повеселимся хоть. Скучно здесь всегда было, а теперь и подавно.
Ничего не ответили хозяйке нечисти сестры. Встала напротив Ивана Правь, схватила его за подбородок и заглянула в глаза глубоко-глубоко, будто душу увидеть пыталась.
— Смелый ты, молодец. Сердце у тебя горячее. Пропустим мы тебя. Да только знай, что в ярость впадет Висир, как увидит юношу на пороге. Не говори, кем Варваре ты приходишься и зачем пришел, коль жить желаешь.
— Как не сказать, если забрать я ее собираюсь? — удивился Ваня.
— Забрать ты ее не сможешь. Погибнешь, коль осмелишься, — разбила надежду царевича Правь, но после шепотом добавила: — Полюбилася девица колдуну. Жаден он, не отдаст.
Сказала и внимательно в глаза Ивана посмотрела, будто ответ какой разглядеть пыталась. Вздрогнул он, услышав последние слова. Если полюбилась Варя колдуну, значит, сердце каменное ожить должно в груди мертвой? Поняла Правь, о чем думает Ваня. Улыбнулась радостно. Знает он тайну.
— Проходи, добрый молодец. Пусть удача сегодня на твоей стороне живет.
Разошлись в разные стороны три сестры, путь освобождая. Раскололось Древо могучее, рухнув на землю двумя обломками грозными. И только коснулись стволы поломанные первых травинок, как тут же в пыль обратились. Побежали по воздуху в небо змеи туманные из гор праха древесного. Скручивались они меж собой, заворачивались в столбы толстые, в стены плотные срастаясь и стекленея слезами чистыми. На глазах Ивана дворец хрустальный рос, красотой своей поражая.
Стоило последней сверкающей иголке перестать тянуться в вышину, на самой высокой башне, как начал пробиваться из-под земли сад диковинный — стеклянный, с птицами да животными прозрачными. Иван смотрел на чудеса эти, а сам думал, как Варвару вызволить так, чтобы колдун не убил его.
— Проходи, путник. Дальше мы проводить тебя не сможем. Закрыты для нас сейчас двери во дворец Висира, — вырвала царевича Явь из дум его, пичугами пуганными в голове бившихся.
Подтянул Ваня лямку мешка на плече и шагнул смело. К вратам прозрачным подошел, что по волшебству сами собой отворились, пустив его в сад стеклянный. Не рассматривал Иван птиц да цветы холодные, прямиком во дворец побежал, чувством страшным раздираемый. Злился он и боялся колдуна-вора, а сердце ныло за Варвару-красавицу, что себя в жертву принесла, ради блага всеобщего.
Бежал Ваня, залы и галереи минуя пустые и стылые, мебелью прекрасной заполненные, а уюта не имея. Никто ему на пути не встретился, будто мертвый дворец был. В каждую комнату заглянул он, пока не приблизился к дверям высоким под самый потолок. Там музыка играла. Чистая она была, высокая, словно сам лед и стужа зимняя пели голосами мерзлыми.
Толкнул царевич створки гладкие и в тронный зал попал. В центре престол златой стоял, каменьями драгоценными украшенный. Уродливый и неуместный он был, будто в букет цветов душистых кусок угля воткнули. Но трон лишь мельком зацепил внимание Ивана. Глаза его силой стальной прикипели к танцующей по залу паре. Мужчина молодой в кафтане алом, богато расшитом, в короне чугунной зубчатой на волосах кудрявых смоляных, кружил Варвару в платье легком серебристом, как свет лунный. Коса ее вместе с ними танцевала, белоснежной лентой по воздуху скользя.
«Неужто это и есть колдун страшный?», — думал про себя Иван, за парой следя да брови хмуря. — «Не нравится мне, как на Варвару он смотрит».
Забыл все страхи царевич, увидев, как улыбается Висир подруге его. Еще больше не понравилось, что и сама Варя улыбкой сверкала белозубой.
Стихла музыка ледяная, шагнул назад хозяин дворца, за руку девицу держа, поклонился ей, а после сильным низким голосом к Ивану обратился:
— Что ж ты, гость незваный, в дом мой пришел, а честь не оказываешь? Здравия не пожелал, не представился.
Не хотелось Ване ни здравия ворюге желать, ни имя свое в уста вкладывать. Хотелось броситься с кулаками, уму разуму по правилам деревенским прививая. Но спохватился вовремя он, вспомнил, что не перед шпаной дворовой стоит, а пред колдуном великим, коему три сестры Вечности служат.
— Простить прошу, Висир всемогущий. Здравия тебе желаю и благодарю, что войти позволил в царство свое волшебное, — поклонился Ваня. — Я — Иван-царевич, сын царя Яромира Благословенного. Пришел я, чтоб яблоко молодильное вернуть тебе. Забери его и пусть духи навьи покинут земли людские.
Рассмеялся гулко колдун, голову запрокидывая. А Ваня тем временем на Варвару глянул, что к нему обернулась. Глянул и душа его похолодела. Не та это была Варвара, не подруга его любимая, с очами яркими, синими, что звездами задорными сверкали, а тусклые стекла, словно от стены дворца этого отколотые. Равнодушно смотрела она на Ивана, презрительно даже.
— Не было позволения в царство мое входить, — отвлек его голос колдуна. — Сам ты посмел ступить на земли мои. Покарать я тебя должен, да причина у тебя веселая больно. Яблоко молодильное вернуть пришел? Одно?
— Одно, — подтвердил царевич.
Вновь рассмеялся Висир.
— А знаешь ли ты, что пять яблок я отдал отцу твоему? Да не за яблоками он тогда приходил ко мне, а чтоб Лес открыть для людей его. Но душа корыстная большего пожелала. Как дух навий повел он себя. Следует ли обвинять теперь, что духи навьи в землях его, как в доме родном себя чувствуют?
Хотел Иван сказать, что ошибся батюшка, что исправить он это готов от его имени, но Варвара подошла близко к колдуну и на ухо ему что-то зашептала, а после улыбнулась коварно. Никогда Ваня не видел такой улыбки на лице чистом, прекрасном. Что сделал с ней чародей проклятый?
— Вот, значит, как? — рассмеялся Висир, Варвару приобнимая. — Знаешь, что невеста мне моя сейчас сказала, Иван-царевич?
Не успел Ваня опомниться от потрясших его слов, что Варя невестою стала, как колдун новой вестью ужасной поразил.
— Говорит она, что не яблоко вернуть ты пришел, обманщик, а убить меня. Говорит, что долгие годы наблюдала она, как духов навьих ты задабриваешь. Тайну мою отыскать жаждешь. Силы меня лишить желаешь. Обещала Варвара, что придешь ты скоро, дабы поразить сердце мое спицей серебряной. Но нет у тебя с собой спицы, не положила Варвара ее в мешок твой наплечный. Верно, душа моя?
— Верно, любовь моя, — улыбнулась холодно подруга Ивану, словами к колдуну обращаясь.
Пытался он в чертах знакомых знак заметить, что обман всё это, игра умелая. Но не видел ни в глазах светлых, ни в лице прекрасном и намека на ложь лицедейскую.
— Но не только сил он пришел тебя лишить, свет мой, — ласково разносился голос Варвары по залу гулкому. — Меня забрать желает. Думается царевичу, что богатырь
