– Ты хочешь узнать, через что я прошла?
Она так удивлена.
– Ну, да.
– Сначала было трудно. Труднее, чем я думала. Мы почти не разговаривали. Я избегала контактов. Во всем доме были только мы вдвоем. Со временем – это заняло месяцы – я привыкла. Замена быстро училась и адаптировалась. И, к моему удивлению, стала меня понимать. Искренне беспокоилась обо мне. Я это видела. Мы стали ближе – не так, как с тобой, но намного ближе. Я даже предположить такого не могла. На второй год мы начали вести беседы, и я поняла, что замена хочет меня понять, прислушивается ко мне.
– Значит, эта штука подкупила тебя своей сле-пой преданностью? Запрограммированной преданностью?
Мгновение она молчит.
– Нет, я бы так не сказала. Мне не нужна слепая преданность. Я все думаю, почему они его отключили. Почему бы не оставить его после всего, через что он прошел? Он ведь многому научился.
– Ты только что назвала эту штуку «он».
– Разве?
– Да. Назвала. – Я кладу вилку на стол и вытираю рот салфеткой. – Ужинали вы тоже вместе?
– Да. Конечно.
Я ничего не говорю. Жду, пока она что-то добавит.
– Замена – не ты, Джуниор. Может, жила, как ты, временами подражала тебе, но замена – не ты. Вначале я старалась вести себя как обычно, но это было странно. А разговоры, поведение – для меня это было просто поразительно. Замена реагировала так, как среагировал бы ты. Но иногда иначе.
– В смысле лучше.
– В смысле иначе. Просто по-другому.
– Прежде чем я улетел, они так долго и подробно расспрашивали меня о прожитых с тобой годах, о нашем браке, о тебе, о том, что мог знать только я. Им нужны были конкретные детали: что мы говорили, что мы делали, – все, что я мог вспомнить. Должно быть, все это они и использовали, вложили той штуке в голову воспоминания. Но для меня, для нас, эти мои воспоминания значат намного больше. Думаю, я хорошо справился, раз ты считаешь, что поведение было очень похожим. Но ты говоришь, что иногда та штука была лучше меня. Что ты имеешь…
– Замена отличалась от тебя. Вот и все. Вот что я имею в виду. И я не говорила «лучше». Это ты придумал.
Я вздыхаю, потираю лицо. И внезапно чувствую усталость, изнеможение.
– Буду считать это комплиментом. Не хотел бы я походить на какой-то чокнутый живой компьютер.
– Джуниор?
– Что? – отвечаю я. Получается громко и резко.
– Мне кажется, замена действительно заботилась обо мне, особенно ближе к концу. Сначала – нет, только следовала своей программе, но к концу… Не знаю. Мне показалось…
– У тебя разыгралось воображение, Грета. Мы обсуждали это с OuterMore. Они предвидели, что между вами образуется связь, но это искусственные отношения. Это робот, не живой человек. Ты как будто забыла об этом, судя по твоим словам.
– Но бывало, замена как-то смотрела на меня, – продолжает она, – становилась раздраженной или отстраненной. Я стала подмечать это тем чаще, чем дольше мы жили вместе. Замена умела слушать.
– Грета, так и задумывалось. Это ничего не значит.
– Может, и так. Но замена помогла мне. Вот что я хочу сказать.
– Ну, надеюсь, они будут довольны результатами.
– OuterMore?
– Ага.
– Но все-таки жалко, – добавляет она.
– Что жалко?
– Что замены больше нет. Интересно, можно ли клонировать клона? Наверное, можно, раз можно клонировать и заменить человека.
Мне не нравится, куда ведет этот разговор. Я хочу поговорить о себе, о том, что испытал. Вот о чем нам надо поговорить.
– Значит, твой настоящий муж вернулся, а ты все беспокоишься об электронной подделке. Что бы ни происходило, пока меня не было, все кончено. Теперь все как раньше. Только я и ты, – говорю я и наклоняюсь, чтобы поцеловать ее в щеку.
Она резко встает, собирает наши тарелки и уносит их в дом.
Я допиваю пиво, которое открыл за ужином. Ставлю пустую бутылку на стол и смотрю на поле.
– Тебе бы там не понравилось, – кричу я. – Там так одиноко и уныло.
Она не отвечает.
– Больше я тебя не оставлю. Представь, если бы тебе сказали в детстве, что однажды ты поможешь своему мужчине сделать что-то невероятное, станешь частью исторического события. Ты бы тогда не поверила, да, Грета?
Молчание. Ответа так и нет.
Но перемены – это всегда сложно. С ней все будет в порядке. Ей просто нужно немного времени. Так трудно поверить, понять, что вот я снова дома, с Гретой. Она рядом. Она всегда была рядом, здесь ее место. Она придет в себя. Больше ей не нужны никакие волнения и переживания. Она всегда была моим якорем. И всегда будет, несмотря ни на что.
* * *
Первую неделю я заново осваиваюсь в своей жизни. Не думал, что будет так сложно. Хотя чему удивляться? Меня долго не было. Естественно, все изменилось. Было бы глупо ожидать, что я приеду и продолжу жить как ни в чем не бывало.
На работе все нормально. Я вернулся на завод, целыми днями пакую зерно. Мэри спрашивала о кузене Греты, Терренсе, но больше она ничего не знает. Как и парни. Для них я будто никогда и не уезжал.
Дома, с Гретой, все по-прежнему неопределенно. Да и сам дом не в лучшем состоянии. Надо многое починить. Я стараюсь все делать поэтапно. Сегодня я работаю над большой вмятиной на плинтусе в гостиной. Грета рядом, сидит в своем экране. Она была в гостиной еще до того, как я пришел. Помощь не предлагает и даже не спрашивает, что я делаю. Меня это раздражает, но я решаю промолчать. В последнее время я многое делаю сам. Хотя не я дом развалил.
– Скоро закончу. – говорю я. – И будет уютно.
Она на секунду отрывается от экрана, но ничего не отвечает. Я выхожу из комнаты. Спускаюсь в подвал за куском наждачки. Когда я возвращаюсь, ее экран лежит на столе, а ее самой нигде нет. Я беру экран в руки. Он заблокирован. Настроен на блокировку отпечатком пальца. Это что-то новенькое. Раньше она так не делала.
* * *
Мы лежим в кровати. Уже темно. Я все лежу, пытаюсь заснуть. Стараюсь соблюдать режим. Ложусь спать и встаю в одно и то же время. Грета пришла пару минут назад. Теперь она поздно ложится. Раньше она шла в кровать вместе со мной, но я этого не упоминаю.
Она молча забирается под простынь и отворачивается от меня. И все же я чувствую, что она еще не спит.
– В чем дело? – с досадой осведомляюсь я. – Ты что-то хочешь мне сказать?
– Нет, – отвечает она.
По крайней мере, не огрызается. С тех пор как я вернулся, она почти всегда такая. Вместо того чтобы с каждым днем возвращаться к нормальному состоянию, быть ближе ко мне, она, кажется, только отдаляется, замыкается, уходит в себя, становится более равнодушной.
Я встаю, иду по коридору в ванную. Умываю лицо водой и смотрю в зеркало. Как им удалось сделать эту штуку похожей на меня? Я открываю шкафчик с аптечкой и слышу какое-то движение, а потом оттуда что-то вываливается. Жук, огромный жук. С рогом. Он исчезает под туалетным столиком прежде, чем я успеваю его раздавить.
Я возвращаюсь в нашу спальню, обратно в постель.
– Я видел большого жука. Огромного.
– Их все больше и больше, – отвечает она. – Больше, чем до твоего отъезда. Сначала мне было противно. Но потом привыкла. Теперь уже даже не замечаю.
– Я сегодня, кажется, не усну, – говорю я через несколько минут. – Думаю о всяком.
Так я пытаюсь завязать разговор. Но она не поддается. Не спрашивает, о чем таком всяком я думаю. Не поворачивается. Просто молчит.
* * *
– Чего ты хочешь? – Грета застает меня врасплох.
Я стою у открытого холодильника. Я думал, что один на кухне.
– Ты меня напугала.
Я в замешательстве. С моего возвращения прошел уже месяц, Грета почти не общалась со мной, а уж вопросов я от нее не слышал несколько дней, а то и недель.
– Чего ты хочешь? – повторяет она.
Я выпрямляюсь, захлопываю дверцу холодильника.
– Перекусить. Хочу перекусить. И перекушу.
– Я не про еду. Я имею в виду нас.
