Свет уходил.
Люди шли по бульвару, спешили, гуляли, катались на самокатах.
А вот давать интервью никто не хотел.
Верба подходила ко всем подряд.
А они шарахались от ее микрофона, словно от рекламного листка.
У Марка горестно обвисли усы и на лбу обозначились морщины.
Конечно, мое дело — всего лишь возить съемочную группу, но…
Раз уж мы одна бригада, то дело общее.
А я уже понимал, что мы больше ничего не запишем.
И что тогда скажет Капельдинер?
Нариман снял с плеча камеру и посмотрел на часы.
Еще минут десять, и свет уйдет, ясно же.
Этот прохожий мне сразу не понравился — низенький, небритый мужичонка в яркой красной рубашке и со злым лицом. И явно пьяный: пер вперед, словно ничего не видя, неловко размахивая руками. На пальце правой блестел здоровенный перстень с белым камнем, наверняка стекляшка. Верба решительно шагнула к нему:
— Что вы думаете о Пикалке?
— Чо ты сказала? — переспросил тот, резко останавливаясь.
— Пришелец, захватывающий Землю, — пояснила Верба. — Как изменилась ваша жизнь с появлением Пикалки?
— Ты чо несешь? Ты на кого работаешь? — Он шагнул к ней вплотную.
— Первый областной канал. Мы проводим опросы…
Закончить она не успела — мужик со всей силы ударил ее наотмашь по щеке. Верба рухнула на тротуар, ее очки и микрофон процокали по асфальту. Мужик проследил за ними, а потом обернулся к нам:
— Кому еще надо? Ну, подходи!
Нариман, стараясь не делать резких движений, снял с плеча камеру, опустил ее линзой в асфальт и сам уставился туда же.
Толстый редактор Марк сделал маленький шажок назад и прижал к груди свой ноутбук, словно щит.
Я как сидел в распахнутой машине, так и остался сидеть.
— Вам, тварям, зарплату платят за ваши опросы-обсосы. А у меня вчера брата взорвало, — закончил мужик, ни к кому не обращаясь, и зашагал прочь, пошатываясь.
Первым опомнился Нариман — бросился к Вербе и помог ей встать. Ее лицо было всё в крови, но она не плакала — только судорожно хватала ртом воздух.
— Какая феноменальная сволочь! — с чувством выговорил Марк. — С такими людьми никакого инопланетного захватчика не надо! Давайте вызовем полицию!
— Давайте в больницу, — сказал я и завел мотор.
* * *
В кабинет директора канала нас провели мгновенно — видимо, он заранее распорядился. Капельдинер сидел за своим огромным столом, над двумя мониторами возвышалась только блестящая лысина в темных старческих крапках.
Когда мы вошли, он вскочил из-за стола, усадил Вербу на гостевое кресло и осмотрел повязку.
— Ну? — спросил он. — Как ты?
— Нормально, — ответила Верба. — Голова сначала кружилась, а сейчас все норм.
— Что врачи говорят?
— Он ей перстнем всю щеку рассек, — выпалил Марк. — Швы наложили, сказали, надо будет отдельную пластику делать, но все равно шрам останется.
— Дьявол… — выругался Капельдинер и обеими ладонями нервно поскреб лысину. — Ну и где я возьму другую ведущую?
— Мы… — начал Нариман, но Капельдинер его перебил.
— Вы! — он ткнул в него пальцем. — Вы где были?
— Неожиданно всё случилось, — выдавил Нариман. — У меня записано его лицо крупным планом, если что…
— Если — что? — вскричал Капельдинер. — Вас трое! Он один! Вы его даже не задержали!
— Я был с камерой. Она дорогая, вы бы с меня и вычли. А у меня ипотека. У Марка — семья.
— А я что? — поддержал Марк. — Я немолодой человек, я редактор, а не боксер. Нам нужен охранник!
И он почему-то кивнул на меня.
— Я вообще сидел в машине! — обиделся я. — Монтировка в багажнике. Что я его, машиной собью? Так она в другую сторону была припаркована…
Капельдинер снова выругался и поскреб лысину.
— Ну и что мне в утренний эфир ставить? Мы первый областной канал, из-за этой хрени нас на всех континентах смотрят! — Он кинул быстрый взгляд на Вербу. — Говорить-то можешь? Не больно?
— Говорить могу.
— Тогда вот что… Даём утром прямой эфир. Марк напишет текст, дуйте с утра в Парк, я закажу пропуска у федералов, ставьте транслятор и выйдем оттуда в эфир.
— Господи, опять… — поморщился Марк.
— Там и без нас миллион часов наснято, — напомнил Нариман. — Оно же одинаковое всегда. Можно Вербу на хромакее снять в студии и наложить.
— Мы не блогеры, у нас первый областной канал! — строго напомнил Капельдинер. — Нам нужен эксклюзив.
— А как я в кадре буду с этой повязкой? — подала голос Верба.
— Не будешь в кадре. Будешь читать текст за кадром и указывать рукой. Показывать размер, я не знаю, Марк придумает… Только, Марк, без негатива, не как в тот раз! В конце вывести на позитив! Чтоб мне потом не звонили… — Капельдинер многозначительно кивнул лысиной наверх.
* * *
С тех пор, как мы ездили снимать Пикалку на прошлой неделе, ничего не изменилось. Все так же стояли нестройным периметром автодорожные пластиковые заграждения, похожие на оранжевые саквояжи. Чисто символический барьер — всё остальное охраняют камеры. Всё так же барьером высились поставленные друг на дружку кубики сизых бытовок, наспех привезенные в первые дни какими-то учеными и быстро переделанные под охранный пункт. А вот охранники были другие — один рыжий, другой со стильной бородкой, а ещё в углу в кресле сидел какой-то штатский, но ничего не говорил.
— Что у вас с лицом? — спросил рыжий Вербу первым делом.
— Повязка, — сухо ответила Верба. — Брилась, порезалась.
Рыжий покосился недоверчиво, но ничего не сказал — видно, не понял, шутит она или нет.
— Инструктаж, — объявил он, закончив проверять документы.
— Мы уже третий раз, — напомнил Марк.
— Положено прослушать, — покачал головой рыжий. — Ни при каких обстоятельствах не пересекать ленту ограждения. Не делать резких движений. И ни в коем случае ничего в ту сторону не бросать. Ни жвачку. Ни спичку. Ни крышку от объектива. Пикалка реагирует мгновенно. Сперва уничтожает того, кто атакует, затем того, кто отдал приказ, и так пока не дойдет до того, кто придумал атаковать.
— Как оно понимает, кто придумал атаковать? — неожиданно для себя спросил я.
— Не ко мне вопрос, — отрезал рыжий. — Ученые всего мира понять не могут…
— Вчера один труп был, — хмуро добавил бородатый напарник. — Экоактивист какой-то прорвался, чего-то хотел, но не добежал. А нам тело без башки с поляны убирать.
Рыжий вдруг посмотрел на меня с подозрением:
— А на вас нет заявки!
— Я водитель в нашей бригаде, просто провожаю. Подожду здесь.
— Не надо здесь ждать, — нахмурился рыжий.
— Пусть идет со всеми, — тихо донеслось из угла, где сидел штатский.
— Идите, —
