Сказка – ложь… - Алексей Акбашев

Мальчик лежал и смотрел на самолеты. Это были красивые модели самолетов разных времен и разных государств. Они были подвешены на кусочках тонкой лески к потолку и книжным полкам, отчего казалось, что парят в воздухе. Это сделал Папа, когда-то давно, в той, прошлой жизни Мальчика. Тогда еще они все вместе — Мама, Папа и Мальчик — ходили в городской парк. Было лето, солнце ярко светило, ослепляя, сквозь изумрудную листву огромных тополей. Они ели вкусное, подтаявшее, капающее белыми воздушными каплями, мороженое в вафельных стаканчиках, катались на аттракционах, а по пути домой, обязательно заходили в магазин «Книжный мир», где Папа покупал яркую разноцветную коробку с моделью. Мальчик шел, предвкушая увлекательный процесс её сбора, когда он, разложив пластмассовые детали на столе в комнате и, включив настольную лампу, вместе с Папой будет их аккуратно зачищать и склеивать, изредка сверяясь с инструкцией. Увидит, как из разрозненных непонятных кусочков пластика появится на свет точная копия настоящей летающей машины. И будет терпко пахнуть специальным клеем. А когда сборка заканчивалась, модель останется только раскрасить, либо наклеить на нее комплект стикеров. Папа показывал, как правильно это делать, и Мальчик брал тоненькую кисточку или пинцет, и, не дыша, раскрашивал пропеллер и колпак кабины, закрылки и хвостовое оперение, прилеплял яркие наклейки.

Сейчас мальчику было больно ходить. Больно и утомительно было даже лежать на опостылевшем жестком диванчике и слежавшихся подушках. Потому что мальчик болел. И болезнь у него была очень тяжелой. Тяжелее не бывает.

— Это все ты виноват! — голос Мамы, несмотря на то, что она старалась кричать негромко, был хорошо слышен Мальчику.

Дверь в его комнату сейчас всегда была приоткрыта, чтобы, если ему станет совсем плохо, позвать кого-нибудь. Тогда приходили Мама или Папа, делали ему укол, гладили по голове, что-то говорили. Но он не мог разобрать их слов, глаза застилали слезы, и было сухо и горько во рту. Потом боль пряталась, и он забывал про нее. Забывал до следующего раза.

— Господи, ну как я могла выйти за него замуж! — горестно причитала Мама. — Ты же мне всю жизнь изломал! Ты же ничего не можешь! Ну, что ты молчишь!

Она бессчетный раз за этот вечер закурила, руки ее дрожали. Папа молчал. Он не мог сказать Маме, что сегодня ходил к Баблову, преуспевающему городскому бизнесмену. Это был их последний шанс. Теперь только он мог дать средства на операцию для Мальчика. Баблов был последним звеном длинной цепочки людей, в достаточной мере облеченных и властью, и деньгами, чтобы иметь все возможности помочь. Сквозь строй подобных ему пришлось пройти Маме и Папе в поисках помощи. Каждый раз, приходя в приемные этих людей (обставленные стильно или безвкусно, но всегда отстраненно и холодно, и, главное, дорого) Папа протягивал очередному секретарю пачку листов, где были анамнез и толстая растрепанная медицинская карта Мальчика, рентгеновские снимки и заключения авторитетных медицинских светил. А также заключение о возможности проведения операции в одной из европейских стран, где констатировалась высокая степеньположительного результата. К заключению был приложен прайс с длинной колонкой цифр, заканчивающийся пятизначной цифрой. Это была стоимость операции в единой европейской валюте, иначе — стоимость жизни Мальчика.

Войдя в приемную сегодня, Папа задержался на пороге и, помедлив, нерешительно подошел к секретарше, восседающей за огромным офисным столом:

— Я мог бы встретиться с господином Бабловым? — спросил он.

— А Вам назначено? — подняла на него равнодушные глаза секретарь.

— Нет. Но… Я… — путанно начал объяснять Папа.

Секретарша чуть устало, с профессиональной вежливостью рассматривала скромно одетого посетителя.

— Я только передать… — Папа совсем сник. — Не мог бы господин Баблов рассмотреть?

Казенные слова застревали в горле. Папа всегда терялся, когда приходилось рассказывать посторонним о своем горе. Замолчав, он положил бумаги на край стола секретаря.

— Что это? — секретарь взяла верхний лист из пачки документов, бегло прочла, вопросительно подняла на него глаза.

Папа молча смотрел на нее.

— Хорошо, ждите здесь.

Женщина взяла документы Папы, прихватила со стола папку со своими бумагами и поцокала к массивным двустворчатым дверям кабинета шефа.

— Можно? — секретарша просочилась в полуоткрытую дверь. — Там посетитель, он принес, вот. Она положила Папины бумаги на краешек стола. — И еще документы на подпись.

Рядом с пухлой пачкой документов Папы легла солидная кожаная папка с золотым тиснением «На подпись».

— Что это? Баблов придвинул к себе бумаги Папы. — А… понятно! Баксов мне про него говорил, ходит ко всем, просит. Хорошо, иди.

Он открыл медкарту Мальчика. Листы были исписаны совершенно нечитаемым, инопланетным врачебным почерком. Пролистал в самый конец. Последняя запись была на удивление разборчивой. Выхватив из мешанины терминов отдельные понятные слова — «прогрессирующее увеличение опухоли», «курс химиотерапии», «улучшения не наблюдается», прочел: «…показано неотложное оперативное вмешательство». Пролистал заключения профессоров, отметил, что светила допускают излечение при оперативном хирургическом вмешательстве, констатируя при этом, что в России подобное еще никто не делал.

Последними в стопке были скрепленные вместе три листка бумаги. Первый: на немецком языке, с вычурным логотипом какой-то медицинской клиники. Второй лист оказался переводом первого на русский язык. В нем отточенными фразами сообщалось, что, в том числе, клиника «обладает богатейшим опытом лечения онкологических заболеваний, предлагает превосходные условия пребывания, персонал укомплектован специалистами высочайшей квалификации». Пролистнул и его. Проанализировал прайс за услуги. Брови Баблова невольно поползли вверх. «Ох, сильно любят они себя!» — покачал он головой, оценивая итоговую цифру.

Не к месту вспомнились вчерашние сложные переговоры с настырными китайцами, кабальный проект контракта, из-за которого ему «светили» приличные потери. И звонок замначальника одной из федеральных структур, с недвусмысленным намеком на ожидаемое обновление мебели у них в офисе.

«Кругом проблемы, зараза» — тоскливо подумал Баблов. Очнулся от размышлений, вновь взглянул на лист. «И тут, наверняка, еще увеличение суммы будет, указано проживание только за сутки после операции». Накатило раздражение напополам со злостью: «Да что я, дойная корова им всем!»

Ткнул пальцем в селектор, буркнул секретарше:

— Зайди! Отдай ему, — раздраженно бросил бумаги через стол подбежавшей секретарше. — Скажи: нет денег… Хотя, нет, лучше скажи: сейчас совершенно нет возможности!

Секретарша вышла из начальственного кабинета, не глядя на Папу, молча протянула ему документы, отрицательно качнула головой и села за свой стол.

Папа все никак не мог поверить в случившееся. Он стоял как столб, не зная, что делать дальше. Беспомощно оглянулся, невидящий взгляд остановился на неярко горящей