— Хватит! — истерично вскрикивает Эн. — Замолчи!
— А чё? — ухмыляется Хал. — Как было, блин, так и говорю.
— Ты что, эксперт? Патологоанатом? — недовольно прищуривается Ник.
— Какой еще эксперт… — Хал мрачнеет. — У нас пацана со двора убили в прошлом году. Махач был, блин. Семь ножевых. Ну, потом менты, блин, скорая, труповозка. Я рядом стоял, нас допрашивали — чё почём хоккей с мячом, блин. Ну, наслушался, как они описания на диктофон делают…
Обогнув серую многоэтажку, друзья выходят на перекресток, густо заросший молодыми рябинами. Под ногами скрипит смешанное с землей битое стекло — от ларька на углу остался один ржавый остов, внутри темнеют неопрятные кучи покоричневевшей бумаги. Светофор поодаль венчает лохматое воронье гнездо.
— Тихо! — Ник вскидывает руку. — Слышите?
— Чё там, чё? — Неугомонный Хал выскакивает вперед, застывает возле косо стоящего на дороге «Камаза». — Орет кто-то?
— Или поет… — неуверенно говорит Ник.
— Пойдемте обратно, — с жалобной ноткой в голосе просит Эн.
После страшной находки у автобусной остановки девушка сильно напугана.
— Погоди. — Хал вертит головой, как охотничья собака. — Надо же узнать, блин!
— Точно — поет. Слышите? — Ник машет рукой влево. — Там вроде.
Ветер на мгновение стихает, и в наступившей тишине становится ясно слышен плывущий над мертвым городом далекий голос:
— …беззаконие моё я знаю, и грех мой всегда предо мно-о-ою. Тебе, Единому, я согрешил и злое пред Тобою сотворил, — да будешь оправдан в словах Твоих и победишь, если вступят с Тобою в су-у-уд[8]…
— Как в церкви, — шепчет Эн и тут же начинает торопить своих спутников: — Пошли, пошли!
— С ума, наверное, кто-то сошел, — предполагает Ник.
— Да давайте сходим, глянем, чё там за движуха, блин? — азартно пританцовывая на месте, предлагает Хал. — А чё?
— Если на помощь не зовет, значит — нам там делать нечего, — веско режет Ник. — Пошли в Цирк, темнеет уже, а тут еще топать и топать. Хватит с нас на сегодня…
— Вон, Дом Кекина, видите? — Хал указывает на большое здание, выстроенное на углу улиц Горького и Галактионовской. — Там, блин, магазин был продуктовый. Айда, поглядим, может, чё осталось.
Ник недовольно кривит губы — больно уж место ходовое, наверняка люди уже побывали здесь, причем не раз.
— Какой красивый дом, — говорит Эн, разглядывая башенки и стрельчатые готические окна. — Был…
Некогда серое, теперь здание стало почти черным. Мрачный, загадочный дом возвышается над соседними постройками. Он и вправду похож не на жилой доходный дом, выстроенный на средства купца Кекина в начале двадцатого века, а на старинный замок, полный леденящих кровь тайн прошлого. Стекла в окнах полопались, осыпались, и кажется, что дом ослеп. Он похож на многоглазый каменный череп.
Двери в магазин приоткрыты. Внутри колышется густой мрак.
— Огонь надо, — деловито говорит Хал, вытащив из-за пазухи несколько свернутых бумажных листков. — Спички бар[9]?
— На. — Ник протягивает ему большой желтый коробок с надписью «Охотничьи».
Эти спички Бабай нашел в туристическом отделе ЦУМа. Их было много, несколько ящиков. Головку каждой спичинки покрывала защитная нитроцеллюлозная пленка, а сама спичка была пропитана нафталином — для защиты от влаги и горения даже на сильном ветру. Свою находку Бабай берег как зеницу ока, выдавая тем общинникам, которые выходили в город, всего по пять спичек.
— Только по мере необходимости! — говорил он при этом. — Жесткая экономия! Понятно?
Сейчас как раз и наступает эта самая необходимость. Хал входит в двери, чиркает спичкой о коробок — валит едкий сизый дым — и поджигает свернутую в жгут бумагу.
Мятущееся пламя выхватывает из темноты кучи мусора, битое стекло на полу, угол барной стойки, свисающие сверху провода.
— Это не магазин! — громко говорит Ник, проходя вперед. — Это кабак, что ли? В смысле — ресторан.
— Тьфу, блин! — раздосадовано восклицает Хал. — Точняк! Тут пивной ресторан был. Перепутал я. Ну чё, пошли отсюда?
Ник пожимает плечами:
— Пошли…
— Постойте, — останавливает их Эн. — Смотрите, плакат…
Хал поднимает свой импровизированный факел повыше, осветив на удивление хорошо сохранившийся лист глянцевой бумаги. Это постер к голливудскому фильму «Дракула»: лицо мужчины с длинными оскаленными клыками, летучая мышь на фоне полной Луны и лежащая навзничь блондинка в открытом платье.
И кровь. Ненастоящая, нарисованная кровь, стекающая по подбородку вампира.
Под плакатом уцелел небольшой столик, а на нем — высокий пивной бокал с логотипом известной пивоваренной компании.
— Как новый, — говорит Ник, берет бокал в руку и тот вдруг рассыпается мелким стеклянным крошевом.
— Карты. Пластиковые. — Хал, пошарив по столу, двумя пальцами берет белый прямоугольник.
— Не трогай! — кричит Эн. — Брось!
— Ты чё? — удивляется парень, выронив карту.
— Тут только пики! Девять пиковых карт! Это… Это к смерти! Я знаю.
— Ай, блин! — восклицает Хал — бумага догорает до пальцев.
Помещение ресторана погружается во тьму.
— Всё, пошли отсюда! — решительно объявляет Ник.
Ощупью они выбираются на улицу. Отойдя на несколько шагов, все, словно по команде, оборачиваются на мрачный дом — и видят нацарапанный на стене в двух шагах от двери круг и буквы «АК» внутри.
— Вроде раньше не было… — неуверенно бормочет Хал.
— Не заметили, наверное, — предполагает Ник.
— Как дела, добытчики? — скрипит вдруг за их спинами знакомый голос.
— Как вы нас напугали! — Эн первой поворачивается к стоящему посреди улицы мужчине.
Невысокий, весь какой-то помятый, с серым лицом, редкими волосами и маленькими бесцветными глазками, он сжимает в руках ржавые вилы. За плечами виднеется тощий вылинявший рюкзак.
Этот человек с неприметной фамилией Филатов часто появляется в Цирке, но где он живет и что делает — для всех общинников остается загадкой. Дружбы или хотя бы приятельства Филатов ни с кем не водит, промышляет в одиночку. Он обладает неприятным голосом и манерой во время разговора заглядывать в глаза собеседнику. Ник припоминает, как кто-то говорил, что серый человек шарит по пустым квартирам, собирая документы, золото и драгоценности.
Тревожить жилища мертвых — негласное табу среди общинников, и хотя прямых доказательств того, что Филатов мародерничает, ни у кого нет, Ник, Хал и Эн относятся к нему без приязни.
