—Вы не ответили.
—Вы тоже. Этот план осуществим?
—Какая разница? Он приказал — мы должны сделать. В этом Клубе редкой крови все имеют четвертую отрицательную?
—Нет, конечно. Нас там меньше четырех тысяч. А всего в стране — около миллиона.
—Маловато… Что вы думаете насчет объявлений в газетах и по телевидению?
—Я думаю, что это будет очень дорого стоить. Но он может себе позволить такие траты.
—А мне это не нравится. Дурацкая идея.
—Почему же?
—Да потому что все, что произойдет, надо постараться сохранить в тайне! Помните историю с замораживанием? Хотя вряд ли, вас тогда и на свете-то не было. Все вопили так, будто им прижигали задницы: что же это делается, большинство людей не могут позволить себе «холодный сон» — так пусть уж всем будет одинаково плохо. Этот наш «Мы, Народ»… можно лопнуть со смеху: наша страна познала и демократию, и диктатуру, и олигархию, и социализм, и помесь всего с каждым — при одной и той же конституции! Теперь у нас полная анархия, возглавляемая всенародно избранным диктатором… хотя законы вроде бы еще не отменили и Конгресс заседает. А народ все тот же, и чего не могут позволить себе все, того не должен иметь никто. И что же начнется, когда один из самых богатых людей страны вдруг ляпнет во всеуслышание, что не намерен помирать в отведенный природой срок и хочет купить за свои грязные деньги новое тело?
— Но это же не прихоть! Он болен.
— Толпе все равно. Или все, или никто. Взвоет церковь, встанут на дыбы суды, Медицинская Ассоциация запретит своим членам даже думать об этой операции… Конгресс издаст закон, запрещающий пересаживать мозги… Конечно, Верховный суд признает этот закон неконституционным, но к тому времени Йоханн будет уже мертв. Так что — никаких объявлений. Клуб редкой крови знает людей с четвертой отрицательной, которые не являются его членами?
— Вряд ли. Хотя точно не знаю.
— Проверим. Думаю, что четыре пятых населения проходили тест на группу крови, и данные эти где-то хранятся. Я знаю фирму, которая занимается поисками подобной несистематизированной информации. Я запущу все дело, вы будете на подхвате. Потом я смотаюсь в Южную Америку за этим расчленителем…
— Мистер Сэлэмэн! — раздалось с потолка. — Мы вляпались.
— Черт бы вас подрал! — рявкнул Сэлэмэн в интерком. — Эти два красавчика, — повернулся он к Юнис, — просто обожают заезжать в Развалины, чтобы иметь законный повод пострелять. Я не подумал об этом.
— Это я виновата, — сказала Юнис. — Надо было предупредить, что ездить вокруг девятнадцатой и не влететь в Развалины — трудно. Я всегда делаю большой крюк… Но нам же ничего не угрожает?
— Разумеется. Этот старый танк и из пушки не подбить. Но как же я забыл их предупредить?.. Рокфор — спокойный парень, потому-то и рэкет у него не получился. А вот Чарли — его второе имя Бей Первым. Вооружен и очень опасен. Первое убийство в одиннадцать лет. Он…
Поднялись и встали на место стальные щиты, закрыв окна салона. Зажегся свет.
— Получается, что находиться с вашими охранниками в одной машине страшнее, чем голышом бродить по Развалинам, — сказала Юнис.
—Отнюдь, дорогая, — сказал Сэлэмэн. — Конечно, в разумном обществе их бы уничтожили. А в нашем, безумном… что ж, я пользуюсь их пороками. Они довольны. Я тоже…
Неподалеку ударила пулеметная очередь. Броня загудела под пулями. Потом что-то оглушительно лопнуло над головой. Свет погас. Юнис показалось, что уши у нее забиты ватой.
—Готов! — донесся громкий звенящий голос.
—Нас подбили? — дрожа, спросила Юнис. Она уткнулась лицом в рубашку Сэлэмэна.
—Нет-нет, — одной рукой он погладил ее по спине, другой — крепче прижал. — Это Чарли подбил их. Так ему показалось, по крайней мере. У нас есть пушка на турели. Это она стреляла.
—А почему погас свет?
—От сотрясения. Так бывает. Сейчас включу аварийное… — он потянулся к выключателю.
—Нет-нет, — прошептала Юнис. — Просто обнимите меня, и все. Я не боюсь темноты. Когда вы меня обнимаете, я ничего не боюсь…
—Как хочешь, моя дорогая… — он сел так, чтобы было удобнее обнимать ее. — Какой же ты ласковый котенок…
—Вы тоже ласковый… мистер Сэлэмэн…
—Попробуй сказать: «Джейк». Сможешь?
—Джейк. Да, Джейк. У тебя такие сильные руки… Сколько же тебе лет?
—Семьдесят один.
—Не верю. Ты выглядишь много моложе.
—Я мог бы быть твоим дедом, щеночек. Я только выгляжу так… в темноте. Но уже целый год я живу взаймы у господа.
—Не говори так! Ты молодой. Ох, давай немножко помолчим… Джейк… Дорогой Джейк…
—Милая Юнис…
Несколько минут спустя голос водителя произнес:
—Все чисто, сэр!
Заслонки начали опускаться. Свет хлынул в салон. Юнис поспешно отодвинулась от Сэлэмэна.
—Боже мой! — смущенно улыбнулась она.
—Ничего страшного, — сказал Сэлэмэн. — Стекло прозрачно только изнутри.
—Очень удобно. И все равно — настрой не тот. Свет — хуже холодной воды…
—Это точно. А я только-только начал чувствовать себя молодым.
