоже ничего не говорили, все больше плакали.
— А почему нельзя рассказать все как есть?
— Да они просто не поверят. Подумают, что мы сумасшедшие, и тогда точно постараются отправить обратно, избавиться от нас. Представь себе — появились две девчонки без документов и рассказывают какие-то байки. Подумают, что мы перебрали напитка, который дает красивые сны. К чему из-за нас с соседями ссориться?
— Может, ты и права, — вздохнула Крыся. — Знаешь, я боюсь этой Марины. Она с виду такая ласковая, а смотрит — словно насквозь просвечивает.
— Будем осторожнее с ней. Бургомистр-то, кажется, попроще.
Они выбрались из палатки. Неподалеку горел костер, вокруг сидели люди и пили горячий чай. Девушки подсели к ним, им тут же протянули по кружке.
— Так это вы с Волоколамской будете? — спросила женщина в халатике веселенькой расцветки, усыпанном яркими красными цветами по зеленому полю. В этой одежде лицо ее, и так бледное, казалось и вовсе бесцветным.
«Нет, такие ткани на самом деле только брюнеткам идут, — подумала Нюта. — Вот Крыське хорошо в таком ярком наряде. А у меня, к счастью, халатик попроще — на синем фоне какие-то розоватые разводы».
— Откуда вы только такую красоту берете? — указывая на платья, вместо ответа спросила она.
— Да ведь тут наверху Тушинский рынок неподалеку был, — охотно объяснила женщина. — Вьетнамцы этими кимоно торговали, выдавали за шелковые. Может, это и шелк, только ацетатный. Искусственный, — пояснила она, глядя на удивленную Нюту. — Зато сноса им нет, и стирать легко, вот все и обрядились. Тем более, наверху сейчас лето, потому и здесь у нас, внизу, тепло. Зимой-то, конечно, так не походишь, в ватники влезать приходится. — И еще раз спросила: — Вы — те самые девушки, с Волоколамской?
Отмалчиваться не получалось.
— Мы не с Волоколамской, мы со Стадиона «Спартак», — ответила Крыся.
— Знаете что, вы лучше свою станцию по-старому называйте — Волоколамская. А то, хоть вы и девушки, а мало ли что. Тут, видите ли, большинство таких собралось, которые в прежней жизни болели за «Динамо» и ЦСКА. Как бы чего не вышло, — сказал пожилой мужик в потертой клетчатой рубашке и черных штанах, вытянутых на коленках.
Из этой речи девушки почти ничего не поняли. Сообразили только, что мужик чем-то недоволен.
— Странное какое название, Волоколамская, — заметила Нюта.
— Так когда-то эту станцию называли. Это потом наверху над ней вместо аэродрома решили строить стадион и переименовали ее в «Спартак». Волоколамской назвали другую, не по этой ветке, но недалеко отсюда. Потому что наверху шоссе было с таким же названием. А почему шоссе так называлось, уже почти никто не помнит.
— Да что тут помнить, — встрял в разговор тощий мужик лет тридцати с испитым лицом. — Я пацаном тогда был, и то знаю. Шоссе называлось Волко-Ламское, потому что когда-то тут были леса, и волков было пропасть. Ну, и ламы тоже водились.
— Насчет волков не знаю, врать не буду, — авторитетно сказал плечистый дядька в синих штанах и черной рубашке, — а ламы здесь и теперь водятся. Бегают очень быстро, и вот такие клыки у них, — он показал свой палец. Палец был внушительный. — Не дай бог догонят — на клочки порвут.
— Да путаешь ты что-то, Викинг, — робко возразил пожилой мужик, — ламы вроде не у нас, а в Америке жили. И питались травой, а не человечиной.
— Так то до Катастрофы, — веско возразил молчавший до сих пор мужчина, лицо которого было в тени.
— Я путаю? — гневно переспросил Викинг. Видно было, что к возражениям он не привык. — Да я их сто раз видел, просто не знал, как они называются. А вот теперь он сказал, я сразу и понял — это точно ламы. Кому еще и быть-то?
— Ну, может, из Зоопарка прибежали и расплодились, — примирительно сказал пожилой мужик. — По мне, как ни называй всех этих, которые теперь наверху бегают, а имя им одно — нечисть.
— А водяные вас там не донимают? — спросил плечистый.
— Какие водяные? — удивилась Нюта.
— Ну, у нас же тут кругом вода. С одной стороны Строгино, недалеко совсем, а подальше — Покровское-Стрешнево, усадьба старинная, пруды. Водохранилище Химкинское, опять же, канал. Там тоже всякие твари живут, не к ночи будь помянуты.
— Но они же в воде, наверное, живут, на сушу не лезут.
— Так они, гады, на глазах приспосабливаются. Повадились по канализационным стокам пробираться. Пару раз уже сюда заявлялись, к нам, — ну, мы их достойно встретили. Ошметки так и летели! Эх, чувствую, скоро конец придет нашей линии. Выживут нас эти твари из последнего нашего убежища.
