Он изрядно эту тему развил. У церкви, оказывается, уже выработалась ясная позиция насчёт шедми. Предполагалось, что на Шед когда-то тоже приходил Спаситель, но шедми его либо просто не заметили, либо что похуже — и теперь у них, природных язычников, надежды на спасение нет вообще. Цитировал: «Человек в чести сый не разуме, приложися скотом несмысленным и уподобися им», — мол, шедми променяли откровение на разврат, и вот результат: собственных малышей втягивают в мерзкие грехи с младенчества.
И печально замечал, что проповедовать шедми — без толку: кто-то из штатовских капелланов вроде пытался их спасать — но шедми не то что даже упорствовали, они просто не стали слушать.
Батюшка сказал, что единственная надежда Шеда на спасение — это попытаться воспитать в истинной вере их бельков. Но, похоже, никак не осуществимая идея. А Смеляков тут же сказал, что, вообще-то, нет для настоящего человека ничего неосуществимого — особенно если речь идёт о детях. Ему, по-моему, уже тогда эта мысль засела.
И именно с подачи батюшки наши успели организовать катастрофу. Вывод напрашивался сам собой: милые шедийские бельки людям нужнее и ценнее, чем самим шедми. Хоть бы кто-то подумал… но обстановка была такая, что думать мешали эмоции. Захлёстывали разум.
Мы натворили бед и зол от жалости, сочувствия и желания хоть что-то исправить.
* * *
Все обсуждали. Все.
От батюшки до официанток в столовой. Информация распространилась, как грипп, среди всех, кто вообще жил на Океане-2. Кто-то связался со штатниками на их базе в полутора тысячах километров от нас, и штатники завелись не меньше: их от педофилии и растления детей крючит даже сильнее, чем наших, если это возможно. Я даже не удивился бы, если бы узнал, что информация и на Землю ушла. И это был просто лютый негатив. Отвращение, смешанное с яростью.
Те несколько женщин, которые работали на нашей базе, были, кажется, настроены даже радикальнее мужчин. Та самая повариха тётя Диля выражала общие настроения одной фразой: «Дети есть дети — и за то, что детей растлевают, я бы своими руками душила». Тем более что дети — бельки. И Смеляков перед обедом останавливался с ней поболтать, к ним присоединялись — и обед становился похож на какой-то митинг протеста. А если там оказывался и батюшка, то митинг превращался в проповедь и приобретал окраску праведного негодования.
Все сотрудники поголовно видели эту чёртову запись, где Смеляков играет с бельком: сам Смеляков и показывал по десять раз. И белёк — примерно как наш двухлеточка. И он такой милый, весёленький и доверчивый… если бы он хоть чуть-чуть дичился человека! Так ведь нет: он тянулся, как к родному, ему нравился Смеляков, сука, сука! Было очень заметно, что ему нравится Смеляков! И что ему даже как-то печально, что тётя забирает его от доброго дяди, у которого интересные значки и который на руках качает!
Какая это была ошибка у шедми — показать белька. Смертельная ошибка, сука.
Самое ужасное — вот то самое, почему я всего этого никогда и никому не расскажу — что я сам думал ровно так же. Какие милые у них бельки — совсем как наши ясельные малыши, только ещё доверчивее и ещё наивнее. Как отвратительно, как мерзко, как погано то, что с ними делают их взрослые. Как ни крути, по всему получается, что готовят их к таким скверным вещам, от каких любому человеку — если он человек, а не последняя сволочь — тошно и думать нестерпимо. И — вот официально, признанно, не тайно, а явно, очевидно готовят! Может, на государственном уровне это всё поощряют! Выпускают самые подлые книжки — а ещё, небось, более отвратительные вещи говорят им на уроках…
Если бы они не были гуманоидами. Если бы у них были не такие очаровательные дети и такие цепляющие девчонки. Если бы батюшка не говорил об общей для нас нравственности. Если бы не улетел Шалыгин.
Может, удалось бы избежать.
Но я думал об этом уже задним числом и был, скорее всего, неправ.
Я потом думал: ну есть же разумные жуки! За что нам тут именно гуманоиды? Ведь будь они жуками — всем бы было плевать, как у них там что вылупляется из коконов. С полной нелюдью вообще легче: от них ничего особенно не ждёшь.
А шедми — гуманоиды, просто — ну очень гуманоиды. Мы с ними вроде уже давно более-менее знакомы — и их невольно воспринимаешь как почти людей. А они ведут себя, как сволочи.
А между тем Смеляков свой этот план окончательно обдумал. Рассчитал.
Он мне сказал, что собирается дождаться хорошей погоды, когда у соседей на пляже будут бельки — и забрать бельков на нашу базу. Сколько сумеет. Они у нас немного поживут, а потом у Смелякова и у его команды закончится контракт, они возьмут бельков на Землю, усыновят и будут воспитывать, как нормальных детей. Чтобы хоть у кого-нибудь из шедми были родители и нормальное детство.
А то их шлюхи, видимо, вообще забыли, что такое — быть матерями. Куда прогресс повернул… «И ты заметь, — сказал он мне, — что Галактический Союз их уже принял. Во все времена, всегда находится какая-нибудь внешняя сила, которая — за растление во все поля. С провокациями».
Да, кстати. Шед в Галактический Союз входит. А Земля — нет.
И почему — это довольно обтекаемо объясняют. Поэтому — если дело тут во взглядах определённого рода… Кажется, наша цивилизация это когда-то уже проходила. Этак, лет сто назад… да.
И я тогда это воспринял совершенно нормально. Как что-то правильное и логичное, сука, логичное и правильное. Морально правильное. И никто не вмазал мне по морде, и гром не грянул, сука! Я просто думал, как все. Как они все.
То есть — вообще не думал.
Может, о чём-то чуть-чуть думали только учёные. Но я не уверен: они практически не возражали, когда кто-то из наших заводился на тему о том, какая это мерзость. Чирикали только, что надо быть толерантнее, что в чужой монастырь со своим уставом… Но их тоже коробило; как-то вышло, что не оказалось тех, кого не коробило — а батюшка подливал масла в огонь своими разговорами о нравственности. Главного спеца по Шеду отозвали, из оставшихся о шедми и их душе-обычаях-традициях никто толком не знал — а информация, которую мы получали, выглядела с земной точки зрения удивительно паскудно.
В довершение всего Комов-Громов, который ещё как-то дрыгался, вдруг свалился с какой-то отвратительной болячкой. Наш врач сказал: аллергическая реакция на примеси в воде… ну вот как раз вовремя его скрутило! Когда все решили, что уже всё ясно! Потому что — ведь всё перед глазами! Ну очевидно же, очевидно!
И я только и возразил одну-единственную вещь. Сказал:
— Послушай… так шедми, наверное, здорово заведутся, если так сделать. И может быть довольно крутой скандал, на межпланетном уровне. Начальству стукнут. Может, даже в Галактический Союз. В общем, мы огребём неприятностей.
Смеляков посмотрел на меня презрительно:
— То есть ты труханул. На детей тебе плевать — тебе неприятностей не хочется, да? Пусть они своих бельков растлевают с пелёнок, да? Это не наши дети, это ксеносы, пусть их хоть с маслом едят, да?
Я вякнул ещё раз:
— Может, с Землёй посоветоваться? КомКон вызвать?
Смеляков закатил глаза:
— Здорово выдумал! Если будем рассказывать КомКону — точно ничего не выйдет. Они — или чистоплюи, или просто придурки, помешанные на всяких отличиях и различиях, поэтому фигня все эти советы. Я вот со своими на Земле связывался, рассказал. Они примут белька, если что. Как своего. Да и вообще — ты пойми, у них нормальные родители будут! А шедми, может, вообще не заметят. Бельком больше, бельком меньше — у них же бабы рожают неизвестно от кого! Ты хоть представь, как надо жить, чтобы не знать, от кого залетела. Тем более что бросают потом, воспитывает государство — а какое у них может быть государство! И потом, батюшка это дело благословил, чтоб ты знал.
Я не мог спорить. Был согласен — я был, сука, согласен, а в глубине души так и вовсе… Но я, видимо, был более законопослушный, что ли. Я трусил, да.
