Тётя Даша несколько раз провела ладонью по лицу, будто попала в липкую паутину и пыталась её смахнуть:
— Откровенные шедмята — страсть. Такие откровенные, что жестокие. Вилять, смягчать — ничего такого не умеют, так и режут… по живой душе…
Роилэ снова тронул её руку, виновато:
— Зачем скрывать? Ты ведь всё это знаешь.
— Молодец, Роилэ, — сказал Кранц. — Исчерпывающе.
— Не совсем, — тихонько сказала Оли. — Даже там, на базе… Ксеномедик, Старшая Нина, выпустила нас с Лэнхи. А до нас — Чирмэдэ и Дэхю. Она всегда подмечала, где другие люди что-то забыли… закрыть забыли, убрать забыли. Чтобы потом свалить на того, кто забыл — сказать, что из-за него шедми сбежали.
— Только, похоже, другие девочки всё же погибли, — сказал Окхэй. — Наверное, они потерялись в лесу. Старший Василий говорил: там, дальше, есть засасывающая земля…
— Не обязательно, — сказала Оли. — В лесу очень страшно, но если не жарко, то земля не засасывает, она покрывается обычным льдом, можно пройти. Мы же прошли. Может, кто-нибудь из людей их приютил?
— Или убил, — бесстрастно заметил Роилэ.
— Или убил, — Оли не стала спорить.
— Если они живы, я их найду, — сказала Тари, как об очевидном факте. Белёк обхватил её за шею, а второй ручкой потянулся к Оли. Оли пришлось нагнуться, чтобы малыш смог за неё ухватиться.
— А я играла с детьми, которые таскали череп на палке, — вдруг сказала Грэнри. — Я сделала из тряпки и стеблей растений лучехвата — они думали, что осьминога — и показывала его в дырку в заборе. Они визжали, разбегались — и собирались снова… мне кажется, эти дети таскали бы на палке любой череп, попавший им под руку. Им нравится бояться… и они не слишком хорошо понимают, что такое смерть.
— Ты не говорила, — сказал Роилэ.
— Я хотела, чтобы они пришли снова, — сказала Грэнри. — Чтобы они потихоньку поняли. А к вам бы они не пришли: вас они боятся, меня — нет. У вас же бивни уже отросли.
— Абсолютно исчерпывающе, ребята, — сказал Кранц. — Молодцы, спасибо. Я решил. Группа дождётся Старшего Василия и Кхангю. Мы с Саидом сейчас сходим поглядеть на эту базу, остальные будут ночевать здесь.
— Меня возьмёте? — спросил Ярик.
Я взглянул на него: он замечательно выглядел. Его глаза блестели остро и зло, но тики пропали вместе с заиканием. Говорил он чисто и чётко — казался собранным и сравнительно спокойным, при том что его явно душили ненависть и жалость.
— И я хочу! — тут же сказала Вера.
— Так, — сказал Кранц. — Нет. Я сказал: мы с Саидом сходим посмотреть. Посмотрим и сделаем вывод. У нас есть кое-какие особые возможности, вдвоём нам будет безопаснее. Разве что… я бы позвал кого-нибудь из шедми, кого-нибудь, кто знает расположение помещений внутри комплекса.
Все шедми подались вперёд. Кранц остановил их жестом — и выбрал взглядом Роилэ.
— Ты. Пойдём втроём. Все остальные попробуют заснуть. Что-то мне подсказывает, что день завтра будет непростой.
— Хорошо хоть поужинали, — вздохнула тётя Даша.
Спорить с Кранцем было бессмысленно. Они с Саидом и Роилэ ушли почти тут же; я вышел за ними на двор и увидел, что направились они не в посёлок, а к побережью. Решили подобраться по воде — ну да, у них впрямь особые возможности.
Понятно, что ни мы с Верой, ни Ярик им не попутчики.
Вера вышла за мной.
— Я, оказывается, изрядная гадость, — сказала она грустно, привалившись ко мне плечом. — Знаешь, Юль, я ужас как злюсь на бедную Сильвию.
— За то, что она погубила парней? — спросил я. — Тяжело, да. Но она и сама погибла…
— Сама — личное дело, — мрачно сказала Вера. — Парней жаль нестерпимо. И вдобавок она не доделала запись! Как можно быть такой идиотски непрофессиональной! Нет, я, конечно, смонтирую тот огрызок, который она успела снять, нет вопросов — это будет даже неплохо выглядеть в монтаже, но я-то думала, что у меня будет целый кусок про штатовскую базу! Не просто для того, чтобы выбить эмоции, а для информации тоже! Понимаешь, Юль, мы же пишем историю, живую историю — а она ни минуточки лишней не подумала.
— Верка-Верочка, ты чокнутый журналист, — сказал я и зарылся носом в её волосы. Волосы пахли морской солью, рыбьим жиром и китайским гелем для укладки. — А ещё у тебя есть удивительное свойство: тебе и китайское личико шло, и то, что сейчас.
— Сейчас — это потому что мне родной пигмент убрали, — сказала Вера со вздохом. — Пока не восстановится — буду бледной молью. А что мне мордочка Ксин шла — врёшь ты всё.
— Шла-шла, — сказал я. — Такой плюшевый котёночек.
— Прелесть, какая дурочка…
— Чудо, какая умница. Я горжусь тобой, Верка. Когда-нибудь о тебе будут песни петь, причём и шедми, и люди.
Мы целовались, а над морем сияла громадная холодная луна, чуть выщербленная с краю. Мы согрелись — и не хотелось идти в дом, но тётя Даша покричала с крыльца:
— Идите спать, полуночники!
Мы переглянулись, хихикнули — и пошли. Из тени выскользнула невысокая фигурка, вошла в круг света — и оказалась Тари.
— И ты не спишь? — спросил я.
Тари взглянула на меня устало:
— Улэ, мне мерещатся голоса. Многие голоса, далеко. Это так… больно, тяжело… Это, наверное, с той базы… или девочки, которые заблудились в лесу… или это зовут мёртвые… я не знаю.
Вера обняла её — и Тари положила голову Вере на плечо.
— Ты хорошая, — сказала Тари тихо. — Ты сильная, а я слабая. С тобой мне кажется, что и у меня хватит сил.
Вера погладила гриву Тари, заплетённую в три косы:
— Мы завтра всё узнаем, сестрёнка. Мне тоже плохо, я не сильная. Тебе мерещатся голоса, а мне — глаза, знаешь… глаза и глаза. Но мы с тобой всех спасём, ты не думай.
Я смотрел, как Вера обнимает Тари, и думал, как много, в сущности, общего между живыми и разумными существами. Как мы все нуждаемся в тепле… даже если можем жить в арктическом холоде, всё равно нужно тепло души.
Шедми ушли спать на веранду, где, по их мнению, было свежее и приятнее, чем в доме, а по нашему мнению, стоял почти такой же острый холод, как на улице. Мы с Яриком и Ливэем устроились на полу, на паре старых матрасов, а Вера стоически отразила все попытки тёти Даши уложить её на свою кровать и заняла обнаруженную на чердаке раскладушку. Мы выключили свет, но никто не мог заснуть. Ливэй вздыхал, Ярик никак не мог найти себе удобную позу, будто у него что-то болело. К Вере пришёл кот, улёгся у неё на груди и урчал, а Вера почёсывала его за ухом, плача без всхлипов: я видел, как в лунном свете блестит капля у неё на щеке.
А я делал вид, что сплю — ну, по крайней мере, засыпаю — и думал о словах Тари. О голосах.
Все ли места, где держат детей шедми, мы нашли?
А если есть что-нибудь настолько мощно засекреченное, что мы не сумели о нём узнать?
Я тоже начинаю слышать зов мертвецов, но хуже того — живых, которым мы не можем помочь. И это, оказывается, чертовски больно.
Милая Верка надеется раскрыть людям глаза — а люди, похоже, более или менее в курсе. И всем, в общем, наплевать. Ещё немного — и они начнут обсуждать цены на жир шедми… как на сливочное масло.
Ужас был, когда ждали бомбёжки с орбиты. А сейчас уже никакого ужаса, всё, наступил хэппи-энд, все порадовались, разделили трофеи и прикидывают, сколько смогут заработать… и насколько лучше будет жить, с новыми-то технологиями… Шедми — не люди. Для китайцев и всего Востока они просто экзотические существа, вроде любых других бедолаг, которых пускают на очередной эликсир вечной юности. Для американцев — ну, может, кто-то из правозащитников и дёрнется, как Сильвия или наша Моника, полтора человека… а прочие и не почешутся, просто будут покупать препарат, как витамины и антидепрессанты покупают… В Федерации, наверное, придётся как-то бороться с чокнутыми, вроде Семёна или тёти Даши с Василием, но ведь на каждую тётю Дашу всегда найдётся Алька с мужем…
Интересно, думал я, сколько у нас времени. Штатники наверняка уже спохватились… быть может, китайцы тоже. Есть ли у нас завтра? Мы же ограбили человечество, как забавно… Дадут ли нам уйти? Может, завтра-то есть? Есть надежда?
