Семен надел цепь на шею, накинул куртку.
- А вот не пущу! - вдруг заявил Степной, дверной проход собой загородил.
- Отойди, - тяжело посмотрел на него Семен.
- Ты о матери подумал, дубина?!! Ты на кого ее кидаешь?! Ты за ради чего ее и свою жизнь под откос пускаешь?! За ради этой суки, что людей выпивает как бутылку водки, за ради глаз ее упырских, прекрасных?! Куда ты пойдешь?! Очнись полоумный! Тайга кругом - нет твоей девки, ни в берлоге, ни в норе!! К себе свалила! Тебя дурака, использовала и свалила! А может, ты снова игрушкой ее стать хочешь, мальчиком для битья друганам ее лысым?! Двадцатым в постельку?!
Семен дал ему в зубы и оттолкнув в сторону, вышел. Степной опешив губу разбитую щупал, а Колмогорцев развернулся и бросил тихо:
- Люблю я ее, а она меня, понял? Если нет, то сам и дурак.
И потопал вниз.
- Ой, сгубили мужика не за понюшку табака. Ну, бабы! - сокрушаясь, качал головой Прохорыч. - Ну, куды ж ты Семен?! Не дури, голова твоя пропащая!
- К Эхту я. Пока он на стойбище, - нехотя и строго из уважения к Прохорычу скупо пояснил Семен и добавил, обращаясь к Петру. - Деда слушай. Мою добычу себе забери. Вахту закончишь, матери моей передай: деньги у Цыганка. Придет - он отдаст. А еще передай, чтобы лихом не поминала. Получится - вернусь с женой.
`А золотишко да камни при мне, уж извини мама', - подумал: `там, куда я иду, бумажки наши цены не имеют, а вот драг металл да камни везде в чести'.
Шапку нахлобучил, и дверь на улицу толкнул: ну, с Богом.
- Ох, и осел, - процедил Иван, не веря до конца, что Семен, правда, инопланетянку свою искать решил. Не до такой же он степени псих? Всегда был разумным человеком и сейчас сообразит, что дурью мается. Прогуляется, охладится, да вернется.
Не идиот же зимой один по тайге в неизвестность идти?
Но Семен не вернулся ни в тот день, ни на следующий.
Вечером второго дня Колмогорцев подошел к стоянке эвенка, а еще через девять дней оказался на небольшом северном аэродромчике, где три дня пережидал пургу в обществе двух командировочных и геолога. И пил вровень с мужчинами, глуша тревогу и тоску.
Днем четвертого дня, наконец, дали добро на вылет до Хатанги.
Монторрион смотрел, как выводят рабов из других камер.
- Земляне. Всех подчистили, - прошептал, прекрасно понимая, куда их отправят, ведь тот, кто следил за товаром, стоя рядом с надзирателем, был главным смотрителем сеприша сегюрета. Совсем недавно он почитал за честь, когда сын троуви обращал на него внимания, а сейчас делал вид, что вовсе его не знает, хотя стоял в пяти шагах от него и пару раз оглядел, и видел, как Монти прижал сложенную лодочкой ладонь к груди в знак приветствия.
- Видно дела сейти совсем плохи, если сегюр решил отменить свой негласный указ не брать для дочери земных рабов в качестве допинга, - вкрадчиво заметила Алорна. Монти сжал зубы и треснул кулаками о прозрачную стену, развернулся к жене:
- Что ты хотела тогда, помнишь? Ты еще говорила, что всегда найдется выход из положения, только его нужно поискать.
- Ты не переносишь меня, я тебя, и оба мы не хотим быть рабами. Выход прост - я помогаю тебе выйти отсюда и получить сейти, ты мне опять же выйти отсюда и… получить собственный къет.
- Как? - Монти идеи Алорны уже не казались бредовыми, и он готов был хоть лявру за субстанционное начало кусать, лишь бы выйти.
- Ты согласен?
- Да. Да!
- И обещаешь на правах соправителя помочь мне?
- Да!!
- И выкрасть сейти?
Монторрион притих:
- Что ты говоришь?
- Она привязана к тебе и очень расположена. Ты знал об этом?
Парень задумался: да, Эя всегда относилась к нему очень хорошо, но скорее как к брату, другу детства, а не мужчине, будущему мужу.
- Нет.
- А я знаю, что - да. Мы разговаривали с ней, как ты знаешь, и она недвусмысленно дала мне понять, что лучше вышла бы замуж за тебя, чем за цигруна. А потом она сбежала, - медленно и очень сладко пела женщина, с хитрым прищуром поглядывая на парня. - Ты знаешь, что ее побег значительно повлиял на ход дальнейших политических действий сегюр? Теперь Рэйнгольф будет править на Цигруне, а Эйфия автоматически становится императрицей Флэта, как только появляется наследник.
- Женщина не будет править Флэтом, - качнул головой Монти и понял, выпрямился от осознания. - Ты…
- Именно, Монторрион. Кто как не ты подходишь на роль соправителя? Ты свой. Сын троуви. И если Эйфия будет настаивать, Лоан уступит ей. Эя его любимица, а теперь еще будущее империи. Хилое будущее. Поспешить надо с зятем.
- Допустим. Но я тэн.
- Да? А если ты выйдешь отсюда, сможешь ли добраться домой?
- Вопрос.
- Если чип будет удален? Гоффит фишэдо предоставит тебе каюту?
- Смогу.
- Тогда тебе остается выйти отсюда и добраться до отца или напрямую в туглос императора.
- И что? - Монти не понимал, да и не мог понять, потому что не мог предположить.
- Ты принесешь сегюр очень важную новость. Ты окажешь ему бесценную услугу и в ответ, учитывая его щедрость, он предложит тебе назвать любую награду, которую ты хочешь получить.
- Ясно. Неясно, что за важная новость? Что я сбежал?
- Нет. Ты скажешь Лоан как поддержать сейти, как бесконечно длить годы ее жизни, - усмехнулась Алорна.
- И как же?
- Это я скажу тебе позже. Для начала мне нужно подготовить тебе побег. Нас выведут на прогулку, и я поговорю со жрецом. Он поможем. Мне. Значит тебе. Тогда я и скажу тебе, что нужно передать сегюр. И помни, ты обещал.
- Ты сомневаешься в моем слове?
- Нет. Просто напомнила.
Днем, во время прогулки Алорна подошла к жрецу, что приходил в къет для надзирателей, и смиренно попросила выслушать ее - служительницу Модраш. Жрец, молодой флэтонец из клаонов нехотя согласился, а был бы старой закалки - отказал. И пожалел. То что открыла служителю опальная жрица, потрясло того и он тотчас отвел женщину к главному смотрителю Кургосского сеприша.
Монти схватили и без объяснений ударили парализатором.
Когда парень очнулся, с удивлением обнаружил себя пристегнутым наручниками к стене. И тут же забыл о том, получив первый удар хотто. Пять отточенных жал вонзились одновременно, пробирая болью до костей. На восьмом ударе, так и не сообразив за что его наказывают, не получив ответа на свой вопрос, Монти потерял сознание.
Его отнесли в камеру и кинули на ложе.
Алорна бродила по помещению с нетерпением ожидая, когда за ней придут, и поглядывала на окровавленного мужчину. Глупец, а еще сын троуви. Муж! Такой муж больший позор, чем клеймо рабыни.
Монторрион застонав, открыл глаза и уставился на женщину, что откуда-то взяла мэ-гоцо. Минута, другая и до него стало доходить:
