Легкий шорох. Словно кто-то крался к нему. С детства Александр привык спать чутко, мать и отец предупреждали:
— Будь готов, Сашенька, ко всему. В любой момент могут прийти плохие люди.
Плохие люди появлялись постоянно: с винтовками, штыками, пистолетами, высокие и маленькие, с бородами и без бород, в потертых зипунах и кожаных куртках. Война есть война!
Говорят, с окончанием войны исчезает и кошмар. Увы, остаются его неискоренимые следы в сознании, как вечная печать от пережитых испытаний: убийств, голода, скитаний по белому свету. И память заставляет проходить весь путь заново, проходить от начала до конца. Реальность исчезает, превращаясь в мир душевных мук.
Сначала Александр подумал, что это Лена. Инженер выгнал ее, вот и вернулась. Теперь еще потребует от хозяина пустить ее в свою постель.
Он открыл глаза, чтобы бросить ей что-то резкое, и. звуки застряли в горле. Перед Александром — тень высокого мужчины. Рука невольно заскользила по постели.
— Не надо доставать оружие, — предупредил ночной посетитель.
«Знакомый голос!»
— У меня его нет.
Белый свет резанул глаза. Горчаков увидел высокого усатого господина, того самого, что был в театре вместе со Степановым. Присев на кровати, Александр обескуражено спросил:
— Как вы вошли?
— Входная дверь оказалась открытой. Странные у вас слуги.
«Лена забыла запереть дверь? Бред! Если только она окончательно не потеряла голову от предстоящего свидания с инженером Щербининым».
— Допустим. Но вы должны были позвать хозяина, а не появляться в его спальне привидением.
— Помилуйте! Зачем же лишним шумом будоражить дом?
— Ну вы и ловкач! А как отыскали спальню?
— Благодарите проектировщиков с их однотипным мышлением. Да вы не волнуйтесь, Александр Николаевич, задумай я что худое, уже совершил бы его. Со спящим человеком справиться несложно.
Несмотря на молодость, Александр, как он считал, научился довольно быстро распознавать характер и наклонности людей. Сейчас он терялся. С одной стороны — незнакомец выглядел осторожным, основательным в суждениях, с другой — глаза его буравили. Александр решил во чтобы то ни стало противостоять этому натиску.
— Раз вы здесь, хотя бы представьтесь.
— Извините, моя ошибка. Вот визитка.
Горчаков прочитал: «Либер Жан Робертович, представитель компании Роял Датч Шелл в России».
— Любопытное сочетание имени и фамилии, — сказал Александр.
— Все очень просто, во мне намешано столько кровей — английская, французская, даже еврейская. Четвертинка, от деда досталась, как и фамилия.
— Кто вы, господин Либер?
— Друг. Вы мне очень симпатичны. Поэтому пришел я к вам с благородной целью.
— Даже так?
— Слышу легкую иронию.
— Друзья по ночам не приходят.
— Вы не правы! Друзья приходят в любое время суток, приходят тогда, когда в них появляется потребность.
— А у меня есть потребность?
— Да! Хотя сами того не знаете. Я пришел предупредить: оставьте это дело с Федоровской. Право слово, никаких дивидендов, одни неприятности.
— И какого рода неприятности?
Усы на лице черноволосого как-то странно зашевелились, губы растянулись в театральной улыбке. Он без обиняков сказал:
— С вами покончат.
От такого неожиданного заявления все внутри Горчакова перевернулось, он сделал над собой колоссальное усилие, чтобы его неожиданный визитер не заметил волнения и страха. Как можно более спокойно произнес:
— Кто?
— Это уже следующий вопрос. Ответ на него лучше не искать. Просто примите к сведению.
— Что ж, — Горчаков поднялся, накинул халат, — благодарю вас за заботу. Но у меня контракт с редакцией. И есть задание найти убийцу Федоровской.
— Вы не понимаете, в какое положение ставите себя, — уже жестко произнес Либер.
— Объясните. А то все пугаете.
— Хорошо, кое-что я скажу. Но только кое-что. Господин Горчаков, вы ведь не слишком любите Советскую Россию?
— Россию люблю, Советы — нет.
— Да будет вам известно, что госпожа Федоровская была большевистским шпионом.
— Любопытное заявление. И тому есть доказательства?
— Есть.
— А вам откуда это известно?
— Поскольку я представляю интересы дружеского Российской Империи государства, мне ведомо многое!
— Так кто же ее убил? Ваши. работодатели?
— Зачем! Она не представляла для нас опасности.
— Сначала вы заявляете, что она опасна, теперь иное.
— Не представляла такой опасности, из-за которой ее следовало бы убрать. Хотя убрать человека — раз плюнуть. У нас мощная разветвленная структура с достойными людьми во главе.
— Представляю.
— А вы, господин Горчаков, одиночка. Что позволено Юпитеру, не позволено быку.
— Так кто ее убил?! — в который уже раз воскликнул Александр.
— Имя исполнителя нам неизвестно. Да и имеет ли это значение? О заказчике остается догадываться.
— И?..
— Очевидно, советская разведка. Работа госпожи Федоровской могла ее чем-то не удовлетворить.
— Почему я должен вам верить?
— Никто никому верить не обязан, — философски изрек Жан Робертович. — Я сказал: «Очевидно».
— А вы, значит, никогда не видели Зинаиду Петровну?
— Видел. На сцене. Талантливая актриса, достойная больших высот.
Горчаков так и рвался спросить: «А как же ваш визит в ее дом?», но сдержался. Интуиция подсказывала Александру: что бы Либер не говорил, доверия ему нет ни на грош.
— Вы пришли только за тем, чтобы предложить мне бросить дело Федоровской?
— Не только. Если вы его бросите, и впрямь возникнет серьезный конфликт в редакции. А то и увольнение. Хочу предложить вам соответствующую компенсацию. Нет, не разовую: от такой навар не велик. Думаю, что пора бы в Старом Осколе организовать еще одну газету. Потребуется главный редактор. И такой редактор есть. Вы!
Горчаков присвистнул. Предложение слишком неожиданное. Однако Либер вряд ли его сделал из-за дружеского расположения.
— И что я должен делать на этой должности?
— Помогать своей стране.
— Понятие расплывчатое. А конкретно?
— Чувствую деловую хватку, — в голосе Либера слышались наигранные нотки удовлетворения. — Прежде всего, Российской Империи следует сохранить независимость. Есть те, кто этому противится, большевики, например. Или Рейх. К вам ведь в редакцию приходил Дрекслер.
«Как он информирован!»
— Сей немецкий господин наобещает вам манны небесной. Только задача у него иная: немцы давно наметили Юг России своей вотчиной. И не стоит обольщаться сегодняшним их положением, оно не слишком отличается от того, что происходит у большевиков. Тот же террор, концлагеря. Не скрою, в политике Рейха меня особо задевает собственное происхождение. Я не еврей, а мишлинге (по расовой теории гитлеровской Германии это люди, имеющие еврейскую примесь. — прим. авт.), причем второй степени. Меня никто не стал бы полностью лишать прав, заставлять ходить в специальные магазины или сидеть на отдельной, выкрашенной в ядовито-желтый цвет скамейке. Но вход на многие государственные посты был бы закрыт. Хорошо, что вы не знаете, что такое поражение в правах.
