— Да, сейчас поняла. Всю жизнь я знала, что не должна была изменять историю.
— Начало всего — создание Земли Призрака Птицы. Гарри тянулся к тебе через смешение времен и эпох. И дотянулся слишком рано.
— Теперь поняла. Но почему все это началось? Для меня все началось со Скатаха. Почему? Я сделала землю призраков после того, как твой сын оказался в Англии, через год после его появления. Так что все это начал твой сын. Скатах — вот настоящее начало. Он вдохновил меня увидеть его будущее и смерть. Пытаясь защитить его, я поймала в ловушку брата... Как я могла такое сделать? Кто такой Скатах? Почему мы так связаны?
— Он сын старика от Элефандиан из племени амбориосканти, — медленно ответил Тиг.
— Элефандиан? Кто она такая? — спросила Таллис.
— Дочь Гарри. Так что она лес только наполовину, — усмехнулся Тиг. — Ты — тетка Скатаха. Вот почему вы так связаны.
Таллис медленно уселась на землю, тряхнула головой и тяжело выдохнула. Тиг вздернул голову и странно посмотрел на нее. Было трудно сказать, сколько в нем от мальчика, сколько от старика.
— Ты знал это все время. Почему не сказал мне?
— Ничего он не знал, пока не вернулся сюда из Бавдуина. Твой вопрос о связи не давал ему покоя. И, внезапно, он понял. Так что он вернулся сюда как из-за этого знания, так и из-за дневника.
— Почему?
— Почему? Потому что Элефандиан — часть того же цикла легенд. Она мать, которая идет к месту гибели сына. Там она находит призрак ее отца, замаскировавшийся зверем...
— Я! — воскликнула Таллис. — Я была призраком Гарри. А она — той самой женщиной в черной вуали...
— ...которая пожертвовала своей жизнью, чтобы дать сыну новую. Старик бы не выдержал такого зрелища.
Какое-то мгновение Таллис смотрела на юного шамана; в ее голове беспокойно трепыхались слова, сказанные старым усталым голосом с молодыми интонациями.
— Значит Скатах тоже придет домой? — спросила она, почти не надеясь услышать ответ от съеденных костей старика.
— Он-то точно здесь будет, — зло усмехнулся Тиг. — Ты говорила старику, что защищала тело его сына камнями...
Отец Листа и Мать Листа.
— Да. Я повесила их над телом. Отца Листа и Мать Листа.
— Ты сама стала Матерью Листа, чтобы вернуться. Ты призвала даурогов. Ты путешествовала в виде даурога, Падубы. И сбросила ее, как змея кожу.
Отец Листа. Листоман. Шаман.[26] Даурог, убежавший от зимних убийств. Он тоже путешествовал со Скатахом, его душа вернулась из Лавондисса, неведомого края, и стала Духом Дерева. Возможно, это был сам Скатах, в виде шамана! Они не узнали друг друга, но, тем не менее, именно близость между ними бросила их в объятия друг друга во время первой же встречи.
Тиг сражался с собой. Он искал создание, преследующее его, и яростно шарил глазами по небу. Костер ярко пылал, по обнаженному телу Тига тек пот. Таллис сообразила, что потеряла Уинн-Джонса. Юноша победил съеденные воспоминания мужчины.
Таллис встала, спустилась с холма, прошла через тихое поселение и пошла на север, вдоль реки. Позади себя она слышала, как Тиг играет на свирели и поет. Кошмарные звуки.
Где-то — похоже на западе — громко закричали птицы. Воздух взбудоражили огромные крылья; они летели туда, где на земляном валу древнего склепа стоял молодой человек.
По крутой тропинке она взобралась в разрушенный замок, прошла через ворота и нашла комнату, где лес взял ее. На полу лежали гниющие поломанные ветки, останки Падубы. Среди костей виднелось несколько зеленых листьев.
А у окна лежали останки Духа Дерева! Таллис присела рядом с ними, погладила пальцами деревянные кости, сухие листья, раскрошившийся череп. Даже если останки были здесь, когда она вернулась из Иноземья, Таллис их не видела.
Ее маски по-прежнему лежали в пещере. Она перебрала их. Какую надеть? Она выбрала Морндун, но вокруг оказалось слишком много призраков; ей было неприятно сознавать, что они носятся в воздухе, пусть и на другом плане бытия.
И не было маски, через которую она могла бы увидеть Скатаха.
Она обыскала утесы, лес, скальные полки. Побывала у каждого костра. Она снимала капюшоны, поворачивала лица к свету, пыталась найти язык, который понимала. Она искала несколько дней.
Даже если он и был здесь, он ушел. Не стал ждать. Возможно, как и сама Таллис, он решил вернуться к тутханахам. Они прошли вдоль реки, зимой, сражаясь с бурей и не видя друг друга.
Она ошибалась.
Она вернулась в пещеру-святилище, голодная и замерзшая. Около ее масок сидел человек, перебирая их узловатыми трясущимися пальцами. Она подошла к нему сзади и он слегка выпрямился, потом обернулся, услышав ее приближение. Редкие седые волосы и сморщенное лицо. Глаза были открыты, но огонь в них погас.
Она положила руки на его плечи и поцеловала его в макушку.
— Дух Дерева, — прошептала она. — Как я рада увидеть тебя.
Он вздохнул и дал голове с облегчением упасть на грудь. Потом улыбнулся и заплакал, его голова затряслась, потом накрыл ее руку своей. И долго молчал, прерывисто дыша, понимая, что время ожидания окончилось и Таллис вернулась домой, к нему.
— Где ты была? — спросил он.
— Ходила по лесу, — ответила она.
Кода
Я вижу во сне сны, которые снятся другим спящим,
И я становлюсь другими спящими.
Уолт Уитмен. «Спящие»
Боль отступила, но голова еще слегка кружилась. Она лежала на кровати, закутанная в меха, лицом к свету, лившегося из маленького окошка ее хижины. Снаружи дул сильный ветер, пахло снегом. Он надеялась, что буря будет не очень жестокой. Год за годом холм из земли и камня, покрывавший Скатаха, становился все меньше. Скоро будет некуда ходить и не по чему бить. Она приходила к Скатаху каждый день. И пинала землю. Ты должен был продержаться дольше. Ты нужен мне.
Он слишком постарел. Путешествие в Лавондисс потребовало от него слишком многого. Но эти несколько лет были хорошими, хотя ей пришлось заботиться о них обоих.
Застучали копыта лошадей? Она попыталась сесть, но не сумела. Ветер пошевелил шкуры, закрывавшие окна. Молодая женщина, поддерживавшая огонь в доме и ухаживавшая за старухой-которая-предсказывает-будущее, и не подумала подойти и помочь. Все знали, что Таллис умирает. Все знали, что оракул умирает. Все боялись.
Слава богу боль ушла.
Она опять легла на спину и уставилась в потолок. Она была голодна, но есть не хотелось. Ей страстно хотелось пойти в священную пещеру, но она с удовольствием лежала здесь. Она хотела поговорить, но нуждалась в молчании.
