– Ничего себе! – сказал Изя. – Как их туда занесло?
– Кого? – тупо спросил Андрей.
– Это же наш трактор, балда!
– Какой наш трактор? Который удрал?
Изя помолчал, изо всех сил сандаля нос грязными пальцами.
– Не знаю, – сказал он. – Не понимаю ничего… А ты понимаешь? – спросил он вдруг, повернувшись к Немому.
Тот равнодушно кивнул. Изя с досадой ударил себя по коленям, но тут Немой сделал странный жест: протянул перед собой указательный палец, круто опустил его к полу, а затем поднял выше головы, описавши в воздухе вытянутое кольцо.
– Ну? – жадно сказал Изя. – Ну?
Немой пожал плечами и повторил тот же жест. И Андрей вдруг вспомнил – вспомнил и сразу все понял.
– «Падающие Звезды»! – сказал он. – Это ж надо же!.. – Он горько рассмеялся. – Надо же, когда я это понял!..
– Что ты понял? – заорал Изя. – Какие звезды?
Андрей, все еще смеясь, махнул рукой.
– Плевать, – сказал он. – Плевать, плевать и плевать! Какое нам теперь до этого дело? Хватит болтать, Кацман! Нам выжить надо, понимаешь ты? Выжить! В этом гнусном неправдоподобном мире! Нам вода нужна, Кацман!..
– Подожди, подожди… – пробормотал Изя.
– Я ничего больше не хочу! – заорал Андрей, тряся сжатыми кулаками. – Я не желаю больше ничего понимать! Не желаю ничего узнавать!.. Ведь там трупы валяются, Кацман! Трупы!.. Они ведь тоже жить хотели, Кацман! А теперь просто вздулись и гниют!
Изя, выпятив бороду, слез с кровати, схватил Андрея за куртку и с силой посадил на пол.
– Тихо! – сказал он, страшно сопя. – По морде тебе дать? Сейчас дам. Баба!
Андрей скрипнул зубами и замолчал. Изя отдуваясь вернулся на койку и снова принялся скрестись.
– Трупов он не видал… – ворчал он. – Мира этого он не видал… Баба.
Андрей, уткнувшись лицом в ладони, давил и затаптывал в себе бессмысленный отвратительный вой. Но краем сознания он уже понимал, что с ним сейчас происходит, и это помогало. Очень страшно было: быть здесь, среди мертвецов, еще вроде бы живым, но на самом-то деле уже мертвым… Изя говорил что-то, но он не слышал. Потом его отпустило.
– Что ты говоришь? – спросил он, отнимая руки от лица.
– Я говорю, что пойду пошарю у солдатни, а ты пошарь у интеллигенции. И в комнате у Кехады пошарь – у него там где-то геологический эн-зе должен храниться… Не дрейфь, перезимуем…
В этот момент погасло солнце.
– М-мать! Вот некстати! – сказал Изя. – Теперь фонарь надо искать… Подожди-ка, ведь твой фонарь у меня должен быть…
– Часы, – сказал Андрей с трудом. – Часы надо поставить…
Он поднес запястье к глазам, разглядел фосфоресцирующие стрелки и поставил их на двенадцать ноль-ноль. Изя, ругаясь сквозь зубы, возился в темноте, двигал зачем-то койку, шуршал бумагой. Потом чиркнула и загорелась спичка. Изя стоял посредине комнаты на карачках и водил спичкой из стороны в сторону.
– Ну чего вы расселись, мать вашу!.. – заорал он. – Фонарь ищите! Живее, а то у меня спичек всего три штуки!..
Андрей нехотя поднялся, но Немой уже нашел фонарь, поднял стекло и передал Изе. Стало светлее. Изя, сосредоточенно шевеля бородой, регулировал горелку. Руки у него были крюки, горелка не желала регулироваться. Немой, весь лоснящийся от пота, вернулся в угол, сел на корточки и оттуда жалобно и преданно глядел на Андрея распахнутыми глазами ребенка. Воинство. Огрызки битой армии…
– Дай сюда фонарь, – сказал Андрей.
Он отобрал у Изи фонарь, наладил горелку и приказал:
– Пошли.
Он толкнул дверь в комнату полковника. Окна здесь были плотно закрыты, стекла целы, и поэтому смрада совсем не чувствовалось. Пахло табаком и одеколоном. Полковником.
Все было аккуратно прибрано, два упакованных чемодана отсвечивали добротной кожей, походная раскладная койка застелена была без единой морщинки, в головах на гвозде висела портупея с кобурой и фуражка с громадным козырьком. На громоздком комоде в углу стоял на войлочном кружке газовый фонарь, рядом – коробок спичек, стопка книг, футляр с биноклем…
Андрей поставил свой фонарь на стол и еще раз огляделся. Поднос с флягой и перевернутыми стаканчиками оказался на полке пустого стеллажа.
– Подай, – сказал он Немому.
Немой кинулся, схватил и поставил поднос на стол, рядом с фонарем. Андрей разлил коньяк по стаканчикам. Стаканчиков было всего два, и для себя он наполнил колпачок фляжки.
– Берите, – сказал он. – За жизнь.
Изя одобрительно посмотрел на него, взял стаканчик, понюхал с видом знатока.
– Это вещь! – сказал он. – За жизнь, значит?.. Да разве это жизнь? – Он хихикнул, чокнулся с Немым и выпил. Глаза его увлажнились. – Хорошо-о… – слегка осипшим голосом проговорил он.
Немой тоже выпил – как воду, без всякого интереса. А Андрей все еще стоял с полным колпачком и пить не торопился. Что-то ему еще хотелось сказать, он и сам не знал толком – что. Какой-то очередной большой этап заканчивался, и начинался новый. И хотя ничего хорошего от завтрашнего дня ожидать не приходилось, завтрашний день все-таки был реальностью – особенно ощутимой потому, что это будет, может быть, один из очень и очень немногих оставшихся дней. Это было совсем незнакомое Андрею и очень острое ощущение.
Но он так и не придумал, что еще сказать, – только повторил: «За жизнь» – и выпил.
Потом он зажег газовый фонарь полковника и вручил его Изе, пообещав:
– Если и этот раскокаешь, борода безрукая, надаю по шее…
Изя, оскорбленно ворча, удалился, а Андрей все медлил уходить, рассеянно оглядывая комнату. Следовало бы, конечно, пошарить здесь – наверняка у Дагана хранилась для полковника какая-нибудь заначка, – но шарить именно здесь почему-то казалось… стыдным, что ли?
– Не стесняйтесь, Андрей, не стесняйтесь, – услыхал он вдруг знакомый голос. – Мертвым ничего не нужно.
Немой сидел на краю стола, болтая ногой, и это уже был не Немой, точнее – не совсем Немой. Он по-прежнему был в одних штанах и с тесаком на широком поясе, но кожа его стала теперь сухой и матовой, лицо округлилось, на щеках проступил здоровый персиковый румянец. Это был Наставник – собственной персоной, – и Андрей впервые при виде него не ощутил ни радости, ни надежды, ни подъема. Он ощутил досаду и неловкость.
– Опять вы… – проворчал он, поворачиваясь к Наставнику спиной. – Давненько не видались…
Он подошел к окну и, прижавшись лбом к теплому стеклу, стал смотреть во тьму, слабо озаряемую огоньками догорающей волокуши.
– А мы тут, как видите, помирать собрались…
– Зачем же помирать? – бодро произнес Наставник. – Надо жить! Умереть, знаете ли, никогда не поздно и всегда рано, не так ли?
