– Скорей к Даугенталю! – закричал Рей.
– Сперва надо этого изолировать, – заявил Дамло, указывая на гипнотизера.
– Да пускай его кондрашка хватит! – ответила Марианна – Не бойтесь, усыпляльщик не насовсем!
Но гипнотизер этого не услышал, поскольку паралич его уже разбил.
***
Они вылетели наружу через дверь, когда первые колонны пешего воинства маршировали уже к зданию, увенчанному золотым сфероидом.
– Пора будить, – сказал Биллендон.
– Осторожнее, – сказал Рей, – чтоб не перепугались!..
– Всех, кроме нас, – сказала Марианна. – Кто как, а я запрещаю себе просыпаться!
Биллендон и Рей переглянулись.
– Одна-то ты много чего натворишь, – сказал Биллендон. – Придется составить компанию! Что с вами, Дамло?
Яйцо Дамло побагровело, исказитесь. Он что-то силился сказать, но смог только ткнуть пальцем в серьгу, из которой доносился говорок репортера:
– Господин Эстеффан вынимает иглу из мускулистой руки сержанта! Второй укол получает господин частный детектив!
– Ой! – пискнул сыщик – и сразу словно бы растаял в воздухе.
Дамло все еще сопротивлялся, скрипя зубами. Помутнели глаза, и под слова репортера: "Идея оказалась правильной: наркологические уколы произвели ожидаемое действие, сержант исчез столь же внезапно, как появился, – вместе с серьгой…
– Я их прикончу! – завопила Марианна. – Хочу, чтоб они облысели все – мэр, этот Жустель, или как его, связывальщики!..
– Ты еще позолоти им лысины, – посоветовал Рей, обрадованный тем, что она не поступила хуже.
– Добро переводить! – ответила Марианна. Мэр, сидя в кустах, не слышал этого разговора. Но его словно ветер по голове погладил. Вискам и затылку стало непривычно прохладно. Мэр потрогал голову – как бильярдный шар! Только что были волосы, не так много, но все-таки, куда они девались? "Ах, мой милый Августин, Августин, Августин.., вот н дожил до седин, черт тебя возьми!" Страшновато было увидеть в упор эти лица, серые от усталости, с неподвижными тусклыми глазами, ряд за рядом… Победоносная армия, двинутая на завоевание того, о чем она понятия не имела, лишенная теперь командиров, но все же движущаяся вперед во исполнение последнего приказа и готовая двигаться, пока выдерживают ноги и сердца.
Г-н мэр, лысенький, сидя в кустах, принимал этот жуткий парад. Было ему грустно, было чего-то жаль…
– Наваждение какое-то! – спохватился Биллендон. – Сейчас они посыплются с обрыва! Эй, проснитесь!
Результат был для всех неожидан.
Спящие пробудились только на миг. Лица ожили. Засверкали глаза, оглядывая этот удивительный новый мир, и тут же закрылись снова. Колонны рассыпались, каждый повалился где стоял, и каждый уснул на свой манер, обыкновенным человеческим сном, избывая нечеловеческую усталость.
– Ну, братцы, это надолго, – сказал Биллендон.
– И пускай себе! – сказала Марианна, прислушиваясь. Не взрыв – эхо отдаленного взрыва донеслось откуда-то из глубины чащи… И приближающийся шум мотоциклетного мотора…
– Рей! Это мамочка!
– Теперь только Гентчера не хватает! – неожиданно для себя съязвил Рей.
– Ревнуешь? – отбрила Марианна. – Давно пора!
В апартаменте пахло малагой. Г-н президент сидел в кресле, уронив голову на стол, но сразу встрепенулся на звук отворяемой двери. Она мигом отметила, что он небрит и что даже очки у него потускнели.
Муж движением руки остановил поток вопросов.
– Мы свергнуты, дорогая, – сказал он. – Мне предъявили ультиматум: заговор против руководства вооруженных сил, принудительная изоляция.., словом, совершенно абсурдные обвинения, но когда ты звонила, дворец находился в осаде. И, видишь ли, пришлось бежать!
– Приведи себя в порядок, – холодно ответила она.
Вскоре лимузин с г-ном президентом за рулем выкатился из подземного гаража, пролавировал по узеньким улочкам и не без труда развернулся перед распахнутыми воротами каменного сарая.
Ее превосходительство отметила не без удивления, что улицы не были уже вовсе пусты, как во время недавней прогулки; навстречу попалось три или даже четыре человека, показавшиеся ей ряжеными: в плетеных шляпах с перышками, в полотняных расшитых блузах и таких же штанах, в грубых башмаках, прошитых некрашенной суровой нитью. Завидев лимузин, они будто бы остолбенели от изумления и провожали его выпученными глазами! Наблюдение примечательное…
Г-н президент был слишком погружен в себя, но и он заметил чуть в стороне от сарая старенькую запряженную лошадью пролетку. Возница поклевывал носом, намотав вожжи на руку. "Должно быть, – подумал г-н президент, – это кто-то из окрестных фермеров, хотя не слыхать было, чтобы в этой округе водились еще лошади".
Так или иначе, этот человек не обратил внимания на президентскую машину и даже не подумал издать приветственного клика. "Тупы еще эти сельские жители, – подумал с обидою г-н президент, – и когда придет к ним просвещенность?" Впрочем, отсутствие просвещенности было сейчас как нельзя более кстати. Не до ликующих толп, было бы лучше, кабы вообще никто не увидел машины и не проследил ее маршрута!..
Лимузин проехал сквозь сарай, напоследок отразившись в сияющем зеркале – радужные блики погладили лица, г-н президент, морщась, поправил очки. Машина остановилась возле ступенек. Прежде чем выйти, мадам включила свет, чтобы оглядеться и не позабыть ничего нужного в салоне.
– Откуда это? – ахнула она.
На туалетном столике возле радиотелефонной трубки лежала перчатка, длинная черная ажурная перчатка, пара той, что была у нее на руке. Перчатка, которую она сама недавно швырнула туда, за дверь, в те кусты…
Поверх перчатки лежал необыкновенно пышный многолепестковый благоухающий цветок шиповника. Он начал уже осыпаться.
Когда меня.., когда меня, мой рыцарь верный, ты любишь так, как говоришь…
Г-н президент довольно умело вывел благоразумно прихваченную с собою мотоциклетку. Когда-то в молодости они на такой вдвоем катались – и довольно лихо. С его, конечно, точки зрения!..
***
Машина все же не осталась вовсе уж незамеченной, Беглые телохранители, вовремя спрятавшись, вышли из укрытия только тогда, когда чихи мотоциклетного мотора удалились.
– Пронесло! – сказал один другому с облегчением.
– Тс-с!.. – отозвался другой.
Им помешали опять: какой-то старик с бородой во всю грудь вышел из той заклятой двери! Он, шаркая, обогнул лимузин, брошенный у ступенек, не задержался и возле зеркала, которое ярко окрасило белую бороду, проковылял в ворота к пролетке, тронул за плечо возницу. Тот встрепенулся, принялся расправлять вожжи.