Андрей растерянно гадал, как же они справятся.
К. стоял рядом, и кулаки его были уткнуты в бока. Взгляд К. затуманился и остекленел от напряженной работы мысли. Ловушки вибрировали, как бы предчувствуя начинку, что вскоре наполнит их сосуды. И вдруг наступила тишина, в которой вспухли и зашелестели сухие электрические звуки: это были вместе взятые треск, шорохи, высокие ноты стреляющих в костре поленьев, перестук колес, шевеление стеклянных бус в шкатулке… Гроздь темно-кровавой сосулькой потекла вниз и сорвалась вся. Она разбилась, разлетевшись острыми каплями по залу. До них, славу богу, не достала.
К., не оборачиваясь, поманил кого-то рукой.
Подошел Брудзкайтис, протянул голову через плечо К., почти коснувшись уха губами. Словно преданный пес положил голову на колени хозяину. Брудзкайтис прошептал что-то вопросительное.
— По три человека на тележку! — крикнул К. — Направо — три бригады, налево — пять! Видящим — объяснить ситуацию остальным!.. — К. прокашлялся. — Уберегать и лелеять их! А для начала — снимите вон то отвратительное облако на балконе! Живо, живо, живо!
Андрей оглядел своих подопечных. “А ведь они ни о чем не догадываются, — подумал он. — Поволоки не видят…”
Он объяснил ситуацию. Объяснял долго и путано, часто сбиваясь, прерываясь на задаваемые вопросы. Меньше всех, кажется, удивился уголовник, спросил, как давно эта дрянь существует, почему о ней никто не знает, поглядел в зал, где, конечно же, ничего не увидел, и, поежившись, рассказал им всем случай из детства, подтверждающий, на его взгляд, сказанное Андреем. Судя по всему, он проникся к Андрею глубоким доверием, как к потенциальному спасителю. Трое других подопечных молчали, кивали, но, в конце концов, посмотрели, как на сумасшедшего. Самый молодой, краснея, пунцовея, задыхаясь от возмущения и поправляя сползающее пенсне, прозорливо высказался в том духе, что Андрей — антисоветский провокатор, его следует изолировать и вообще “настучать”, куда следует… Он так и выразился: настучать. Прозорливого поддержали. Андрей растерялся. Но тут на пылающее гневом лицо прозорливого легла грязная, мохнатая пятерня уголовника и сдавила. Прозорливый взвыл. Уголовник, не разжимая пятерню, подтянул скулящее лицо к себе и, дыхнув перегаром, раздирающе просипел:
— Ша-а, Павлик! Срань на ленты порежу!..
Андрей ужаснулся, возмутился и попросил никого не резать, но, тем не менее, поручил “пятерне” шефство над всей интеллигенцией. Их бригада, вопреки указаниям К., двинулась не к правому, а к левому флангу. Уже возле балкона их подловил Брудзкайтис и велел ждать здесь и никуда не двигаться, поскольку скоро должны были подтянуть провода. Андрей выбрал в качестве объекта огромный желтый шар, который сердито плевался медью под ближайшим балконом. “Брызги” отскакивали от багровой дорожки и, жужжа, уносились куда-то прочь, как черно-синие шмели.
На приближение ловушки шар отреагировал своеобразно: он вдруг надулся, взъерошился, зашипел и в одночасье выпустил шипы, откуда потянулись новые шмели. Они собрались в дрожащий комок, и подступиться теперь к шару не было никакой возможности. Андрей подобрал с ковровой дорожки лист бумаги, скомкал его и бросил в медный шар. Шмели задрожали сильнее и окружили бумажный ком тревожным клубком. Андрей озадаченно почесал в затылке.
Вернулся Брудзкайтис. За его спиной “ком-мандные” тащили толстый, как пожарный шланг, провод. Брудзкайтис выразился в том духе, что прибыли трансформаторы и сейчас “этой сволочи” покажут.
Андрей указал на шар.
— А это мы счас, — сказал Брудзкайтис и воткнул провод в разъем.
Конусы загудели, завибрировали, и верхний пополз к потолку, освобождая пространство.
Шар расслоился на отдельные слои, и в нем оказалось несколько цветов: желтый, белый, черный, кирпичный, синий… Слои всасывались в пространство между конусами и там срастались, образуя все тот же шар. Шар внутри тоже сердито шипел и плевался, но брызги его не покидали пределов ловушки.
Андрей вдруг понял, что уже некоторое время слышит сзади приглушенные “охи” и “ахи”. Он обернулся и увидел потрясенные лица.
— Это что, они тоже видят? — спросил он у Брудзкайтиса.
— А? Да!.. Только после того, как это оказалось внутри.
Ловушки срабатывали одна за другой. Люди удивленно галдели, тыкали пальцами, скребли подбородки. “Ком-мандные” встали в оцепление. Вскоре первые ловушки покатились к выходу. Зал наполнился характерными для общей увлеченной работы шутками.
К. стоял на выходе, как полководец, делая какие-то записи на планшете, и лично оглядывал каждую тележку.
Процесс налаживался.
Основным недостатком ловушек было то, что в них можно загружать поволоку лишь одного вида.
— Вот гроздья, например… Упаси Боже смешивать!.. Да, ясно, что дрянь… Хвост по потолку… Точнее, это у них здесь — по потолку, а для вон тех, на балконе, — совсем другое… Да они же по этому ходят!.. Эй, вы, там, полудурки, брысь оттуда! Вам что, жить надоело? Ну ладно, дотянули… А вот всасывать кто будет?.. Да не же-ла-ет! Сука! Сука!.. Да нет, бока у нее дрожат, как у гончей… Голову даю! Не в том суть… — матерясь и толкаясь, Андрей бросился на поиски.
Нашел Брудзкайтиса.
— Ах, вот как? Определенный радиус?.. Да что ж ты мне раньше не сказал?.. А я тут — цыганочку с выходом!.. Домкраты? Какие домкраты? И где они? Что?.. Это еще как посмотреть! Я-то, как раз, здесь самый здравомыслящий идиот… Кха!.. кха!.. В горло что-то… И ничего смешного!.. Ну, ладно, справились.
Андрей устало опустился на лавочку у стены и случайно посмотрел наверх. У него отвисла челюсть. На дрожащих ногах он вернулся к Брудзкайтису и горячо зашептал ему в ухо.
Брудзкайтис тоже посмотрел наверх и выругался.
Подошел К. Узнал новость.
Они стояли втроем, жевали сухие губы. Ничего путного не придумывалось.
— Леса бы сюда поставить, — сказал Андрей.
— Ну да, леса не годятся, — возразил Брудзкайтис. — Ты посмотри, какой здесь наклон.
— Но как-то потолки здесь белили?
— А черт его знает!
— А я знаю, — сказал К.
— Что? Как белили?
— Нет, что делать!
— И что?
— Проломать потолок. Очень даже просто.
— А ловушки? Их же так на крышу не затащишь.
— Вызовем кран, — невозмутимо отозвался К.
Уголовник из бригады Андрея как-то незаметно пристроился рядом. Он нависал над Андреем глыбой нездоровых, страшных подозрений.
— Слышь, браток, а чё там? — поинтересовался он и чувствительно ткнул Андрея в бок.
Андрей скривился.
— Да так, сущая ерунда, — мстительно пояснил он. — Видишь, вон то черное непроницаемое под потолком?
Уголовник затаил дыхание. Ничего он не видел, но доверял каждому слову Андрея.
— Так вот, такого даже на кладбище нет!
— Да ну?
— Ага, — злорадно продолжил Андрей. — А снять не можем!
— Ох, ты, мать твою!.. — огорчился криминальный элемент.
Он повернулся к остальным и громким шепотом на весь зал сказал:
— Слышь, братва, хана нам здесь!..
— Как хана? Почему хана?.. — потянулось со всех сторон.
И не просто потянулось — расширилось, выросло, обросло, встало в полный рост и вернулось чудовищным комом наихудших предположений.
Подтянулись все, даже из самых дальних углов. Собралась внушительная и жаждущая правды толпа. Правду им дали. Но толпа не успокоилась. Посыпались советы. Дельные и не очень. В массе своей — совсем бестолковые. В толпе раздраженно толклись и прикрикивали друг на друга. Хотя и без настоящего раздора, с кулаками, хорохорами, плевками и нахрапами.
“Не из-за чего, — пояснил себе Андрей. — Никто толком ничего не видел”.
Уголовник терпеливо разъяснял всем суть дела. Началось обсуждение:
— Да ты знашь, кака там кладка?.. Рази шутейное дело? Ёшь твою медь!
— Да не такое взламывали!
— Ага, это тебе не бабу приступом брать!
— Тиха-а!.. Мужики…
— А коли мы и сверху его, значитца, не уколошматим? Тут всех и — туды, в распыл, ясно…
