Я вырвался из задымленного лабиринта, проломив плечом какую-то доску, за миг до того, как сознание покинуло бы меня. Отполз от горящего здания ровно настолько, чтобы спастись от жара. Повалился на колени, заливаясь кашлем и исходя потом, красный от жара, словно цыпленок-гриль, катаясь по земле, пытаясь потушить занявшиеся от огня рукава и штанины. Поднес выпачканные в золе пальцы к правому глазу, чтобы стащить с него потемневший, скукожившийся сетчаточник, оказавшийся не настолько огнеупорным, как писали в инструкции.
Лёгкие, в которые я судорожно втягивал воздух, разрывались от боли. Желудок вскоре не выдержал и обильно избавился от содержимого. Соображая что-то сквозь шок, я сунул палец себе в рот и повторно вызвал рвотный позыв. Быть может, таким образом я смогу избежать отравления угарным газом…
— Помоги!!! — внезапно раздался хриплый крик прямо надо мной.
Подавив очередной рвотный спазм, отерев рот рукавом, я задрал голову, всё ещё не будучи уверенным, что мне не слышится. Метрах в пяти надо мной, под самой крышей, было окошко, ничем не отличающееся от того, из которого в нас стреляли, но в противоположной стороне здания. Из окошка высовывалась молодая черноволосая женщина, лет двадцати пяти, одетая в видавшую виды серую ночнушку, грязную от сажи, бледная и перепуганная до смерти.
За спиной у неё уже виднелись отблески пламени, перекинувшегося на чердак. Пленница огненной стихии, похоже, понимала, что у нее нет никакого шанса уцелеть, кроме бегства через окно. Но до земли было по меньше мере пять метров, слишком много, чтобы прыгнуть, не сломав себе ноги, а может быть, шею или позвоночник.
— Помоги, умоляю! Пожалуйста, кто бы ты ни был! — повторила она свой отчаянный крик.
Даже не знаю, мог ли я в тот момент хотя бы отдалённо соображать, что я делаю. Но владеющие мною инстинкты после того, как я вырвался из огненного пекла, были уже далеки от рефлексов, которыми должен руководствоваться боец «Железного Легиона».
— Прыгай! — с трудом поднявшись на ноги, подойдя к окну и раскрыв руки, заорал я женщине по-русски, на первом языке, который пришёл мне в голову. — Прыгай прямо сейчас!
Я ожидал, что она испугается, что придется уговаривать. Но она прыгнула сразу. Не задумываясь, ни о чём не спрашивая, полностью положившись на человека, которого видела первый раз в жизни.
Мои рефлексы сработали исключительно быстро как для состояния, в котором я находился. Время словно замедлилось. Я успел сделать шаг в сторону, чтобы стать точно туда, куда она прыгает. Почувствовал, как худенькое тело, не больше ста двадцати фунтов, падает мне на руки. Изогнулся, чтобы принять её вес своей грудью, самортизировать падение. Почувствовал острую боль в рёбрах, травмированных из-за попадания пуль в бронежилет. Колени подогнулись, я повалился спиной на землю.
Чувства в этот момент были обострены до предела. Я ощущал своей грудью её грудь, под тоненькой тканью рубашки, которая вздымается от частого судорожного дыхания, с трепещущим под ней, отчаянно бьющимся сердцем. Ощущал совсем рядом со своим лицом её дыхание, с ароматами чадного дыма, грибного отвара и каких-то трав, может быть, лаванды. Увидел буквально в сантиметре от себя бледное лицо чёрнобровой девушки, обрамленное взлохмаченной челкой тёмных волос, которые сзади были собраны в длинную косу. В её больших серых глазах был написан ужас и шок, какой бывает лишь у людей, побывавших между жизнью и смертью. А ещё в них было чувство, которое я ощущал сейчас и сам. Странное, необычное.
Узнавание.
— Димитрис? — тихо прошептала девушка своим сиплым, словно при ангине, голосом.
— О, ну ладно вам, прекращайте! — донеслись сзади знакомые саркастичные интонации, вместе с приближающимися шагами и звуком передергиваемого затвора. — Твоя живучесть достойна аплодисментов, триста двадцать чётвертый. Но от всего этого героического пафоса, честное слово, воротит. Не возражаешь, если я немного подпорчу эту затянувшуюся сцену?
Меня спасло то, что Локи был театралом, извращённым эстетом, который из каждого своего убийства разыгрывал сцену. Будь на его месте Эллой или кто другой из легионеров, — молча прикончил бы обоих со спины, я бы даже понять ничего не успел. А так у меня появился крохотный шанс опередить его. Мои рефлексы всё ещё продолжали работать очень быстро. Обхватив девушку ногами сзади, словно забывшийся от страсти любовник, я резко перевернул её на спину, оказавшись сверху. Тут же вскочил на ноги. Хлёстким ударом ноги выбил из рук Локи винтовку, которую он уже наводил мне на грудь, прикрыв правый глаз, чтобы не промахнуться. Оружие чавкнуло, когда ствол уже ушёл градусов на двадцать в сторону. Я заехал правым кулаком сержанту в лицо, пока тот не успел сориентироваться в ситуации. От удара маска сползла с его лица к шее, открыв слегка удивлённое лицо. Дальше я ударил его левым кулаком под дых. Но я двигался недостаточно быстро из-за травмированных рёбер, и этот удар он блокировал. Я отклонился назад, в последний момент уходя от размашистого кругового удара коротким китайским мечом, молниеносно выхваченным Локи из-за пояса. Правой рукой я уже рванул из ножен свой кинжал, принял боевую стойку для ножевого боя. Лицо Локи, озаряемое пламенем пожара, скривилось от напряжения и исказилось в характерной для него усмешке.
— Ну давай, сука! — взревел он, бросаясь на меня, охваченный боевым ражем.
Момент для схватки он выбрал удачнее некуда. В нём было очень много «Валькирии» — намного больше, чем во мне, и уж куда больше, чем полагалось при его сержантском звании. А у меня всё ещё кружилась после пожара голова и саднили ушибленные рёбра. И без того намного более лёгкий и юркий, сейчас он двигался на порядок проворнее меня. Мягкой поступью он прыгал вокруг, как дикий кот, рассекая воздух лезвием меча с такой скоростью, что наблюдавший за нами человек никогда бы не уследил за его движениями невооружённым глазом.
Несмотря на очевидное преимущество противника в скорости, я не впадал в панику и оставался спокоен — школа Грей-Айленда была жестокой, но эффективной. Мои движения были экономными и сдержанными. Я предугадывал его действия и уклонялся от режущих ударов, перемещая центр тяжести и качаясь, словно маятник, временами пытаясь осторожно контратаковать. Несколько раз ему удалось полоснуть меня по руке, прорезав рукав и пустив кровь. Один раз краешек лезвия прошёлся по моей щеке, неглубоко рассекая кожу от глаза до верхней губы. Его глаза торжествующе блеснули, когда по моему лицу обильно потекла кровь. Я же рану напрочь проигнорировал.
Вскоре я наконец дождался его типичной актёрской ошибки, легкомысленно широкого киношного взмаха, лишнего и неоправданного в этой ситуации. Левой рукой я перехватил и заломил его руку, держащую меч. Правой — глубоко всадил свой кинжал ему в печень. Противник не мог почувствовать боли, но его глаза округлились от невинного удивления. Не давая ему шанса опомниться, я тут же ударил его лбом в центр лица. Затем ещё раз. Поставил подножку. Повалился на него всем своим весом, не выпуская зазубренной рукояти кинжала, который вошёл в тело уже по самую рукоять и проворачивался внутри, с каждым движением превращая внутренние органы в кашу. Он положил ладонь мне на лицо, попробовал выдавить глаза, но я вывернулся, с собачьей яростью впился зубами ему в пальцы. Ударил костяшками пальцев левой руки в нос, чувствуя, как хрустит и ломается носовая перегородка.
— Сукин ты сын, — прошептал Локи, захлёбываясь кровью, но не переставая противно ухмыляться. — Что, хочешь убить меня, да?!
Его правая рука с прокушенными насквозь пальцами сжалась у меня на горле, попробовала выдавить кадык. Я вывернулся, заламывая его руку в локте. Кажется, ощутил, как трещит локтевой сустав. Надавил сильнее, до неприятного хруста. Локи издал стон, но даже боль, едва-едва проступавшая сквозь пелену «Валькирии», не способна была стереть с его лица ухмылку.
— Ты же всё равно не убьёшь меня, — облизнув кровь, текущую на губу из сломанного носа, прошептал он с издёвкой. — Ты ни на что не способен, Сандерс, пока в тебе нет сотни миллиграммов. Вот тогда ты становишься настоящим убийцей. Помнишь, как мы тогда ухлопали проповедничка с его семейкой, а? Вот была забава!
