Но тут в аппаратную врывается охранник и выводит Роберту под белы ручки.
• • •
Её водворяют в «зелёную комнату» до конца интервью.
Охранник, всё ещё не вышедший из режима «несанкционированное вторжение!» не даёт ей покинуть комнату:
— Мне приказано держать вас подальше от студии.
— Мне нужно в туалет!
Она отталкивает его, снова выскакивает в коридор и несётся в студию. Но там уже нет ни Рисы, ни Коннора, и к интервью готовят следующего участника шоу.
Стараясь не наткнуться на охранника — Роберта в курсе, что в случае чего тот может и транкировать её — она бежит дальше по коридору в раздевалки. Комната Рисы пуста, но Кэм всё ещё в своей. Его пиджак и галстук валяются на полу, словно ему не терпелось как можно скорее содрать их с себя. Он сидит перед гримировальным зеркалом, обхватив голову руками.
— Ты слышала, что она сказала обо мне? Ты слышала?!
— Где она?
— Голову в песок! Черепаха в панцире! Оставь меня в покое!
— Сосредоточься, Кэм! Риса была вместе с тобой на съёмочной площадке. Куда она ушла?
— Убежала. Сказала, что всё кончено, она для меня в прошлом, и убежала к запасной лестнице.
— Она станет прошлым, когда я разделаюсь с нею!
Роберта мчится вниз по запасной лестнице. Они на втором этаже, так что единственное место, куда могла убежать Риса — это парковка, а она в это время суток пуста. Форы у девицы не больше пятнадцати секунд, однако её нигде не видно. Единственный человек здесь — их шофёр; стоит, прислонившись к лимузину, ест сэндвич.
— Ты видел её? — налетает на него Роберта.
— Кого?
Телефон Роберты начинает трезвонить так, что того и гляди его разорвёт на кусочки.
Роберта возвращается. Поиски Рисы не дали результатов. Кэм встречает свою наставницу в «зелёной комнате», где её уже поджидают двое охранников, горя нетерпением выпроводить эту скандальную дамочку с вверенной им территории. Роберта не отрывается от телефона — видимо, пытается вернуть себе контроль над ситуацией.
— Антарктика, — молвит Кэм. — Я, наверно, должен был что-то сказать там, в студии, но меня как будто сковало морозом.
— Что сделано, то сделано, — бросает Роберта и рычит с досады — прозевала очередной звонок. — Пошли отсюда!
— Спускайся. Встретимся у машины, — говорит Кэм. — Мне надо забрать свои вещи из раздевалки.
Охранники торжественно выпроваживают Роберту на улицу. Кэм возвращается в раздевалку, надевает пиджак, а галстук аккуратно сворачивает и кладёт в карман. Затем, убедившись, что Роберта покинула здание, сообщает:
— Всё в порядке, она ушла.
Открывается дверь шкафа, и оттуда выходит Риса.
— Спасибо, Кэм.
Юноша пожимает плечами.
— Так ей и надо. — Он поднимает глаза на Рису. Та задыхается, как будто только что долго и быстро бежала, но Кэм знает — она бежала только у себя в голове. — Их всех расплетут? Твоих друзей-беглецов?
— Не сразу, — говорит она, — но... да, расплетут.
— Это ужасно. Прости меня.
— Это же не твоя вина.
Произнося эти слова, Риса не смотрит на Кэма, отчего ему кажется, что она всё же некоторым образом обвиняет его. Словно само его существование делает его виновным.
— Я такой, какой есть, и ничего с этим поделать не могу, — шепчет он.
— Я понимаю... Но сегодня ты показал мне, что способен подняться над тем, кто ты есть.
Она наклоняется и целует его в щёку. У него такое чувство, будто все швы на его лице пронизывает электрический разряд. Риса поворачивается, чтобы уйти, но он не может отпустить её. Он не отпустит её, пока не скажет...
— Я люблю тебя, Риса.
Она оглядывается. Ей нечем ему ответить, кроме извиняющейся улыбки.
— Прощай, Кэм.
И в следующую секунду она исчезает.
И только после её ухода в нём поднимает голову ярость. Это не просто всплеск, это целое извержение, которому необходимо дать выход. Кэм хватает стул и швыряет его в зеркало. Фонтан осколков. Кэм молотит о стены всё, что попадается под руку, и останавливается только тогда, в комнату врываются охранники. Они набрасываются на юношу втроём, и всё равно он сильнее. Ведь в нём живут лучшие из лучших; каждый его мускул, каждая группа мышц, каждый нервный узел — всё совершенно, всё великолепно. Он стряхивает с себя нападающих и стремглав мчится по запасной лестнице. Влетает в лимузин, где его ждёт Роберта.
— Ну что ты там так долго?!
— Одиночество, — отвечает он. — Хотелось побыть наедине с собой.
— Ничего, Кэм, ничего, — говорит она и велит шофёру ехать. — Мы справимся.
— Конечно.
Но свои истинные замыслы он хранит при себе. Кэм никогда не смирится с уходом Рисы. Он не позволит ей исчезнуть из его жизни. Он сделает всё, чтобы добиться её, вернуть, удержать при себе. У него на вооружении все ресурсы, которыми располагает Роберта, и он всегда получает то, что хочет. Он не остановится ни перед чем.
Роберта в паузах между телефонными звонками посылает ему подбадривающие улыбки, и Кэм улыбается в ответ. Пока что для виду он станет играть в её игру. Будет послушным мальчиком-«сплётом», но начиная с этого момента у него своя, тайная, программа. Он претворит в жизнь мечту Рисы и разнесёт «Граждан за прогресс» в клочья, в кровавые мелкие ошмётки.
И тогда Рисе не останется иного выбора, кроме как полюбить его.
Наша страна подвергается испытаниям, как изнутри, так и снаружи... Испытывается наша воля, но не наша сила.
— Президент Джонсон в ответ на выступления школьников против войны во Вьетнаме, 1968 год
Я свято верю, что нынешний разрушительный внутринациональный конфликт будет разрешён, и соглашение, к которому придут обе стороны, послужит окончательным решением проблемы подростков-бунтарей. Но пока этот славный день ещё не настал, я учреждаю комендантский час с восьми часов вечера для всех граждан, моложе восемнадцати лет.
— Президент Мосс во время Глубинной войны, за две недели до его убийства воинствующими сепаратистами Нью-Джерси
В Южной Калифорнии, далеко к югу от мишурного блеска Голливуда и к востоку от обширных предместий Сан-Диего раскинулось большое озеро, такое же всеми забытое и нелюбимое, как сирота из государственного приюта или приговорённый к заготовительному лагерю аистёнок. Сотни тысяч лет тому назад здесь была северная оконечность моря Кортеса[40] — ещё до того, разумеется, как это море получило своё название. Но сейчас это лишь пространное солёное озеро, понемногу высыхающее и сдающее позиции пустыне. Слишком солёное для того, чтобы в нём водились какие-либо позвоночные — рыба в нём давно вымерла, и вместо гальки его берега покрыты искрошенными рыбьими костями.