Мария Артемьева - Здесь могут ходить носороги

2151 год, юноновы календы

— Вышел месяц из тумана…

Закончив считалку, Илайен огляделся. Никого. Серые плитки растресканного бетона, в горячем воздухе кувыркаются зелёные крылоножки. Полупрозрачная кварцевая пыль струится под ногами — она легка и ничьих следов не хранит. Здесь могли пройти целые стада носорогов — и никто никогда об этом не узнал бы.

Впрочем, Илайен не уверен, что узнал бы носорога, даже если б увидел.

Илайену пять лет, он умный и читает настоящий земной "Справочник для детей". Но родился он на Новоземье, и не то что носорогов — он и кошки в глаза не видел. В школе есть чучело земной собаки, но оно облысело: крылоножки общипали с него всю шерсть, и оно уже не похоже на настоящего зверя.

Да, носорог может приходить и топтаться по плиткам Приграничья сколько душе угодно — никто его не узнает. И пыль не сохранит следов.

Потому-то они и приходят сюда играть в прятки — не носороги, конечно.

Они — это Ниёле, Гонза, Карл и Вестель. А сегодня ещё Илайен пришёл.

Хотя мать ему не позволяла. Никому матери не позволяют ходить в Приграничье, к мосту, за которым туман и Необжитые земли. Говорят: опасно, туман жгучий. А какой же он жгучий? Так, щекотится чуть-чуть.

Зато иногда он начинает дышать и выносит на мост разные забавные штучки. Очень нужные. Надо только догадаться — для чего они подходят. Это как загадка.

Илайена потому и приняли играть, что он легко отгадывает — для чего штучки, которые выдышивает на мост туман.

Про вертелку, например, он сразу понял: эта оранжевая бомбошка со спиральками запоминает все услышанные мелодии и может повторять их потом сколько угодно — достаточно пнуть вертелку или подкинуть ее в руке. Или вот грибат — гриб-батарейка. Вставляешь ножкой в фонарик — светить будет не меньше месяца. А может, и год — кто знает? Без всякой подзарядки.

Правда, иногда грибаты взрываются. Гонза — дурак, не допёр, что грибат нельзя нагревать — сжал его в кулаке. Так грибат прямо в школе на уроке взорвался. Полыхнул молнией, рубашку Гонзе подпалил. А Гонза за это на Илайена взъелся. Дурак.

Но ему хорошо, этому Гонзе. Его отец — лавочник. Их лавка рядом с домом. Гонза часто сидит там вместе с отцом, и оба едят шоколадки. Одну за другой. Если кто вздумает Гонзу обидеть — его папаша Марк тут же выбегает на улицу и вступается за своего жирного сыночка.

А у Илайена и отец, и брат на шахте работают. Устают так, что даже в свои законные выходные только и делают, что отсыпаются. Некогда им за Илайена заступаться.

И матери некогда. Она с младшими сестрёнками сидит, весь дом на ней. От матери Илайен только и слышит: не проспи в школу, подмети двор, делай уроки, не шали, не ходи на Приграничье — там опасно.

Ну, он слушается, конечно. После школы сделает всё, что мать скажет, а потом что? Скучища.

Вот был бы Илайен главным, самым главным на свете — он бы позаботился, чтоб всем весело было. Взрослые-то работают, вечно заняты. Им хватает одной лавки и одного кабака на весь посёлок. Корабли с Земли — раз в полгода, и только грузовые. А как детям быть? Ни в школе, нигде ничего интересного.

Как бы много всего придумал Илайен, если б был самым главным!

Родители не понимают. Ну какие опасности на Приграничье? Разве что Гонза подзатыльник отвесит, как тогда, в школе. Или Вестель-псих плюнет Илайену на рубашку. Если б не Ниёле, не связывался бы он, конечно, с ними. Но Ниёле с этими балбесами в одном доме живёт, потому и ходят они вместе везде.

Ниёле хорошая. Лучше всех. Эх, вот было бы здорово…

— Эй, ты, стручок плямбы! Салить-то будешь?

Замечтался Илайен. Не заметил, как Гонза вылез из кустов синюшника и уже, гад, "рассалиться" успел.

До чего ж морда противная — ржёт, а щёки будто маслом намазаны. Дать бы ему в глаз!

Но куда Илайену против такой туши, как Гонза? Илайен ведь не самый главный. Младше своего врага и намного его слабее.

Гонза двинулся вразвалочку к Илайену, засучивая на ходу рукава. Ухмыляется. Опять у него руки зачесались. Эх, не работал бы брат в шахте — вот бы они этого Гонзу отметелили вдвоём! Любо-дорого посмотреть.

Правда, сейчас любо-дорого будет самому Гонзе. Бить собрался. Надо что-то делать.

— Ты чё, слизняк, тормозишь? Червяк-прилипала держит? Сейчас я тебе…

— Ой, смотрите, смотрите! — завопила Ниёле, высунувшись из-за лишайной насыпи. — На мосту смотрите!

Вестель выполз тоже глянуть — из-под корня дерева-вонючки. Вот дурак-то! Под вонючку залез. Теперь его матери раз десять придётся одежду перестирывать — у вонючки запах стойкий…

И тут Карл взвизгнул. Гонза побледнел и попятился.

Илайен оглянулся.

На мосту дышал туман. Из тумана выходили люди. Без лиц.

Ни глаз, ни носа, ни рта. Кожа распялена на черепушке. Так мать Илайена одежду штопает — растянув на деревянной болванке.

Идут. Головами крутят. А головы круглые и голубоватые — точь-в-точь большая Луна-альфа, которая как раз взошла. И сразу стало видно, куда эти лунатики безлицые идут. На город.

Зачем?

2159 год, марсовы иды

— Вынул ножик из кармана, — пропел Илайен, вынимая из кармана подарок отца. Замечательный ножик!

Настоящий Ван-брассовский, с иссиня-чёрным зеркальным лезвием, с зазубринами на клинке и рукоятью из кости гиштрана. Отличный нож. Теперь Илайену все старшеклассники позавидуют. Даже Гонза. Хотя на что жирдяю такой нож? Резать шоколадки? Да он глотает их целиком. Разве что обёртки сдёргивает.

Илайен хмыкнул. Настоящий нож — для настоящих мужчин. А не для салокомбината по имени Гонза. Илайен засмеялся.

Отец, который смотрел футбол на диване, обернулся. Лицо его расцвело довольной улыбкой:

— А, Илайен. Любуешься?

— Да, пап. Классный подарок. Спасибо.

— Пустяки, сынок. Хочешь, пойдём завтра на рыбалку в овраги? Вот вернётся Орин из лавки — вместе червей накопайте.

— А как же твоя работа?

— В нашу бригаду ещё пятерых лунатиков взяли — они работают, мы отдыхаем. У них выработка побольше нашего.

— Они ведь не устают.

— И не едят. И не болтают. А это особенно хорошо, — отец подмигнул Илайену. — Зарплату-то на бригаду выписывают. Так что денежки мы сами получим. Лунатикам они к чему? Отличные это существа — лунатики! Сейчас даже подумать странно, как мы их поначалу-то боялись.

— Бабка Вера и сейчас боится. Вчера двух безлицых помоями окатила. За то, что под окнами встали.

— Вера — старая, больная женщина. Ей уже не привыкнуть к этакому. Но ведь в городе не так много лунатиков! Они, в основном, на шахтах.