Казалось, что это осквернение — разрушение ради разрушения.
— Кто мог сделать что-то подобное? — спросила Уитни после того, как Квинн передала ей бинокль. На ней сегодня свободные джинсы, высокие ботинки и ярко-фиолетовая куртка, которая контрастировала с бледной кожей и впалыми глазами.
Три месяца назад Уитни была жизнерадостной болельщицей, королевой бала в школе Фолл-Крик, всегда одетой по высшему разряду. Той девушки уже давно не осталось.
Теперь она замкнулась в себе, переживала горе и страх — стала тенью себя прежней.
Да и Квинн тоже.
Они все изменились.
Некоторые не в лучшую сторону.
Джонас пожал плечами.
— Кто знает? Лишь бы они не посмели прийти в Фолл-Крик.
— Нам пора возвращаться, — с тревогой сказала Уитни. — Мне не по себе. Мы не должны забираться так далеко.
Джонас натянул свою пустую леску и вздохнул.
— Все равно ничего не клюет.
Они еще не успели развернуться, когда до них донесся звук голосов. Запах дыма от костра разносился по ветру.
Квинн напряглась, когда они с Джонасом обменялись настороженными взглядами.
У Джонаса при себе было охотничье ружье, у нее — пистолет и рогатка. Они могли защитить себя.
Рыбацкая лодка обогнула изгиб реки, и между тонкими безлистными деревьями появилась группа из дюжины человек, сгрудившихся вокруг костра у кромки воды.
Несколько срубленных бревен, покрытых одеялами, обеспечивали сидячие места, вместе с несколькими потрепанными походными стульями. Мусор, пустые бутылки и банки из-под пива захламляли грязную, утоптанную поляну.
Укромное место активно использовалось.
Несколько парней повернулись лицом к ним, когда лодка подплыла ближе. Они стояли у кромки воды, метая камни. Она узнала их бордовые с золотом куртки «росомах». Старшеклассники из Фолл-Крик.
Один из них бросил камень, слишком большой для метания. Булыжник пролетел по воздуху, едва не задев Уитни. Вода забрызгала корпус лодки, когда камень опустился на дно реки.
— Осторожно! — воскликнул Джонас.
Подростки засмеялись и подняли свои кружки и стаканы. Несколько человек улюлюкали и помахали Джонасу.
— Возьмите нас!
— Покатайте на лодке!
— Куда пропал, приятель?
— Ты больше не хочешь с нами тусоваться?
Две девушки поднялись со своих бревенчатых сидений и уставились на маленькую лодку, устремив взгляды на Уитни и Квинн. Их скулы заострились как стекло, глаза стали огромными на исхудавших лицах, дизайнерские джинсы испачкались и болтались на бедрах.
Популярные девочки в школе всегда соревновались в том, кто из них самая худая, как будто достижение худобы с бобовый стебель считалось воплощением человеческих достижений.
Ну, теперь они исполнили свое желание. Довольны ли они наконец? Или хотели есть, как Квинн, и их желудки походили на сморщенные ямы, грызущие сами себя?
Наверное, голоднее, решила она. Благодаря бабушкиной предусмотрительности Квинн по-прежнему ела два раза в день. Хотя еда служила источником энергии, а не удовольствия.
При мысли о чизбургерах, картофельных чипсах и мятном мороженом с шоколадной крошкой у нее пересохло во рту.
— Вам не следует уходить так далеко! — Уитни крикнула над водой. — Это опасно!
Одна девушка усмехнулась.
— Очень опасно. Берегись этих черепах. О нет! Вдруг на нас упадет ветка дерева!
Квинн показала им средний палец.
Несколько парней засмеялись и ответили тем же. Парочка других бросила еще камней, и один с глухим лязгом ударился о корму.
Джонас выругался, направляя лодку дальше от берега и с линии огня.
— Какого черта, чувак!
— Никчемные люди. — Уитни откинула свои длинные рыжие волосы с лица и выдохнула. — Все, что они делают, это сидят вокруг своих костров и ноют о том, как голодны, что выпивка и трава закончились, и жизнь бессмысленна и слишком тяжела. Забудь о них.
В отличие от большинства жителей города, эти бездельники, насколько могла судить Квинн, проводили свои дни, ничего не делая. Видимо, родители все же немного подкармливали их. Впрочем, это больше, чем они заслуживали.
Директор Кинг пристроила большинство старшеклассников работать курьерами, разносящими сообщения по городу, или «менеджерами ресурсов». В основном эта работа состояла в выгребании из пустых домов всего полезного, что могло пригодиться другим жителям, например, детские вещи для Ханны и Шарлотты или батарейки, провода и материнские платы для Джамала и Тины, чтобы возиться с ними.
Рыбацкая лодка проплыла мимо праздношатающихся подростков. Их слишком громкие голоса и звонкий смех разносились по воде. Они вели себя беспечно и глупо. Любой мог подкрасться к ним, и они бы ничего не услышали. И Квинн не заметила в их руках никакого оружия.
— Неужели ты думаешь, что это не они разгромили дома на обрыве? — спросил Джонас, как только их лодка отдалилась от группы.
— Да. Они ленивые и страдают от скуки, а не от злобы. Для этого нужно слишком много смелости. — Ее пронзила новая волна ужаса. Она не могла определить, что это, но не могла отрицать подкрадывающееся чувство тревоги. — Это сделал кто-то другой.
Глава 8
Квинн
День восемьдесят седьмой
Джонас посмотрел в ту сторону, откуда они приплыли, и с отвращением покачал головой.
— Я не могу вот так просто сидеть, ничего не делая, жалуясь и ожидая, пока другие люди все исправят. Я должен что-то делать.
Джонас осмелился противостоять ополченцам перед хозяйственным магазином своих родителей. За свою дерзость он получил удар кулаком и мог получить пулю — если бы Лиам не вмешался.
Квинн хотелось думать, что она помогла, но Лиам Коулман способен справиться с любой задачей, он — сам по себе целая армия.
После того дня она увидела Джонаса в другом свете. Он оказался не просто идиотом-футболистом, как все остальные. У него действительно имелись мозги. Пусть вспыльчивый, импульсивный, но все же.
Она уважала его за это. Он ей даже нравился.
Они с Уитни участвовали в тушении пожара в общественном распределительном центре, снова и снова бегали в горящую, наполненную дымом среднюю школу за припасами, доводя себя до изнеможения вместе с Квинн.
У Квинн, Джонаса и Уитни вообще было мало общего, кроме одного — ополченцы убили одного из их родителей.
На несколько минут они погрузились в молчание, Квинн неловко поправляла кольцо в брови, глядя на воду. Только лодка нарушала отражение деревьев и неба, дробя и преломляя картинки на тысячи кусочков.
Воздух был свежим, но безветренным. Безмолвные деревья стояли неподвижно.
— Моя мама сейчас такая же. — Уитни смотрела на дальний берег, где несколько гусей скользили вдоль береговой линии. Она не смотрела ни на Джонаса, ни на Квинн. — Она слишком подавлена, чтобы встать, и просто лежит в постели весь день. Наш дом… он грязный. Повсюду жуки. Пауки и мухи. Вонь. Я ненавижу это.
Люди хотели, чтобы мир стал прежним. Они хотели, чтобы их отвлекали «Нетфликс» и социальные сети, удобство фастфуда, ресторанов и Старбакса, комфорт музыки и продуктовых магазинов, служб доставки и Амазона по запросу. Работа, церковь и бары, кинотеатры и боулинг.
Черт, все хотели работающие машины и горячий душ. Дом, в котором не холодно. Электричество оказалось удивительным изобретением; жизнь без него превратилась в полный отстой.
Но некоторые люди хотели того, что они потеряли, так сильно, что не могли приспособиться к сегодняшнему дню. Они не могли приспособиться к новой реальности, и это мешало их разуму.
Без психиатров, готовых выписать лекарства от тревоги и антидепрессанты, дела шли все хуже.
Квинн понимала это. Она понимала это даже лучше, чем хотела. Искушение забраться в постель в пижаме и зарыться под гору одеял, отключиться от разрушенного мира и проспать остаток своей несчастной жизни.
Чтобы заглушить боль.
— Это паршиво, — проговорил Джонас. — Моя мама тоже страдает. Мой отец… смерть отца очень сильно ударила по ней. — Его голос сорвался, когда он вяло закинул удочку. — Она такая злая. Она ненавидела ополченцев, и теперь ненавидит их еще больше, но теперь уже ничего не может изменить. Ничто не вернет его обратно. Без него в доме так тихо.