– Понятно, – сказал я, припомнив приборчик, который Черных доставал из кармана у нас на пароходе.
– Но эти шутки со временем давно уже не новы для нас, – продолжил он свой рассказ. – Значительно позднее мы обнаружили другую вещь, которую не совсем понимаем до сих пор: резкую неоднородность пространства по отношению к нашим экспериментам, и вообще – по отношению ко всем явлениям, связанным с субпереброской и Переходом.
– С переброской и… с чем? – перебил его я, почувствовав вдруг в последнем прозвучавшем из его уст слове что-то особенное.
Черных резко смолк; сжал губы, словно допустил некую промашку.
– Неважно… пока. Скажем так: по отношению ко всему, чем занимается наша лаборатория. Так вот, суть этого явления состоит в следующем. Переброска даже небольших масс и даже на небольшие расстояния требует значительных – весьма значительных – затрат энергии. Однако оказалось, что существуют на поверхности Земли точки, переброс между которыми оказывается практически неэнергоемким. Более того, мгновенное перемещение материальных объектов из одной такой точки в другую иногда вообще может носить спонтанный, самопроизвольный характер. А уж если мы прикладываем к таким точкам нашу… наши усилия… тогда вообще получается… Я даже не знаю, как это определить. Получается некое «смешение пространств и территорий», что ли.
Он замолчал, не то обдумывая дальнейшие слова, не то ожидая нашей реакции.
– Понятно, – повторил я. – И эта ваша база стоит, разумеется, в одной из таких точек, – я не столько спрашивал, сколько утверждал.
Черных кивнул.
– Да. И здесь мы подходим к вашей собственной истории, – он снова замолк на несколько секунд, обдумывая, вероятно, слова. – Дело в том, Андрей, что такие особые точки некоторым образом связаны друг с другом, причем не хаотически, а по некоторой системе, смысл которой пока ускользает от нас. Могу сказать только, что взаимосвязанные точки образуют на поверхности Земли некие треугольники или, говоря более общо, некую гексагональную сеть. Наш вчерашний эксперимент…
Кажется, на этих словах я вскинул голову слишком резко. По крайней мере, Черных уловил мое нервное движение и замолчал. Потом развел руками:
– Да, Андрей, я вынужден просить прощения. Ваш катер, насколько я понимаю, случайно оказался вчера в одной из активных точек, связанных с нашей, и в одну из фаз эксперимента произошел переброс. Мы уловили его по мощным темпоральным искажениям.
Я покачал головой:
– Вы ошибаетесь, Черных. Ваш эксперимент соединил вчера не два узла этой вашей «гексагональной сети», а как минимум три.
– То есть?
– Крайний Север, Центральную Россию и… – я не договорил, не зная, где мы сейчас находимся.
– И Урал, – задумчиво пробормотал Черных. – Кажется, я понимаю. Тройной переброс… по всем ребрам треугольника… Вы с Юлей изначально находились вчера в разных узлах?
– Да.
– Интересно. Впрочем, мне следует вернуться к извинениям. Уверяю вас, эксперимент отнюдь не был направлен на то, чтобы перетащить что-либо и, тем более, кого-либо из соседних узлов на базу. Уверяю вас, это произошло случайно. И тем не менее еще раз прошу у вас прощения за причиненные неудобства.
Юля фыркнула – негромко, но достаточно выразительно.
– Послушайте, Черных, – сказал я (этот человек по-прежнему внушал мне устойчивую неприязнь, и я никак не мог заставить себя обращаться к нему по имени). – Послушайте, если я правильно понял, ваши исследования финансируются каким-то из силовых ведомств, а база ваша – секретна. Объясните мне, зачем вы нас сюда притащили, да еще рассказываете все эти подробности. Не проще ли было сразу выслать нас отсюда и не затруднять ни нас, ни себя?
– Зачем же… – вскинулся было он, но тотчас прервал сам себя: – Впрочем, вы правы.
Он вздохнул, потер пальцем переносицу, словно поправляя несуществующие очки, потом коротким движением разгладил какую-то морщинку на скатерти.
– Да, мы подходим к самому важному. Существует еще и третий феномен, связанный с физикой переброса и открытый нами совсем недавно. Возможно, этот эффект, остающийся пока побочным результатом наших исследований, окажется на деле более важным, чем сама возможность мгновенной переброски материальных масс. Нам удалось нащупать третью сторону переброса.
Он замолчал.
– То есть? – спросил я.
– До сих пор явление переброса полагалось нами, так сказать, двухполюсным. Существует точка отправления и точка прибытия, ну, плюс канал между ними. Все. Но экспериментальные данные показывают, что в тех случаях, когда возникающий канал достаточно стабилен, из него есть третий выход.
– Куда? – спросила Юля в повисшей вдруг мрачной тишине.
– Не знаю, – ответил Черных. – Куда-то в сторону, куда-то прочь, вон из нашего мира. Теория переброса не воспрещает такого явления, но и не объясняет ничего. Ценой колоссальных усилий нам удалось единожды осуществить переброс в третью сторону. Приборный блок, служивший перебрасываемым телом, показал огромные градиенты скорости хода времени в тот момент, когда телеметрическая связь с ним прервалась. Блок не был уничтожен, но и не появился ни в одной из активных точек Земли. Я подозреваю, что мы нащупали… Да, мы нащупали иной мир. Причем очевидная асимметрия переброса между этим миром и Землей заставляет нас полагать, что… – голос его стал ниже и тише. – Я понимаю, это звучит смешно, но… Если у Мироздания есть где-нибудь центр, то возможно, что третья сторона переброса – это ворота куда-то туда.
– Переброс в третью сторону вы и назвали Переходом, – тихо сказал я.
– Да, – Черных неровно улыбнулся. – Да. И мы должны сделать Переход доступным для оборонных ведомств раньше, чем это сделает Америка.
– И что же вам до нас и нашего парохода?
– Все, – он негромко стукнул кончиками пальцев по столешнице. – Все, что вы знаете и что вы есть. Наши приборы зафиксировали этой ночью столь мощный темпоральный всплеск в месте вашего появления, что он может быть связан только с Переходом.
– Нет, – сказал я.
Скрипнул рядом со мной стул; я оглянулся: Юля, насколько могла, отодвинулась от Черных. Спина ее была прижата к стене, а глаза смотрели испуганно и… тревожно.
– Да, – сказал Черных. – Не знаю, что тому виной, но вы, находясь в канале переброса, ушли в третью сторону и, более того, вернулись обратно.
Мы молчали. Долго. Несколько минут.
– Чего вы хотите? – спросил я, удивляясь хриплости собственного голоса.
– Сотрудничества! – Черных заулыбался. – Поверьте, сотрудничества и ничего более. Здесь несколько важнейших моментов. Во-первых, нам нужна вся – абсолютно вся! – информация, касающаяся вчерашних событий. Во-вторых, мы не раз замечали, что все явления физики переброса странным образом связаны с людьми, с какими-то их свойствами. Ну, например, в присутствии одного человека эксперимент идет всегда, а в присутствии другого – нет. Пусть и неожиданно для вас самих, но вчера в вашем присутствии прошел самый грандиозный эксперимент за всю пятидесятилетнюю историю лаборатории. Поэтому нам нужны лично вы. Ну, и наконец, как я понял из беседы, вы – физик?
